От поля тянуло августовским утренним холодом и сыростью. Зоины рыжие пряди стали совсем розовыми, а в светлых глазах дрожали розовые блики. Обхватив плечи руками, она постояла еще немного рядом, замерзла и вернулась в машину, а я осталась всматриваться в рассеивающуюся в первых солнечных лучах розовую дымку.

Все кругом было наполнено неясным ожиданием чего-то прекрасного. Как по утрам в далеком детстве. Когда просыпаешься и, еще нежась в кровати, чувствуешь в животе счастливое предвкушение нового дня.

Вернулся Артём возбужденный и взъерошенный, с такими же розовыми щеками, как и все вокруг. Но ко мне не подошел, а первым делом сунулся в машину. Покопался в бардачке, достал маленький рекламный блокнот, карандаш и, положив на крышу Пандоры, стал что-то сосредоточенно записывать, а когда закончил, вытерся подолом майки и, перед тем как исчезнуть на водительском сиденье, весело крикнул:

– Эй, Витя. Я тебя люблю!

– Это стихи? Да? – с любопытством стала допытываться Зоя, как только мы снова тронулись.

– Шутишь? – Артём засмеялся. – Я похож на поэта?

И тут я наконец догадалась:

– Музыка?

Он кивнул.

– Неужели ты и правда ее слышишь?

– Конечно же слышу. Вот она, – он помахал блокнотом. – Это музыка мира, и она совершенна.

– Ты пишешь песню? – спросила Зоя.

– Саундтрек.

– К фильму?

– К нашей истории.

– Какой еще истории?

– Той сказке, которую Витя придумывает прямо сейчас.

– Ты сочиняешь сказки? – Зоя перекинулась на меня.

– Артём шутит, – я смутилась. – Давно уже ничего не писала. Сказки тем более.

– Это не мешает им происходить у тебя в голове, – он сгреб меня за плечи и прижал к себе.

Так в обнимку мы долго ехали по пустой дороге в сверкающих лучах встающего солнца, и мне вдруг пришло в голову, что любовь и свобода по сути – антонимы.

На месте мы были в восемь утра, но, прежде чем добрались, почти два часа плутали по округе.

Убегающие в глушь соснового леса кирпичные стены забора были густо увиты диким виноградом и будто выросли перед нами, полностью сливаясь с окружающей зеленью.

Макс позвонил в звонок на столбе чугунных ворот. Перед тем как они с черепашьей неторопливостью растворились, прошло не менее десяти минут.

Широкая асфальтированная дорога вела к утонувшему в диком буйстве растений огромному белому особняку.

Все обильно цвело и зеленело: разросшиеся деревья и кустарники, увитые цветами арки, одичавшие клумбы. Среди некошеной травы вдоль дорожек проглядывали спинки лавочек и декоративные фонари.

Так, наверное, выглядел заколдованный дом зверя лесного в «Аленьком цветочке». Необычайное, потустороннее зрелище, впечатлившее нас всех четверых настолько, что мы замерли, оглядываясь по сторонам, и до самого крыльца ехали молча.

Возле необъятной белой колонны на мраморных ступенях крыльца нас поджидал высокий хмурый парень в черных трусах от футбольной формы. Его голая грудь, коленки, локти и даже светлые короткостриженые волосы в нескольких местах были перепачканы зеленой краской.

– Ты Артём? – спросил он с грубоватой простотой, как только мы выбрались из машины. – Я тебя старше представлял.

– А я представлял, что тут рай… – отозвался Артём, придирчиво озираясь.

– Это же рай суицидника, – усмехнулся Макс, тоже крутя во все стороны головой. – У них свой рай.

– У самоубийц не бывает рая, – заметила Зоя.

– Ну, это ты ему потом сама объяснишь, – Артём быстро поднялся на крыльцо. – Короче, показывай дом, поедим, потом спать завалимся. На сутки. А может, и больше.

– Ты же типа покупатель? – уточнил парень.

– А вот это будет зависеть от того, что я увижу, и от твоего поведения, кстати, тоже.

– Ясно, – парень сонно потянулся. – Тогда пошли.

Я уговорила Амелина пойти ко мне, чтобы отметить его поступление. Он, разумеется, долго отказывался и придумывал различные отговорки, но потом сдался.

Заказали суши и салаты. Мама у меня совсем ничего не готовила, но зато она достала бутылку красного сухого вина, банку оливок, чесночный хлеб и сыр. И пока ждали суши, накрыла стол.

Заглянув на кухню и увидев вино, папа обрадовался, откупорил бутылку и тут же подсел к нам, заметив, в свое оправдание, что вино мы не пьем, а значит, без помощи нам не обойтись.

Папа у меня молодой и компанейский, он обожает всякого рода спонтанные посиделки и разговоры.

– Ну и как там в деревне? – спросила мама. – Чем занимались?

– Да ничем, – ответила я. – Купались, загорали и бездельничали.

– Красота… – с мечтательным вздохом протянул папа. – Где мои семнадцать лет?

– А что-то интересное было? – принялась любопытничать мама. – Приключения какие-нибудь?

– Мам, – я строго посмотрела на нее, – вы когда меня к Косте отпускали, ты сама сказала: «Чтобы без приключений». Помнишь?

Мне не нравилось, что они так оживились и набросились с расспросами.

– Да, конечно, – мама сделала вид, что не замечает этого. – Но я же не те приключения имею в виду. А какие-нибудь интересные. Веселые. Что-то необычное же было? Может, воровали яблоки у соседей или ходили на рыбалку?

– Воровали яблоки? – Папа подозрительно покосился на нее.

– Ну а что? Я когда была маленькая, у нас в деревне это было лучшим развлечением.

– Мы не маленькие, – отрезала я. – И яблок у нас самих был полон двор. Мы разбирали Костин хлам в доме и спали в одной комнате. Но ничего такого не было.

Мамино лицо вытянулось, она перестала жевать:

– Нам обязательно об этом знать?

– Ты спросила о необычном.

– Так, Костя! – нарочито громко воскликнул папа и поднял бокал. – Я слышал, тебя можно поздравить с поступлением?

Амелин смущенно кивнул.

– Туда, куда хотел? – спросила мама, показывая, что в теме. – На перевод? Английский?

– Вот я не понимаю, – тут же подключился папа, не давая Костику и рта раскрыть. – Кому сейчас нужны переводчики? Ну, допустим, если это китайский или фарси, то ладно, но английский каждый ребенок знает.

– Дим, ты меня опять перебил, – обиделась мама. – Что за дурацкая манера?

– Дурацкая манера – делать замечание при гостях, – с улыбкой привычно парировал папа.

– Все ясно, – мама встала, подошла к вытяжке над плитой и, включив ее, закурила.

Кухню заполнил сигаретный дым и низкий гул вытяжки. Я сделала бутерброд с сыром и сунула Амелину в руки, которые он старался держать под столом, опасаясь засветить шрамы.

– Я хочу книжки переводить, – сказал он. – Довольно тяжело точно передать идею автора на другом языке.

– Почему? – удивился папа. – Просто берешь и заменяешь слова. Не вижу проблем. К тому же английский язык очень простой. У нас: зеленая зелень зеленит зеленую зелень. А у них: green green green green green, – папа был настроен шутливо и вникать не хотел.

Амелин же почему-то волновался, хотя я сто раз его предупреждала, что мне все равно, понравится он им или нет. Но ему все равно хотелось понравиться.

– Про зелень немного иначе переводится.

– Да не важно, – отмахнулся папа. – Зеленое и есть зеленое.

– Это только поначалу кажется, что стоит лишь заменить слова. На самом деле люди на других языках видят мир совсем иначе. К примеру, слово «окно». В русском языке произошло от «ока». Древние люди представляли окно, как глаз дома. А в английском, если вслушаться, «window» – это то место, куда дует ветер, в арабском языке окно – дыра.

Костик так увлекся, что я вовремя успела заметить, как он по привычке собирается подтянуть рукав, и перехватила его руку.

– Там, в деревне, я хотела вывести из яйца цыпленка. Костя даже инкубатор сделал, но, к сожалению, ничего не вышло. Яйцо разбилось.

– Только цыпленка нам не хватало, – рассмеялась мама. – И чего вас в Москву потянуло? Не понимаю. Свежий воздух, солнце, природа. Вас же оттуда никто не гнал? И мы с папой не возражали.