Напрягающая полумертвая тишина, правда, продержалась недолго: сперва кто-то повернул кнопки невидимого радио, начавшего бодро болтать голосом престарелого рыхлого рыбака, расхваливающего перебираемую в алфавитном порядке выловленную рыбину — даже Юа выцепил любовный акцент на расхваленную до последней чешуйки треску, — а потом лисий Рейнхарт, так и не научившийся дружить с понятием зачем-то присущего людям терпения, постучал пальцами по столешнице, таким вот нехитрым способом пытаясь привлечь внимание сидящего напротив мальчишки.
Юа — исконно из упрямства, неловкости и легкого мурашчатого испуга — не повернулся, не скосил даже взгляда, и Микель, ничего не добившись и тяжело от этого вздохнув, как можно дружелюбнее произнес, натягивая на губы вымученную улыбку:
— Это Radio Iceland 89, 1 FM. То, которое вещает нам с тобой о познавательной рыбьей породе. Признаться, иногда я люблю послушать именно эту волну, и не надо, не фыркай, мальчик мой, так, будто я сейчас сказал нечто до невозможности чудаковатое. Нет, ни треска, ни акула меня, только представь себе, не волнуют: здесь всё дело в этом замечательном дядюшке Арчи, этаком скользком хитрющем жулике, подспудно, между строк, если суметь расслышать и понять, отпускающем пошлые, быть может, но по-особенному дальнозоркие шуточки.
Юа на это его заявление, разумеется, не отреагировал: всеми силами делал вид, что не слушает, не интересуется — если не считать одного самопроизвольно проскользнувшего заинтересованного взгляда — и вообще не живет и не дышит, обернувшись вырезанной из дешевого синтетического льда кукольной принцессой.
Рейнхарт, прождав секунду, десять, минуту и, наверное, две, но так никакого ответа и не получив, потеребил беспокойными пальцами столешницу. Постучал костяшками, подушками, кончиками ногтей. Пытаясь успокоить рвущегося из нутра вспыльчивого дракона, но явственно терпя один безнадежный крах за другим, медленно вдохнул и выдохнул расширившимися ноздрями, после чего уже куда более мрачно процедил до судорожности короткое и требовательное:
— Ну и?
На это Уэльс всё же скосил с минуты на минуту выжидающие подвоха глаза, сжал в тонкую линейку покусанные губы. Настороженно, боясь что-нибудь не то спровоцировать, но ни черта не понимая, чего этот человек от него хочет, уточнил:
— Что «и»?
— Право слово, юноша… Если вы таким образом пытаетесь надо мной поиздеваться, то, заверяю со всей ответственностью, получается у вас это знатно. Мастерски, я бы даже сказал, — невесело хмыкнул Микель. — Однако мы пришли сюда для того, чтобы познакомиться друг с другом поближе в условиях, которые не должны вас пугать или напрягать, поддержать непринужденную беседу и утолить голод, которому, готов поспорить, подвержен даже такой неприступный цветок, как вы. Поэтому мой вам добрый и настоятельный совет: открывайте меню и готовьтесь что-нибудь оттуда выбрать. Скоро за нашим заказом явится официант.
По скудному и прямому мнению Уэльса, хворо и хвило усваивающего, кто, как и чем в этом странном мире живет, во всём том, что у них тут говорилось и творилось, крылась какая-то очень незаметная, но при этом назойливая и налипающая синяками на глаза…
Нехорошая дрянь.
Неуверенно поелозив на стуле, обдав колющимся недоверчивым взглядом пласт убитых и пущенных на хренову бумаженцию деревьев, ни к какому меню он так и не притронулся, зато с крайней серьезностью, окончательно выводя тем самым Рейнхарта из себя, буркнул:
— У меня нет таких денег, чтобы здесь жрать. Даже на один чертов кусок хлеба не наберется — видел я еще на входе, какие тут расценки. Надо было сперва башкой думать, прежде чем тащиться в такое место и выделываться передо…
Остальные слоги, буквы, звуки, да и сам Уэльс заодно тоже — так и растаяли, растворились в громком и злостном ударе сжавшегося кулака по подскочившей да прозвеневшей деревянной столешнице, за которым Микель, скривив почти до неузнаваемости потемневшее лицо, кажется, ни разу больше не мог справиться с наложенным самим на себя обещанием оставаться в трезвом сознании, не повышать голоса и не поднимать в присутствии дикого мальчишки распугивающих рук.
— Я, как ты мог бы уже заметить, пригласил тебя сюда. Пригласил, дай-ка повторюсь еще раз. А это, если само слово тебе ни о чём не говорит, буйное дитя Востока, означает, что платить буду я. Отныне и впредь, что бы ты ни выбрал, чего бы ни захотел и куда бы ни пошел — платить за это буду я, это ты своей маленькой недалекой головкой понимаешь? Советую, так или иначе, понять, потому что в обратном случае терпение мое закончится очень и очень быстро, что, не стану отрицать, обернется весьма печальной константой для нас обоих.
Юа, который всё порывался раскрыть бойкий петушиный рот, хоть и понятия не имел, что хотел и что должен был на всё это сказать, вдруг заметил в дверном проеме показавшуюся светловолосую макушку здоровенного Одинового сына — явившийся на тревожный звук, тот оглядел залу, покосился в сторону Рейнхарта, прислушался к невозмутимой и размеренной речи, погрузился в несколько напевчатых строчек, брошенных на то, чтобы умаслить и угомонить нахохлившегося мальчишку напротив, и, тонко уловив верный смысл происходящего, спокойно удалился обратно, прикидывая, когда пылкие своеобразные клиенты будут готовы сделать заказ, если один из них от этого заказа всячески, к сожалению заведения, отверчивался.
— Так что, быть может, если я достаточно ясно выразился и всё для тебя прояснил, ты окажешься так добр открыть свое меню и выбрать что-нибудь, чтобы этого не пришлось за тебя делать мне? Не подумай, будто мне сложно, милый мальчик, но хотелось бы, чтобы ты поужинал тем, что самому тебе наверняка придется по вкусу… А кормят здесь, как я уже говорил, весьма и весьма хорошо.
Юа открыл и закрыл рот снова, поелозил на беспокойной пятой точке, покосился на окруженный невидимыми официантами выход и за накрепко замурованное рамами окно…
И, конечно же, просто-напросто повторно отвернулся, продолжая стискивать якорем на груди побелевшие тощие руки.
— Нет, стало быть? — устало выдохнул Рейнхарт. — Хорошо, да будет так. В таком случае есть тебе, дорогой мой, придется то, что выберу я сам, и прошу не жаловаться потом на мой вкус, — с этими словами он потянулся к обитому кожей буклету, раскрыл тот и, внимательно перелистывая страницы, вновь заговорил, лучше лучшего ощущая, как забитый насупленный взгляд соскользнул с оконного стекла на его голову, плечи, руки, пользуясь секундами, в которые никто в его сторону не смотрел, чтобы что-то там для себя интересное разглядеть: — Полагаю, на разминку, пока дожидаемся основного блюда, можно взять тарелку маринованных мидий, имбирный лимонад и, скажем, кружку апельсинового эля. А вот что касается основных блюд… морские гребешки, семга, треска, палтус, креветки, мясо акулы — думаю, всё это слишком скучно и нисколько не подходит для ореола первого незабвенного свидания, верно?
На словах про некое немыслимое свидание, прежде почему-то не приходящее в голову, Уэльс резко дернулся, очнулся, распахнул почерневшие, что ночь за накрапывающим окном, глаза, от бессилия и внеочередного непонимания вонзаясь ногтями в оцарапанную уже кем-то до него — выбрал он, стало быть, очень и очень удачное место — столешницу…
Рейнхарт же, сволочь непробиваемая, воспользовавшись нарочито привлеченным и полностью подмятым вниманием, только лучезарно улыбнулся и, насмешливо подмигнув залившемуся гневливой краской мальчишке, промурлыкал:
— Думаю, гравлакс вполне подойдет. Не пугайся названия — это всего лишь маринованный лосось со щепоткой вяленого укропа. Для плотности возьмем хардфискур — этакие очаровательные миниатюрные жареные рыбенции, подающиеся в виде горячих бутербродов. Но, право, звучит не очень-то сытно и больше напоминает голодный паек молодой анорексичной барышни… Поэтому добавим-ка сверху традиционную исландскую похлебку и самый простой, но оттого не менее сытный бараний шашлык. Нет, мальчик мой, съедать это всё в обязательном порядке вовсе не нужно, ежели тебя вдруг это смутит, но разнообразие ведь приятнее, так? К тому же, я надеюсь, что среди всего этого найдется хоть что-нибудь, что придется тебе по вкусу, потому как знать мне твоих привычек, к сожалению, пока никак не дано. Особенно с учетом, что ты настолько скуп во всём, что касается раскрытия интересующих меня секретов.
