— Это ведь были гангстеры. Я прав? — вывел из размышлений Йоханесса голос Купера.
— Не твое дело, — тут же выплюнул Ольсен.
— Я не видел этих ребят раньше, но я почти уверен, что они из «Нации розы»? Тебя уволили из-за того, что ты попал в этот ад?
Художник внимательно уставился на Энтони, не понимая, чего этот человек хочет добиться от него своими глупыми разговорами.
— Просто хочу тебя предупредить, что если ты туда попал, то уже никогда не сможешь выбраться. Если захочешь, то паук только замотает тебя еще сильнее в своих липких сетях. Знаю, что сначала это все кажется какой-то утопией. Они производят сильные лекарства, спасая жизни людей, но никогда не думал, каким образом?
Йоханесс нахмурился, не припоминая, чтобы ему до этого кто-нибудь говорил, что Ричардсон и его гангстеры сами создают таблетки и микстуры. До этого дня Ольсен думал, что «Нация розы» просто скупает более качественный товар в других странах.
— Производят?
— Да, чувак, они сами делают эти поганые лекарства, из-за которых люди идут ко дну. Но этот товар для них — единственная надежда. Мир жесток.
Эрик сам делает свои лекарства, которые потом продает за огромные деньги. Что это все значит?
***
The Pretty Reckless — Just Tonight
Оливер сидел на грязном деревянном полу, пытаясь запомнить новый рецепт, который, говорят, пользовался большим спросом в других барах. Разумеется, из этого следовало, что и Расмуссен должен был уметь создавать этот шедевр. Ну, так считала Лекса, которая и достала красивую бумажку, где была осторожным подчерком выведена инструкция по приготовлению коктейля, тем самым загружая голову парня новой информацией. Нет, Олли совсем не злился на подругу, потому что знал, что девушка пыталась сделать все, чтобы заработанных денег было как можно больше. Начальство очень поощряло интересные идеи, поэтому Лекса и старалась их находить.
А денег в семье Расмуссена стало особенно не хватать после того, как Йоханесса уволили с работы. После этой ужасной новости Оливер решил поставить образование на второе место, теперь пропадая фактически каждую ночь в баре, забивая при этом на домашнее задания и очень часто опаздывая в школу. Первое время юноша пытался совместить одно с другим, но потом все же пришел к выводу, что все равно когда-то придется выбрать то, что для Оливера важнее.
Раздался стук по стеклу. Парень тут же поднялся на ноги и открыл окно, заметив на улице машущую рукой девушку. По груди всегда распространялось приятное тепло, когда Расмуссен думал о том, что Лекса вопреки собственным интересам пошла за Оливером, ночью вместе с ним превращаясь в Салли и Люка, официантку и бармена.
— Привет, любимый, — с издевкой в голосе произнесла девушка, подмигнув юноше.
— Прекрати, — засмеялся Расмуссен, легко ударив подругу по руке.
Шутки про выдуманные отношения Салли и Люка теперь сопровождали Оливера на протяжении всего дня, потому что, кажется, великий комик Лекса была вдохновлена этой темой.
— Ты готов? Препятствий не обнаружено? — таинственно спросила девушка, поманив Расмуссена рукой.
Юноша тяжело вздохнул. Он поднял с пола картонку с рецептом, запихал ее в свою сумку и вылез через окно на улицу, освещаемую лишь небольшим количеством недавно выпавшего первого снега. Даже Луны и звезд не было видно — их скрывали черные тучи.
— Папа опять не выходил сегодня из комнаты, так что беспокоиться не о чем. Хотя иногда мне кажется, что он, даже если бы увидел, что я собираюсь куда-то ночью, сказал бы: «Не забудь, что тебе утром в школу». И все. Или, может быть, он уже вообще забыл, что я хожу в школу? И даже то, что у него есть сын?..
Лекса сочувственно вздохнула, слегка переминаясь на месте от холода. Девушка сделала небольшой шажок к парню и крепко обняла его за торс. Оливер немного опешил от такой нежности.
— Знаешь, мальчик, когда-то я устраивала жуткие истерики, потому что мой папа уделял своей «работе» куда больше времени и внимания. Я жутко ревновала и бесилась, потому что в детстве он почти не отходил от меня. Я видела его чаще, чем маму, которая вообще не работает. И я так хотела вновь стать его любимой девочкой, чтобы он всегда был рядом, чтобы мы ходили в месте на аттракционы, ели мороженое, чтобы я считала минуты до его возвращения из «командировки», откуда он мне всегда привозил красивые игрушки, которые нельзя было купить в местных магазинах. Я помню, как он учил меня играть на большом черном рояле, который стоит у него в кабинете. Он не пускал в свой кабинет даже маму, поэтому я чувствовала себя такой особенной! Но однажды папа вернулся с простреленным плечом, весь в крови. Тогда они с мамой много кричали друг на друга, и, наконец, решили мне рассказать, чем занимается мой любимый папочка. Может быть, с того дня он решил, что я стала относиться к нему хуже, потому что я закатила самую настоящую истерику. Я не поддерживаю его, нет, совсем не поддерживаю, но он все еще мой любимый папочка, которому я заплетала в детстве длинные косы, и который пел мне красивые песни перед сном. Еще я думала о том, что дело во мне. Пыталась искать в себе недостатки, хотела стать лучше. Но как-то он сказал, что я все еще его любимая девочка, ради счастья которой он пойдет на все. Он сказал, что… скоро все изменится. Несмотря ни на что, я все еще считаю его самым лучшим человеком на свете. И я уверена, что ты так же думаешь о своем отце. Может быть, тебе просто нужно дать ему немного времени? Вдруг и правда все когда-нибудь наладится?
Оливер удивленно смотрел на Лексу, которая первый раз так много рассказывала о своей жизни. Личность ее отца с каждым разом становилась все более и более непонятной и странной. Но в чем-то, возможно, девушка и права. Возможно, когда-нибудь станет лучше. Расмуссен крепче обнял подругу, осторожно водя по ее спине рукой, чтобы успокоить.
— Так, все, — шмыгнув носом, произнесла Лекса, отпихнув от себя Оливера. — Хватит этих соплей. Нам пора.
***
Elvis Presley — Can't Help Falling In Love
По бару раздавалась громкая музыка, которая ныне была очень модной и знакомой чуть ли не всем американцам (и не только). Лекса тут же бросилась к виниловому проигрывателю, услышав знакомую песню, не забыв при этом схватить за руку Оливера и потащить его за собой.
— Мне нужно идти к барной стойке, — на ходу пытался спастись от подруги Расмуссен.
— До открытия еще десять минут, Люкас. Не будь занудой, — засмеялась девушка, положив руки на плечи Оливеру.
Лекса закрыла глаза, купаясь в водопаде красивых мелодий, наслаждаясь пением инструментов. Она медленно качала бедрами, ведя Расмуссена по кругу в медленном танце. Золотые кудряшки плавно покачивались из-за небольшого движения и прохладного ветра, проникающего в помещение из открытого окна.
Вокруг сверкали разноцветные огоньки, отражение которых коварно прыгало по светлому лицу Лексы, словно вместе с ней танцуя медленный танец.
Девушка была так расслаблена, спокойна и счастлива, что совершенно не сочеталось с ее недавним порывом эмоций и слов. Она столько всего видела.
Кажется, у подруги так много причин впасть в уныние. Один из ее родителей — опасный гангстер, который, по всей видимости, из-за своей работы не самый хороший отец. В Америке так много людей, презирающих мафию за то, что пострадали от ее рук, а Лексе каждый день приходится терпеть противные слухи и слова ненависти. С матерью, как понял Оливер по рассказам подруги, девушка никогда не была особенно близка, потому что была совершенно не похожа на нее. У Лексы было мало друзей, потому что ее считали очень странной. А еще бедняге приходилось работать официанткой в баре, в который ходили не самые приятные люди.
Почему она до сих пор продолжает цвести, словно роза, оставаясь со временем все такой же сильной и прекрасной? Кажется, из каждого несчастья Лекса только вытаскивала хорошее: новую философию, новое знание. И из этого девушка, словно из глины, вылепливала кирпичик, продолжая строить свой прекрасный дом.