На рубке были только перепуганные члены экипажа, которые сразу же предприняли попытку сдаться. Архимаг капитуляцию их не приняла, сделав исключение только для бедолаги-штурмана.

Фелисия дала мне пару секунд, достаточных для того, чтобы выключить двигатели эсминца и питание орудийной палубы. Теперь можно было не боятся того, что шаттл уничтожат.

— Эта штука — самое отвратительное из того, что мне приходилось встречать за последнее время, — заметила она, кивая на штурманское кресло.

Я был бы с ней целиком согласен, если бы не та кровавая баня, что она учинила здесь только что.

Джонга мы отыскали возле спасательных капсул в компании пары охранников. Он был в шаге от того, чтобы сбежать:

— Это он! — воскликнул я.

Если бы Альфред не замешкался, услышав мой голос, кто знает, может быть, и успел бы добежать, а так Фелисия придавила его к полу, словно букашку, а охране переломала все кости. По крайней мере, звук был именно таким.

Её голос оказался холоден до мурашек:

— Так это ты похитил моего сына. Зачем? Что ты хотел в обмен на него? Денег, власти?

— Мне нужно убежище! Меня преследуют!

В зелёных глазах Альфреда застыл животный страх. Я был уверен, что он видел, что учинила архимаг с его экипажем.

— Я заплачу! — в ужасе воскликнул он и сразу добавил. — Я лорд-адмирал! Вы не можете угрожать мне!

Истинный безумец.

— Рыдать у тебя не будет времени, — холодно ответила Фелисия. — Мне не нужны твои деньги, а твои угрозы не имеют никакой силы.

Она двинулась на него, собираясь, по-видимому, совершить что-то совсем уж неприятное. Я же неожиданно осознал, что должен этому помешать. Точнее, взять на себя эту незавидную роль. Мстительность не была той чертой, которая определяла мой характер. Но этот человек за свою жизнь сделал столько ужасных вещей, оставил позади столько покалеченных судеб, даже без учёта моей собственной, речь шла о сотнях, если не больше.

— Стойте, он прав, — сказал я.

Архимаг с удивлением посмотрела на меня, требуя пояснений. Джонг же… как мне показалось, он всё понял сразу.

— Вы не из… отсюда. В отличие от меня, — коряво объяснил я, поднимая оружие одного из охранников Джонга. — Будет большой скандал, если его убьёте именно вы.

Интуиция подсказывала мне, что с точки всевозможных законов, несмотря на то, что женщина передо мной ничем не отличилась от прочих людей, населявших Человеческое Содружество, она всё равно считалась инопланетянином. Легко было представить, какой скандал разразится, если фактически пришелец убьёт в Солнечной Системе одного из самых влиятельных людей Содружества.

Но если это сделает капитан в отставке, Генри Чейдвик… Вряд ли это принесёт мне хорошую славу. Впрочем, куда ведут благие намерения, я очень хорошо знал.

— Ха! Ты не посмеешь, Чейдвик! — с вызовом фыркнул Альфред. — Все знают, что ты за человек! Рефлексирующий слюнтяй!

— Да, — согласился я, снимая оружие с предохранителя. — А ещё — мясник Аркадии. Ты мне даже за это медаль дал.

Ответить он уже не смог. Этим поступком я совершенно не горжусь, но считаю, что поступил единственно верным образом.

***

Никогда ещё личная клиника Османовых, расположенная на окраинах Минска, не видела столь разномастной публики.

Во-первых, здесь присутствовали практически все Османовы, включая Николая и Романа, которые, узнав о происходящем, подняли на уши всё и вся. Во-вторых, архимаг и её сыновья, плюс Рин, передавшие врачам мою супругу и попытавшиеся им объяснить, что именно они с ней делали. Получалось так себе, и я вполне мог понять медиков. В-третьих, команда «Своенравного».

Последнее объяснялось тем, что Фаррел, по какой-то неведомой мне причине, собрал там практических всех людей, когда-то служивших под моих командованием. Им почему-то показалась важной трагедия, произошедшая с мной, и они едва ли не с боем прорвались на планету.

Многие из них, особенно офицеры, хотели обмолвиться со мной хотя бы словом, но я не предоставил ни им, ни прочим даже шанса на это, проводя всё время как можно ближе к жене. Фактически это означало, что я непрерывно сидел перед операционной в ожидании того момента, когда доктор выйдет оттуда и объяснит, что происходит.

А происходить было чему. Судя по всему, туда нагнали персонала со всей планеты, если не больше. Лучшие специалисты бились за жизнь моей супруги и нашего нерожденного ребёнка.

То и дело ко мне подходил то один, то другой человек, пытаясь что-то сказать или как-то утешить. Я никого не слушал. Всё, что для меня существовало в этот момент — дверь операционной. Даже Николай Османов — один из самых могущественных людей Содружества, а в остальное время дядя, фактически отец Джанет, попытался завести разговор, но остался ни с чем.

Не знаю, сколько времени прошло. Наверное, часов двадцать, во всяком случае, Солнце успело встать и зайти за это время, но я дождался того момента, когда дверь открылась и из неё вышел усталый врач в зелёной форме. К нему разом ринулось множество народу, но все они уступили право разговаривать мне.

— Состояние пациентки тяжёлое, но стабильное, — объяснил хирург. — Пуля задела позвоночник, но нашими усилиями всё обошлось. Ей несомненно потребуется реабилитация, однако в остальном каких-то критических повреждений нервной системы нет. Так же пациентка потеряла много крови, и сейчас мы стараемся это компенсировать с помощью переливания.

Он замолчал, давая мне возможность задать напрашивающийся вопрос самостоятельно:

— А ребёнок…

Передо мной стоял опытный врач. Он без единого промедления изобразил на лице скорбь и рассказал:

— Несмотря на все усилия ваших… друзей, — он растерянно посмотрел на Фелисию, с коей имел длинный, но безрезультатный разговор, а сейчас она внимательно его слушала, и продолжил, — мы ничего не смогли сделать. Плод, кхм, простите, ребёнок мёртв. Единственный выход сейчас — спасать мать. Мы планируем дать ей немного набраться сил, а затем, через некоторое время произвести аборт. Простите.

Я поник, а затем сел обратно. Мы с Джанет уже года два пытались завести детей. Пока без вмешательства медицины, хотя она позволяла очень многое. На этом настояла сама Джанет, желая вкусить все плоды материнства. Похоже, сюрприз для меня должен был быть что надо. Будет ли у неё второй шанс? Вряд ли. Не после такого количества операций. И уж точно от идеи «сделать всё самостоятельно» придётся отказаться.

Ко мне начали подходить люди, выражавшие те или иные формы соболезнований. Неожиданно их всех оттеснила Фелисия, которая сумела привлечь моё внимание всего одной фразой:

— Я знаю того, кто может вам помочь.

Мой взгляд встретился с её. Сейчас я находился в таком состоянии, что без раздумий бы пошёл на сделку хоть с дьяволом, лишь бы спасти этого ребёнка.

— Вам придётся разговаривать с ней самостоятельно. И это будет непростой разговор. Скажите, и я телепортирую вас к ней.

— А если её не будет дома? — дурацкий вопрос, но из-за бушевавших эмоций спросить что-то стоящее я не сообразил.

— Уверена, что она прекрасно знает о вашем визите и будет готова. Мне начинать?

— Да, — никогда раньше я не был так уверен в своём ответе.

***

Меня перенесли в какую-то захудалую деревеньку, засыпанную снегом по самые крыши. Стояло ранее утро — это я понял по перекличке петухов где-то вдали. Кто здесь может мне помочь и как?

— Я, голубчик, — произнёс скрипучий голос.

На крыльце одного из домов, стоявшего несколько обособленно от остальных, сидела старуха, курившая трубку, которой было не меньше чем лет двести. Глаз у неё не было, только тёмные провалы на их месте. Это не помешало ей меня заметить и даже повернуть голову точно в мою сторону.

— Вы…

— Знаю. Всё знаю. И действительно могу помочь, но цена… — она затянулась трубкой и выпустила облачко дыма, — будет ох как высока.

— Что вам нужно?

— От тебя? — в её голосе послышалась усмешка. — Ничего. И совсем не потому что нам нечем меняться. Просто и без моих хотелок ты заплатишь столько, скока представить даже не можешь.