— Но ты знаешь об этом. Значит, ты соучастник.
— Давай ты не будешь читать мне нотации, — Ричи поднес зажигалку прямо к больному пальцу и нажал на колесико. Пламя вспыхнуло, он продолжил держать палец над огнем, — мне негде больше жить, а на улице я жить не хочу. Больше не хочу.
— Ты жил на улице? — спросил я, и в какую-то минуту уже оказался возле Ричи и вырвал у него зажигалку из рук; пламя погасло, на пальце у него покраснела кожа, — прекрати так делать, ты меня пугаешь.
— Жил.
— Я тебе не верю, — сказал я, но все еще держал в руках зажигалку, чтобы Ричи снова не начал себя поджигать. Он слабо улыбнулся.
— Ты видел шрам, — Ричи едва заметно дернул плечом, как будто что-то в нем сломалось, — думаешь, в семье бы так сделали?
— Ну, знаешь, — я сжал зажигалку, — твоя новая семья избивает тебя.
— Это ерунда.
— Это не ерунда, Ричи! Прекрати говорить ерунду. Тебе нужна помощь, так же как и мне. Я не знаю, где ты жил до этого, и что с тобой было. И уверен, что ты бы не стал мне врать, если бы решился рассказать, но… Ты знаешь, что твой отец. Господи, я даже это слово произнести не могу! Творит такие вещи, и ничего для этого не делаешь?! Чем ты лучше его?!
— Чем я лучше?! — вскрикивает Ричи, и я впервые слышу, как он повышает голос, и это так действует на меня, что я забываю, что я хотел еще сказать, — мой отец бы все равно совершал эти вещи. И я не вправе его судить, потому что для мня он сделал хорошее дело, и он бы все равно поступал так и без меня, а я… Я помогаю тем, кого он похищает, тем девочкам, я провожу с ними время, чтобы им было не так страшно, и я… Я просто не хочу возвращаться обратно, откуда он меня забрал! Да, пускай он делает ужасные вещи, пускай он меня иногда бьет, — Ричи начал размахивать руками, — это лучше, чем то, что было со мной раньше!
— Эй, тише, — вот тут я уже испугался не на шутку. Я подлетел к Ричи, быстро пряча его зажигалку к себе в задний карман джинсов, и обнимая его, зная, что я не должен этого делать, но не зная, как мне еще его успокоить. Ричи начал трястись, пытаться вырваться, но я сильнее сжал руки, — эй, тише. Тише, успокойся. Сейчас его нет рядом, слышишь? Все хорошо.
Сердце у меня выбивало чечетку, пока Ричи дрожал у меня в руках. Вот тут мне стало совсем, по-настоящему страшно. Я оглядывался на дверь, боясь, что вот сейчас его папаша услышит нас, вернется и пристрелит уже обоих, и даже слабый шанс на спасение у меня исчезнет. Я обнимал худое тело Ричи, и понимал, что пленник здесь вовсе не я.
И от этой мысли становилось еще страшнее.
— Надо выбираться отсюда. Давай свалим вместе, я обещаю, что ты не вернешься в то место, откуда ты…
— Он найдет. Он меня находил уже.
— Ты сбегал? — глаза у меня округлились, и я прижал Ричи к себе еще сильнее. Я собирался найти помощь в нем, но кажется, помощь нужна Ричи больше, чем мне.
— Да, но он возвращал меня. У меня нет документов, — Ричи шмыгает носом, и я наконец перестает трястись и вырываться. Но я все еще держу его, — он везде меня найдет.
— Зачем ты ему? Он… — я смотрю на Ричи, и тот опускает глаза. Он не врет. Он не может так врать, такое не сыграть, это… Я перевожу дыхание, — он делает с тобой… Какие-то плохие вещи?
— Нет, нет, — Ричи качает головой, пытается отстраниться, и я чуть ослабляю хватку. У меня бы все равно не хватило сил долго удерживать его, — на самом деле, я не так уж и нужен отцу… Ему было бы все равно, если бы я умер, потому что… Ну, он всегда может найти другого человека для той работы, что я выполняю, просто… Он тут не самый главный, если уж на то пошло.
— А кто главный? — я смотрю на Ричи, на его бледное лицо с покрасневшими веками и лопнувшими капиллярами в белках глаз, — Ричи? — мне хочется тряхнуть его куклу, но у меня плохо получается владеть собой и своим голосом, — есть кто-то еще?
— Нет, я говорю про Маму, — Ричи шмыгает носом, и смотрит мне прямо в глаза. Линза начинает выпадать у него из зрачка, и меня чуть не тошнит от этого вида, — это она меня забрала. Я ей нравлюсь.
— Она тебя…
— Да.
Я чувствую, как во рту назревает огромный липкий ком, как будто я проглотил комок шерсти. Он начинает разбухать и разрастаться, давя на кадык изнутри глотки.
— Откуда он тебя забрала?
Сердце подскакивает, а потом замирает. Я смотрю на Ричи, не шевелясь, а он начинает моргать глазом, и линза совсем выпадает у него из глаза и падает на пол.
— Из борделя.
========== 21. Дом ==========
Melanie Martinez — Dollhouse
— Ты сейчас шутишь? — я смотрю на Ричи в упор, боясь моргнуть и того, что через мгновение это все разрушится или окажется сном.
— А я разве похож на человека с чувством юмора? — Ричи хмыкает, утирает лицо рукавом куртки. Это, наверное, не очень приятно, но он не обращает на это внимания и продолжает тереть кожу. Я смотрю на него и не могу пошевелиться.
— Я… Я даже не знаю, что и сказать.
— И не надо, — Ричи обрывает меня, смотрит поверх руки, которой водит по лицу, — мне твоя жалость не нужна. Я сказал это не ради жалости.
— Но… Как это получилось? Где твои документы? Как ты там оказался и вообще…
— Интересуют грязные подробности? — Ричи закатывает глаза, потом снова смотрит на меня. Из-за того, что одна линза выпала, взгляд у него кажется теперь еще более пугающим и жутким — один глаз — черного цвета, с огромным черным зрачком, который смотрит сквозь тебя, а другой — нормальный, человеческий глаз, с карей радужкой и маленьким зрачком, — своей фантазии уже не хватает?
— Эй, — я поднимаю руку и слегка хочу толкнуть Ричи в плечо, но потом передумываю, — нет, я просто решил спросить. И вообще, давай выйдем отсюда. Мне здесь не нравится.
— Полчаса назад еще нравилось.
— Полчаса назад я еще не знал, что ты жил в борделе.
— А это разве что-то меняет?
Вопрос кажется мне странным. Меняет ли это что-то?! Да это меняет все! Голова начинает раздуваться, я взмахиваю руками.
— Конечно, блин! Или ты это тоже считаешь нормой?!
— Ничего я уже не считаю, — резко говорит Ричи, откидывая волосы с лица, — знаю только одно: туда возвращаться я не хочу больше всего в жизни, и если ради этого мне надо жить с моими новыми родителями, я согласен. Это лучше, чем там. Что угодно лучше, чем там.
Ричи говорит так, что я не могу ему не верить. Я смотрю на его рваные, нервные жесты, напускную безэмоциональность, нервные тики, припадки, неумение себя контролировать и желание контролировать меня. И картинка в голове начинает складываться в единый образ, то, что было прозрачным, начинает проступать яркими красками. Я ведь даже не думал, что такое может быть на самом деле. Вот почему он тогда вспылил, когда я сказал, что родители не разрешали мне распоряжаться своим собственным телом. Вот почему так резко отреагировал… У меня по телу прошли мурашки. Я еще раз посмотрел в лицо Ричи.
— Как это произошло?
— Так и произошло, — выплюнул Ричи, отворачиваясь от меня, — а как произошло, что ты сел в машину к незнакомцу?
— Я не подумал об этом.
— Я тоже тогда не думал! — голос Ричи снова срывается, как и он сам. Он отворачивается от меня, отходит к клетке, и я боюсь, что он может устроить истерику, начать кидаться на стены и кричать, и я не смогу его успокоить. Но вместе этого он просто берется руками за прутья решетки, прислоняется к ним лбом и не смотрит на меня, — я следил за тобой. Весь этот год, когда оказался на свободе после того места. Делать было нечего, увидел, как ты возвращался домой и стал следить. Я не собирался ничего совершать с тобой, просто мне хотелось посмотреть и узнать, как живут нормальные люди.
— Ты выбрал не тот объект, — шепчу я, потому что от этой картины мне становится дурно. Он следил за мной целый год?! Целый год?!
— И тебе стоило бы закрывать окна в своей комнате, когда ты занимался своими грязными делами, — доносится до меня голос Ричи, и я только цокаю языком.