Анджелль опустила голову вниз, быстро взмахивая длинными ресницами, пытаясь смахнуть непрошеные слезы. Её золотистые кудряшки покачивались в разные стороны из-за небольшого сквозняка. Кажется, по румяной щеке стекла слезинка, которую Ричардсон тут же стёрла, пытаясь спрятать следы своей минутной слабости. В этот момент Йоханесс увидел в ней не красивую куклу с пустой душой, жену богатого и известного мужа, зацикленную исключительно на украшениях и платьях, а простую молодую девушку, искренне переживающую за своих родных, умеющую чувствовать и понимать.
Йоханесс сделал несколько шагов, сокращая расстояние между собой и Ричардсон. Мужчина мягко положил руки на плечи Анджелль, заставив её тем самым поднять голову, после чего осторожно улыбнулся ей. Женщина тут же расцвела, а в её глазах заиграли весенние солнечные лучи.
— Йоханесс, Эрик давно не в себе, — серьёзным тоном произнесла Ричардсон. — Но он не виноват в этом. С каждым годом мне кажется это все более и более явным. Он хранит в себе слишком много тайн, которые не может открыть никому. Некоторые из них известны мне, но Эрик не хочет делиться со мной своими переживаниями. Я это понимаю. Он не чувствует во мне своего человека. Он мечется из одной крайности в другую, пытаясь понять самого себя. Я боюсь за него. Но иногда я боюсь и его самого.
— Я понимаю, о чем ты говоришь, — медленно вытянул из себя эти неприятные слова Ольсен. — Я видел его, когда он… ну… был не в себе.
Анджелль вырвалась из рук Йоханесса и плюхнулась на диван, закрыв лицо руками. Мужчина тут же дёрнулся за ней, присаживаясь рядом.
— Что? Что такое?
— Мне так жаль, Йенс, мне так жаль! — слёзно прохрипела Ричардсон. — Он не всегда был таким, я это знаю. Если ты хочешь уйти, то уходи, прошу, Йоханесс, уходи. Купи билеты на поезд и уезжай. Он не будет благодарен тебе за терпение. Никогда.
— Послушай, Анджелль, я не хочу уходить, — дрожащим голосом ответил Ольсен, сжав кулаки. — Я видел его не только таким. Я видел его живым, нежным, видел убитым и печальным, видел спокойным. Я хочу помочь ему.
Женщина мягко провела по волосам Йоханесса и заправила вылезшую прядь волос за его ухо, нежно улыбаясь.
— Я не могу указывать тебе, это твоё решение. Просто будь осторожен, ввязываясь в эту игру. Ты отличаешься от всех, кто был раньше. В тебе есть что-то особенное. Хотя бы твоя глупость. Но я не виню тебя, потому что я тоже глупая. Не зря я тогда указала Эрику на тебя.
— Указала на меня? — Ольсен внимательно следил за каждым движением Анджелль.
— Да, мне показалось, что ты можешь его заинтересовать.
Женщина заговорщически подмигнула, смеясь наблюдая за слегка покрасневшим Ольсеном.
— Почему ты не просто принимаешь то, что твой муж, ну, увлекается другими людьми, но ещё и способствуешь его развлечениям? — прикусив губу, задал Йоханесс вопрос, который его волновал слишком давно.
— Мы оговаривали это с Эриком ещё до нашей с ним свадьбы. Я знаю о нём не так мало, как тебе кажется, — улыбнулась Анджелль. — Так что можешь не воспринимать меня своим конкурентом, как ты делал это раньше.
Йоханесс перевёл взгляд на пол. Выходит, Ричардсон и правда никогда не была настроена против Ольсена, в отличие от него самого. Но не может же быть все так просто, верно? Однако сейчас все шло крайне гладко и спокойно. И все-таки художника почему-то никак не хотело отпускать ощущение, что скоро все пойдёт ко дну.
— Ты ведь нуждаешься в нем? — осторожно спросила Анджелль, дёрнув Йенса за рукав.
Мужчина повернулся в её сторону и посмотрел на неё печальными глазами. Да, вот она, самая большая проблема. Эрик никогда не ответит взаимностью на эти странные и очень безумные чувства Йоханесса. Ричардсон закрыл своё сердце от привязанностей, причём весьма успешно. В животе Ольсена все скрутилось в жёсткий комок. Почему художник не может хотя бы на пару минут забыть о том, что по Земле ходит такой прекрасный человек, как Эрик, который вызывает в Йенсе целую кучу самых разных противоречивых эмоций.
— Я люблю его, — чётко проговорил Ольсен. Первый раз в жизни он произнёс эти жестокие слова вслух, первый раз он поделился с кем-то своим безумным отчаянием и своим безумным чувством.
— В него трудно не влюбиться, — покачала головой Анджелль. — Людям нравится разгадывать загадки, а он самая настоящая тайна, поэтому и привлекает к себе весь окружающий мир.
— Нет, Анджелль, я люблю его не за то, что он загадка или тайна. Я люблю его за то, что он это он.
Женщина слегка прищурилась, внимательно вглядываясь в лицо Йоханесса, после чего тяжело вздохнула, встала с дивана и подошла к камину, принявшись играть с догорающими угольками.
Дверь в комнату приоткрылась. На пороге показался Адам с замогильным выражением лица.
— Ольсен, мистер Ричардсон требует тебя к себе.
***
Poets of the Fall — Where Do We Draw the Line
По улицам быстрым беспорядочным шагом, словно алкоголик после весёлой ночки, вышагивал своими неровными пьяными шагами сумасшедший дождь, врезаясь в домики и стуча по стёклам, строя из себя мальчишку-проказника. Он на секунду останавливался и начинал крутиться на месте, вырисовывая пируэты и совершенно не боясь недовольных лиц людей. Вместе с ним нарушал спокойствие города, погруженного в позднюю осеннюю ночь, его товарищ ветер, который закручивал зонтики редких прохожих, наслаждаясь их руганью и толкая их в руки дождя. Они оба, давние товарищи далёкого детства, смеялись над неуклюжими горожанами, безумные безобразники, вечно молодые и юные.
Ветер и дождь не боялись старости и знали, что у них впереди целая вечность, которую они потратят на веселье и забавы.
Адам быстро бежал к своей машине, осторожно придерживая руками неизменную потрёпанную шляпу, где его уже ожидал Боб. Йоханесс тащился позади, обнимая себя руками и прижимая к телу старую тонкую куртку, которая в такую погоду фактически и не спасала.
Ольсен моментально залетел в машину, чувствуя, как стучат зубы во рту. Ночью поздней осенью становилось совсем отвратительно, а особенной яркости картинке добавлял ледяной дождь.
Йоханесс не сразу заметил сидящего на заднем сиденье Эрика возле приоткрытого окошка. Он медленно вдыхал в себя сигаретный дым, после чего так же не спеша выдыхал его на улицу. И, возможно, эта картина на данный момент времени показалась Ольсену самой эстетичной на свете. Мужчина невольно проглотил слюну, почти по инерции захлопнув дверь, не отрывая взгляда от Эрика. Ричардсон неохотно стряхнул пепел со своей сигареты (наверное, безумно дорогой) и выбросил её на улицу. Разве такой богатый гангстер не может позволить себе пепельницу?
— Сними куртку, придурок, — тихо и совершенно беззлобно произнёс мафиози. — Что? — рассеянно переспросил Йенс, наслаждаясь тем, каким мраморным и идеальным выглядело лицо Эрика при таком полумраке. Словно возле Ольсена сидел не живой человек, а статуя, созданная талантливым скульптором.
Ричардсон, видимо, заметил состояние мужчины и вздохнул, причём так тяжело и устало, словно успел потеряться в огромных паутинках, запутавшись в них до самой головы, и теперь просто ожидал свой конец, даже не пытаясь уже бороться, зная, что безысходность все равно настанет.
— Сними куртку. Она мокрая. Ты простынешь, — вяло ответил гангстер.
Йоханесс медленно кивнул головой, искренне не понимая, отчего Эрика вообще волновало состояние Ольсена, однако художник все равно послушно стащил с себя верхнюю часть одежды. Нет, нельзя ничего придумывать. На самом деле Ричардсону это важно исключительно по той причине, что, если Йенс заболеет, то гангстеру будет не на ком снимать напряжение. Мужчина прикусил губу, чувствуя, как по сердцу ударили молоточком.
— Адам, почему ты не взял зонтик для Йоханесса? — кажется, в усталом голосе Эрика можно было услышать нотки возмущения. Ему правда не все равно? — Мистер Ричардсон, до машины нужно было сделать всего пару шагов, — прокряхтел Адам в ответ, пытаясь стащить с себя плащ, что было не очень удобно в движущейся машине. — Он не сахарный, не растаял бы.
