Как только он оказался снаружи, его будто ведром холодной воды облили. Дождь хлестал так сильно, будто намеревался устроить ещё один всемирный потоп. Кроули вылетел из окна и упал в грязь, измазав руки и больно ударившись коленями, но и не думая останавливаться. Айзек сказал бежать до забора, и Кроули тут же подорвался, чтобы исполнить это наставление. Оставалась всего лишь короткая аллея, и даже если его сейчас схватит Шедвелл, это будет лучшее, что случится с ним за сегодня.
Колени болели, порезы на руках щипало, ноги месили грязь, но Кроули заставлял себя бежать к единственному фонарю у калитки в главных воротах. За спиной он явственно слышал не только шлёпанье капель дождя по лужам, но и хлюпанье ещё чьих-то шагов.
― Не сбежишь! Не уйдёшь! Ты тут навечно! ― орал Протез, нагоняя его с каждым шагом.
В десятке метров от ворот Кроули заметил на калитке большой навесной замок, но не сбавил шагу. Призрак был уже почти у него за спиной, и совершенно не было времени на остановки и размышления. Недолго думая, он вцепился в ворота и лишь одним чудом взобрался по ним наверх всего за одно мгновение: то ли всплеск адреналина сработал, то ли что-то ещё, как будто тёплая рука подтолкнула вверх в нужную минуту. Тяжело перевалившись на ту сторону, Кроули буквально свалился в лужу. Протез, мчавшийся за ним, тут же врезался в ворота с другой стороны и протянул к нему руку с железными пальцами. Однако стоило ей оказаться за решёткой, как она будто бы потеряла жизнь и отвалилась от его тела.
― Я всё равно тебя достану, ― прошипел призрак, скривив своё лицо-маску в гримасе гнева. ― Придёт ещё кто-то, мы убьём его и сможем выбраться отсюда! И тогда ты пожалеешь, что вообще родился!
Кроули нервно сглотнул, кое-как поднялся на ноги и прихрамывая побежал дальше, как можно дальше от этого проклятого места.
***
― А теперь давай ещё раз, на ближайшее будущее, ― с азартом в глазах, предложила Дагон. Они сидели в комнате Вельз, на кровати, в пижамах и даже не брались за подготовку к контрольной, на которую ссылались ещё днём. Какая там контрольная, у них было развлечение получше: новая колода карт Таро.
― Несколько раз расклад делать ― плохая примета, ― проворчала Вельз недовольно. Гадать она умела не очень хорошо, так что трактовка даже одного расклада забирала порядочно сил, а Дагон хотелось узнать будущее своей личной жизни аж на год вперёд.
― Ты в неё веришь? ― скептически спросила подруга, на что Вельз только пожала плечами. Ей-то какая разница, это же гадание для Дагон, а не для неё.
В приглушенном свете настольной лампы и пачки аромасвечей гадание действительно походило на настоящий ритуал, а не школьную забаву. Вельз выкладывала карты медленно и не торопясь, в то время как Дагон буквально подпрыгивала на месте от нетерпения. По подоконнику стучал дождь. Когда последняя карта была выложена, пламя свечей всколыхнулось.
― Странно, ― нахмурилась Вельз и потянулась за книжкой с толкованиями. Расклад был нетипичный, даже непонятный. Или просто совершенно дурацкий. ― Не могу разобрать, то ли “друг, нуждающийся в помощи и которому нельзя отказывать”, то ли “опасность поблизости”, которая грозит тебе и окружающим.
― Фигня какая-то, ― вздохнула Дагон. ― С отношениями как-то лучше было.
― Я говорила, что два расклада подряд ― плохая идея, ― проворчала Вельз. ― Давай спать, или хотя бы повторим материал для контрольной.
― Не-ет уж, для начала я тебя всё же накрашу, ― Дагон оскалилась и потянулась за косметичкой.
***
В квартиру Кроули влетел мокрый до нитки и запоздало удивился тому, что нигде не горел свет: неужели мать опять задерживается? Если так, то стоит как можно быстрее скрыть следы своего приключения и не волновать её лишний раз. И не объясняться.
Насквозь мокрые и грязные вещи Кроули сунул под кран в ванной, кое-как смыл комья земли с куртки и штанов, отжал и развесил сохнуть тут же: их скрыть было невозможно, но и простого объяснения, что он попал под дождь должно было хватить. Рюкзак он сунул под кровать, в самый дальний угол, а записку с предупреждением, что не будет ночевать дома, сорвал с магнитика на холодильнике и, немного подумав, отправил в корзину для бумаг у своего “рабочего” стола.
Дыхание всё ещё не выровнялось, руки подрагивали, а взглянув на себя в зеркало, Кроули подумал, что мать сразу поймёт, что с ним не всё в порядке: по взгляду, бегающему, запуганному. Стоило принять горячий душ и пойти спать, хотя бы сделать вид, что пошёл…
Горячая вода согревала, как оказалось, почти окоченевшее тело. Кроули и так вечно одевался чуть легче, чем следовало, а тут ещё и под дождь попал. Есть вероятность, что завтра он проснётся с простудой, а это дополнительные проблемы и расходы… Ну и чем он только думал, когда лез в тот проклятый госпиталь?
При мысли о чёртовом здании, из груди невольно вырвался всхлип, а по телу прошёл холодок, даже несмотря на то, что на Кроули всё ещё лилась горячая вода. То, что произошло за забором чёртовой рухляди, должно было остаться там, но то и дело всплывало в памяти: смех в коридорах, живая тьма тел, ощущение касания гниющей плоти и угроза, которую кричал ему вслед Протез. Или Сэнди, как его называли другие.
Кроули передёрнуло, и он выключил воду. Стоило ему надеть тёплую пижаму и юркнуть в постель, как во входной двери повернулся ключ: мать вернулась. Инстинктивно Кроули зыркнул на экран телефона, чтобы проверить время. Всего семь вечера… Неужели он так мало пробыл в том госпитале? Если считать от времени когда он вышел, то и часу не пробыл, а казалось, что полночи пробегал по коридорам. Но получается, что и мама сегодня на работе почти не задержалась: от этого почему-то сразу стало спокойнее.
― Тони? ― мать осторожно приоткрыла дверь и Кроули поспешно спрятал телефон под одеялом. ― Ты спишь? ― тихо спросила она.
― Почти, ― пробормотал Кроули тихо. Он мог бы притворится спящим, но подросток, который пошёл спать в семь вечера, не может не вызывать подозрений. ― Я под дождь попал, устал и замёрз, решил пораньше лечь.
― Вот как, ― в голосе матери отчётливо послышалось облегчение. ― Ну тогда не буду мешать. Не будешь ужинать?
― Я перекусил после школы, больше не хочется.
― Ладно, спокойной ночи.
Дверь тихо закрылась, а Кроули облегчённо выдохнул. Кажется, ему удалось достаточно убедительно недоговорить правду, чтобы ему поверили. Из него вообще был прекрасный лжец, но мать всегда как-то определяла, что он врёт. Никогда не говорила об этом напрямую, но при этом у неё залегала такая характерная складка между бровей, что Кроули сразу начинала грызть совесть, причём с такой силой, что хоть на стены лезь. Поэтому матери он старался не врать, во всяком случае не напрямую: она начинала за него волноваться, а когда она волнуется, то и морщины чётче видны и вообще… Кроули больше нравилось, когда мама улыбалась.
Пока был слышен шум с кухни и из ванной, всё было в порядке. Уснуть, конечно, не получалось, но и страх отступал. Кроули даже удалось согреться под одеялом окончательно и попробовать прикинуть, что он скажет завтра в школе своей компании, которая не упустит момента спросить, как же закончилась его вылазка в госпиталь. Фотографии-то Кроули так и не сделал, доказывать нечем. Стоило придумать какое-то серьёзное объяснение, да причём такое, чтобы его не засмеяли и не спровоцировали снова туда полезть посреди ночи. Хотя сейчас даже представить было страшно, что туда в принципе можно вернуться. Но стоило матери закончить дела по дому и отправиться спать, как Кроули почувствовал, что ему очень не нравится слишком тёмный угол собственной комнаты. И сколько бы он себе не говорил, что глупости всё это, и призраки не могут выбраться из госпиталя, но стоило по улице проехать машине, а по стене противоположной окну, пробежать неоднозначной тени, Кроули подорвался с кровати и включил настольную лампу. Конечно, ничего в комнате не было.
Он не спал почти до самого утра: сделал всю домашку, хоть и едва мог на ней сосредоточится, съел бутерброды, которые взял с собой, собираясь ночевать в госпитале, прочёл половину от книги, из которой едва ли мог одолеть страницу обычно, и только потом всё же отключился от усталости и тяжести в голове.
