Арчер Мур оказался крупным широкоплечим мужчиной, его начинающие седеть волосы были растрепанными, лицо – красным и обветренным, но он излучал энергию, как атомный реактор и говорил, как проповедник, обращающий в христианство язычников.

Мур уже начал свою речь, когда Майк и его новая знакомая протиснулись поближе и встали у стенки.

– Вы ждете, что кто-то вложит в ваши головы знания и вы станете умными? Вы ждете от меня совета, подсказки, помощи?

Мур обвел аудиторию взглядом, словно ожидая ответа на явно риторический вопрос. Аудитория молчала.

– Не дождетесь! – Рявкнул оратор, – Есть только один способ изучить предмет, сделать карьеру или совершить что-то стоящее в жизни: действовать. Действовать прямо сейчас, не дожидаясь, пока вы будете знать больше, потому что вы никогда не будете знать все, что необходимо. Вы никогда не будете готовы к жизни…

Голос у него был громким и раскатистым. Этот человек привык выражать свое мнение ясно и без экивоков. И, выразив свое мнение, он был готов его отстаивать любой ценой. Майк заметил, что, в отличие от других спикеров, Арчер Мур не подглядывал ни в какие бумажки. Никаких бумажек при нем просто не было. Писатель мерил сцену крупными шагами, внезапно останавливался, запускал обе руки в свою растрепанную гриву, и бросал на аудиторию вызывающие взгляды.

– Есть только один способ начать любое дело: начать его с нуля. Вы говорите, что вы неопытны, вам не хватает знаний, ваши руки неловки, ваши движения лишены грации и ваша речь не развита. Вы не знаете с чего начать. О, мне знакомо это чувство! Когда я впервые начал писать свою первую книгу, я не знал ничего ни о композиции, ни, да простит меня бог, об орфографии. Я был студентом права, бросившим университет, и все окружавшие твердили мне, что я – осел, выбросивший на ветер свою собственную судьбу. Но это не значит, что я даю вам совет бросить университет, – торопливо добавил он и, следуя за направлением его взгляда, Майк впервые заметил, что Арчер был на сцене не один. В правом углу за столом сидели преподаватели, которые тоже пришли послушать выступление. Майк узнал Алана Ходжкинсона, который задумчиво рассматривал запонки на своих безупречных манжетах, Родерика Тодда, который благосклонно улыбался, подперев голову рукой, и эффектную блондинку, с которой Тодд вчера разговаривал в коридоре. Сегодня блондинка была в костюме цвета увядшей розы.

Тем временем, Арчер продолжал:

– И я боялся! Я думал о том, что рукописи неизвестных писателей не принимают в издательствах, что литературные агенты не хотят иметь дело с начинающими авторами, что если я не добился никаких успехов в области гражданского права, то каковы мои шансы в литературе? У меня не было уверенности ни в чем. Но однажды мне пришла в голову мысль. Я подумал, что между написанием первой и двадцать первой книги нет большой разницы, ведь двадцать первую книгу, – вдумайтесь в это! – я тоже когда-нибудь напишу в первый раз! И она будет так же уникальна, как и первая книга, и ее создание будет связано с теми же трудностями и страхами, что и первая книга! И я представил себя тридцатипятилетним маститым писателем, который в одно прекрасное утро проснулся у себя в своем собственном доме, ничего не помня о том, как он провел последние десять лет. В этой своей фантазии я выглянул из окна и увидел на подъездной дорожке «Роллз-Ройс», который, очевидно, принадлежал мне, так же как и дом. Стены моей спальни были увешаны фотографиями, на которых я был снят с различными знаменитостями, и на каждом снимке я держал в руках книгу. Названия книг были разными, но на каждой обложке я видел свое имя. Тогда я посмотрел на стол и заметил на столе письмо от главы одного из самых уважаемых лондонских издательств. В этом письме он поздравлял меня с выходом очередного, двадцатого по счету, романа и торопил со сдачей в срок новой рукописи. Даже осознавая, что это всего лишь фантазия, я запаниковал. Как я, потерявший память, ничего не помнящий о том, как пишутся книги, забывший даже правила орфографии, смогу написать хоть одну строчку? Но потом я посмотрел на фотографии, на мои книги, стоявшие на полках и подумал: если я смог написать все это, значит, во мне это уже есть. Во мне есть все, что нужно, чтобы написать эту проклятую книгу! Талант, настойчивость, опыт, мастерство, знания! Я почувствовал уверенность, зная, что у меня за спиной уже есть двадцать написанных и изданных книг, любовь читателей, зависть собратьев, счет в банке, Роллз-Ройс в гараже, блондинка-секретарша в приемной… Я вернулся из своей мечты в реальность и написал двадцать первую по ощущениям, хотя и первую в хронологическом порядке, книгу.

Внимание Майка привлекла возня в правом углу сцены. Брент Станфорд осторожно пробирался на свободное место за столом преподавателей. Осторожность, впрочем, была словом, мало совместимым с грузной слоновьей грацией Станфорда. Майк заметил, как Ходжкинсон поморщился и отдернул ногу, на которую Станфорд наступил в своем стремлении побыстрее занять вакантное место. Красавица-блондинка внезапно оживилась, повернулась к своему соседу, лысому толстячку, и быстро зашептала ему что-то на ухо, игриво положив руку на предплечье. Толстячок приосанился. Родерик Тодд, слегка усмехнувшись, галантно отодвинул стул. Станфорд, отдуваясь, благодарно похлопал его по плечу, приземляясь на сиденье. Арчер Мур, заметив движение, слегка повернул голову, не переставая говорить. Лицо его осветилось, когда он заметил новоприбывшего. Станфорд, в ответ, поднял руку в приветственном жесте.

Писатель прошелся по сцене широкими шагами.

– Не ждите, когда умные преподаватели вложат в ваши головы физику, химию или биологию, начинайте производить опыты прямо сейчас, пока вы еще ничего не знаете, только так у вас будет шанс заметить что-то новое, что-то такое, чего не замечают маститые профессора, привыкшие, что реальность повторяет картинку в учебнике! И пусть в процессе вашего поиска вы взорвете к чертовой матери пару лабораторий, покрасите вашего кота или вашу бабушку в синий цвет, – по аудитории прокатился смех и Арчер Мур поднял бровь в комическом недоумении.

– Вы думаете, я шучу? – прогремел оратор, – Много лет назад весной, однажды из всех питьевых фонтанчиков в университете повалил черный пар. Несколько минут все были в шоке, в университете началась срочная эвакуация, но вода вскоре снова стала прозрачной и срочно прибывшие специалисты не нашли причину странного явления. Это была студенческая проделка, химический эксперимент, если хотите. Затейника искали, но так и не нашли. Однако я знаю этого парня. В то время он был всего лишь студентом, любившим экспериментировать с красками, сейчас он – один из величайших химиков нашего времени. Я до сих пор дружу с ним, он любит вспоминать, как он хотел покрасить питьевую воду в зеленый цвет и удивить студенческое общество, но, вместо этого, совершил первое в своей жизни открытие. Он говорит, что если бы в то время лучше знал химию, то ни за что не совершил бы ошибки, приведшей к этому открытию.

Майк почти не дышал. Весь воздух в маленькой душной аудитории, казалось, всосал этот растрепанный гигант, который продолжал грохотать:

– Есть только один способ написать книгу – писать ее. И неважно, что вы могли бы подобрать лучшие слова для своего рассказа, неважно, что вы ошиблись в датах и цифрах, путаетесь в стилистике и вообще не знаете ничего о том, как надо писать книги, важно только то, что вы ее пишете!

Майк искоса взглянул на свою соседку. Девушка стояла, прижавшись к стене, приоткрыв рот и впитывая каждое слово. Ее веснушчатые щеки стали розовыми, а рука, сжатая в кулак, отбивала по бедру неровный ритм в такт словам.

Майк отвлекся и, когда его внимание вновь вернулось к оратору, Мур уже перешел к заключительной части своей речи.

– Сегодня утром я проснулся в своем доме в Лондоне и обнаружил на столе письмо от своего издателя: он торопил меня со сдачей в срок рукописи моей очередной, двадцать первой по счету книги. Я окинул взглядом свой кабинет – фотографии на стенах, мои книги на полках, призы и премии, письма от читателей и статьи критиков…