(нигде)
Я подумал о Стэне. Он хоть переживает за меня? Чем он сейчас занят? Наверное, проводит время с Биллом. Ненавижу их! Два конченных придурка. Если бы не та ссора со Стэном, ничего бы этого не было! Я бы не оказался в доме у какого-то психопата, в комнате, наполненной разными секс-игрушками, а был бы у себя дома, и…
И что бы ты там делал? Опять ждал неделями, чтобы родители ушли из дома и ты смог спокойно подрочить? Когда родители уходили по делам, и я оставался в доме один, это был самый счастливый день в моей жизни. Я мог больше не прятаться в ванной или в туалете, вздрагивая от каждого шороха, а мог представлять себе разные фантазии и наслаждаться процессом.
Давай, сделай это.
Нет.
Я открыл глаза. Снова посмотрел на потолок. Я не знал, сколько сейчас времени и какой сегодня день недели. Наверное, среда, а может быть, и воскресенье. Выходные дома всегда были ужасными — родители с самого утра на ногах, отец едет за покупками, а мама затевает генеральную уборку. Я не могу нормально почитать книгу, потому что мама врывается в мою комнату с пылесосом, ворошит мои вещи, протирая пыль, хотя я могу все сделать сам.
— Не надо, милый. У тебя в детстве была астма, аллергия на пыль, иди посиди на кухне, но не закрывай дверь.
И я уходил. Потом помогал маме помыть посуду, приготовить обед, ужин, потом мы все вместе садились есть и смотреть вечером комедии. Счастливая семья.
Я заворочался на постели. Спать не хотелось, есть тоже, от скуки я не знал, чем заняться. Ложился то на один бок, то на другой, уже отлежав себе все тело. Я начинал нервничать и злиться, потому что был беспомощен в этой ситуации. Вот бы сюда пришел Ричи. Мы бы хоть с ним поговорили. И когда вернутся его родственники или кто они ему там? А если им не понравится, что я тут нахожусь? Вдруг тот мужик не будет таким сговорчивым? Что тогда? Я постарался об этом не думать, иначе у меня могла бы случиться паническая атака. Слава богу, что у меня не было клаустрофобии, а то я бы тут совсем сошел с ума.
Я встал, чтобы размять ноги. Стал слоняться из угла в угол, высчитывая шаги. Напевал под нос песни. Вспоминал стихи, которые учил в школе, лишь бы не совсем рехнуться от скуки. В какой-то момент я даже попытался позвать Ричи. Крикнул несколько раз его имя, но в доме, казалось, вообще никого не было. Я не слышал никаких шагов ни за дверью, ни этажом ниже, ничего. Пусто.
Кажется, я был здесь один.
Если бы я смог выйти и побродить по коридорам! Хотя бы внутри дома, это было бы уже отлично, потому что здесь я выучил уже каждый угол, не зная, куда себя приткнуть.
Самое ужасное, что я знал, чем бы я занялся в свободное время дома. Тогда я только мог мечтать о таком количестве свободного времени и пустом доме, но сейчас просто не знал, что с этим делать. Думай, Эдди. Ну же. Ты один. Никого нет. И ты любишь этим заниматься.
Я мысленно застонал. Порой я ненавидел свое тело, которое в любой неподходящий момент требовало внимания, да так, что я не мог перестать думать об этом, ощущая почти невыносимую боль, пока не решал эту проблему. Помню, как пару лет назад, я сидел на уроке литературы в школе и пытался написать сочинение по «Моби Дику». Абсолютно скучная и не эротичная книга, которую я прочитал через силу, и вот теперь пытался написать какое-то свое мнение, но так, чтобы это понравилось учителю. В какой-то момент я отвлекся, засмотревшись на своего одноклассника. Он сидел через ряд от меня, подперев щеку рукой и быстро писал в тетради, высунув кончик языка. Был апрель, солнце светило сквозь высокие окна кабинета, попадало лучами ему в волосы, окрашивая их в медовый цвет. Я стал представлять, как после урока мы оба задерживаемся в классе, делясь впечатлениями о прочитанной книге, а потом кто-нибудь в шутку запрет нас снаружи. Мы пытаемся открыть дверь, а потом смущенно улыбнемся друг другу, понимая, что оказались вдвоем в запертом пространстве. Он подойдет ко мне, я сяду на парту и мы начнем целоваться. В двенадцать лет мои мысли не уходили дальше поцелуев, но и от этого я не мог усидеть на месте. В итоге, мне пришлось поднять руку и попросить выйти, неловко семеня, потому что даже идти было больно. Я трижды вымыл руки с мылом перед тем как заперся в кабинке, открывая ее локтем, чтобы не трогать член грязными руками. Боялся занести какую-то инфекцию, но терпеть до дома не было сил, и мне пришлось подрочить в тесной кабинке туалета, пока мои одноклассники писали сочинение, пытаясь получить высший балл. Я так испугался, что смогу испачкать школьную форму, а мысль о том, что кто-то мог зайти и услышать сдавленные вздохи только больше меня возбуждали. Я только расстегнул ширинку на школьных брюках и встал перед унитазом так, будто бы собирался использовать его по назначению и начал читать надписи, сделанные маркером на стенке кабинки. Эту кабинку в туалете для мальчиков на третьем этаже называли спермобанком, потому что обычно здесь девчонка из старших классов, Зои, отсасывала всем парням за десятку, а потом парни писали там свое имя и комментарий, типа, как будто ставили ей оценку, как в приложении для такси.
Я даже думал обратиться к ее услугам. Карманных денег у меня хватило бы не на один такой минет, но я стеснялся, и девушки меня не привлекали. Я закрыл глаза и представил своего одноклассника, того, с медовыми волосами, как будто бы он оказался в кабинке вместе со мной. Представил его на коленях. Представил, что одной рукой зарываюсь ему в его восхитительные волосы, пока толкаю член ему в рот. Я видел такое на видео
(порно порно порно)
и мог о таком только мечтать. Я представлял его длинные ресницы, шрамик на щеке, клетчатый свитер под пиджаком, пока сжимал пальцы на своем члене.
Мне хватило пары минут, чтобы кончить. Я забрызгал немного сливной бачок, и морщась, вытер его туалетной бумагой, а потом, едва касаясь брюк, застегнул молнию. Член успокоился и больше не пульсировал так, будто в него раскаленные иглы пихали. Я вернулся в кабинет и дописал сочинение.
За него я потом получил высший балл.
***
И чем старше я становился, тем больше фантазии поглощали меня. Наверное, меня можно было назвать озабоченным, но никто об этом не знал. Я хорошо учился, не сквернословил, не общался с плохими компаниями, не курил, не принимал алкоголь, спать ложился до полуночи, а домой возвращался строго в девять. Наверное, именно эти цепи и оковы со стороны родителей и открыли во мне эту новую грань, которая порой пугала меня. Все эти образы, которые появлялись у меня в голове, то, что я чувствовал, развивая эти фантазии. Я покупал самые дешевые скетчбуки, не потому что у меня не было на них денег, а потому, что после их заполнений я сжигал их на заднем дворе дома, чтобы родители не нашли.
Я рисовал порно. Самое бесстыдное, невозможное, которое только мог представить. Я представлял, как меня имеет целая футбольная команда, хотя при этом не был знаком ни с одним парнем оттуда. Если бы кто-то из них в жизни подошел ко мне спросить время, я бы перепутал все слова в голове и промычал бы что-то нечленораздельное, но в своих фантазиях я был другим.
Свободным. Раскрепощенным. Грязным.
Я начал познавать свое тело лет в двенадцать, когда член был изучен вдоль и поперек. Я подумал о том, что чувствует человек в момент анального секса. Так ли это приятно? И начал с пальцев. Жирный детский крем, который мама хранила в аптечке на случай солнечных ожогов, я выдавливал толстой пленкой на пальцы и когда оставался дома один, открывал в себе новые грани.
Сначала было странно. Неприятно. Как будто неправильно, что так не должно быть и ощущаться. Но я продолжал, ведь как иначе я смог бы потом этим заниматься? Мне хотелось узнать, попробовать. Я упражнялся пальцами, изогнувшись в неудобной позе, широко разведя ноги и утопая в подушках, чтобы было приятно. Я растягивал себя, потому что пальцами всегда было неудобно достать глубже, а как только я попробовал впервые, внутри как будто появился зуд, такой, от которого невозможно избавиться. Тебе хочется еще. Еще. Глубже. Больше.