“Мрачнее некуда”, ― подумал Кроули, грустно смотря на всё это. Но унывать пока было рано. Достав свой телефон-раскладушку и повернув его камерой к себе, Кроули сделал первое селфи на фоне госпиталя и тут же отослал его на номер Хастура с подписью: “Сыкло”. Ответ пришёл на удивление быстро: “А зайти внутрь ссыкуешь?”.
Кроули цыкнул. Хастур-то сдрейфил даже на расстоянии, а теперь выпендривается. Ну ничего, он ему ещё покажет.
***
― А ты не перегибаешь? ― спросила Вельз, как всегда не выражая заинтересованности в вопросе ни голосом, ни выражением лица. ― Он же реально туда полезет. Убьётся ещё.
― Похуй, ― просто ответил Хастур. ― Он и так задрал, пусть лезет куда хочет, чёртов малолетка.
― Скажешь тоже, ― хмыкнул Лигур и отобрал у друга очередную сигарету. ― Он всего на полтора года тебя младше. Но бесит, да. И всё же провоцировать его… Такое.
Хастур смерил его своим хмурым взглядом и протянул зажигалку. Через секунду Лигур уже затягивался дымом.
― А сам-то что сделал? Скажешь не провоцировал?
― Я считаю, что вы всё равно перегнули палку, ― буркнула Вельз недовольно. Её чёрные густые брови сползли к переносице, а губы сжались в тонкую линию. ― У вас могут быть проблемы из-за этого. Отчасти, госпиталь ― военная территория. Да и сами знаете, что о нём говорят.
― У нас не будет проблем, если Кроули не настучит, ― хмыкнул Лигур. ― А он не настучит, больно благородный для этого. Благородный дебил, блин, выпендривается как может, а на деле ссыкует, как все. Если какой-то призрак оторвёт ему голову, это будет исключительно его проблема и я станцую на его могиле.
― Какой ты злой, однако, ― ухмыльнулась Вельз. Лигур скривился и поспешно заткнулся. ― Идём лучше на пиццу, пока Кроули не вернулся: грязный же придёт, а это аппетит портит.
***
Кроули влез в госпиталь через окно подвала, понадеявшись, что лестницы между этажами ещё целы. Он бы с удовольствием сунулся бы на первый этаж, но попросту не доставал даже до подоконника, а решётка на подвальных окнах и так уже болталась на одном честном слове.
Внутри пахло сыростью, а в углу комнаты что-то копошилось. Когда ноги Кроули ударились об пол, под подошвами кроссовок заскрипело стекло об бетон, а к стенам с характерным звуком разбежались крысы. Двери видно не было. Свет из окон, которые находились почти под потолком, неверно освещал комнату, наполненную всяким хламом. Удивительно, что Кроули не свалился на него: видимо, этим ходом до него пользовался кто-то ещё. Присмотревшись, можно было различить среди мусора старые одеяла, каталки, какие-то вёдра, шкафы и панцирные сетки со старых кроватей. По последним бегало что-то маленькое, шустрое и явно гадкое.
― Тут нет никаких призраков, ― пробормотал Кроули себе под нос и вздрогнул от прокатившегося эха. Идея говорить с самим собой для ободрения оказалась не такой уж удачной. Включив фонарик на телефоне и внимательнее оглядев стены, Кроули с тихим стоном всё же увидел дверь: она была под завалом из того самого мусора, состоящего в основном из металлолома. ― Да мать твою!
Чтобы вернуться наружу и попробовать влезть в другое окно, пришлось бы что-то подставить, чтобы дотянуться до высокого подоконника: внутри он оказался намного выше, чем снаружи. Выбирая между двух зол, Кроули решил попытаться выбраться в коридор. Снова сняв куртку и обмотав ею руки, он с гримасой отвращения на лице скинул с кучи мусора первый матрас. С него во все стороны побежали какие-то насекомые, больше всего похожие на очень крупных тараканов. Хоть не клопы, и то хорошо.
Поначалу матрасы издавали жуткие скрипящие звуки, но Кроули быстро привык и уже через четверть часа оказался c фонариком в руке перед дверью со сломанным замком. Как и положено страшной двери в страшном заброшенном доме, она тоже скрипела.
В коридоре было темно хоть глаз выколи, а из открытого проёма веяло холодом. Кроули нервно сглотнул и направил луч фонарика в темноту, почти сразу вскрикнув: из темноты на него пристально смотрело желтое лицо.
― Бля-ять, ― протянул Кроули, медленно выдыхая. Всего лишь плакат на стене напротив: дядя Сэм со своим дурацким цилиндром со звёздами. Плакат выцвел, но явно был отпечатан не столетие назад, скорее всего, кто-то решил пошутить над коллегами, либо же сразу после закрытия госпиталя ― над любителями лазить в закрытые здания. Собственно, чем дальше, тем чётче Кроули осознавал, что он тут далеко не первый паломник по старым палатам: сначала слишком уж легко поддавшаяся решётка на окне, потом расчищенное место под ним, ну и дверь, заваленная изнутри комнаты. Зачем кто-то решил, что дверь нужно забаррикадировать, Кроули предпочитал не думать.
Коридор был длинный и тёмный, но в том конце, что был ближе к комнате, виднелся свет с первого этажа и ступеньки наверх. Другой конец скрывала тьма, и туда Кроули не тянуло от слова совсем. Подсвечивая себе дорогу телефоном, он двинулся на свет, уже спокойнее оглядывая стены и пол: судя по всему, подвал служил складом и подсобными помещениями для персонала. На одной из дверей была видна потемневшая и покрытая пылью табличка “Посторонним вход запрещён”, по полу бегали пауки, посреди коридора стояло инвалидное кресло, а вот у рентгеновского кабинета, почти у самой лестницы, сохранилась лавочка для пациентов, ожидающих в очереди. На ступеньках, ведущих к первому этажу, кучей валялась медицинская форма.
Когда Кроули уже занёс ногу, чтобы подняться наверх, в тёмном, далеком конце коридора что-то упало с металлическим лязгом и эхо от этого звука раскатилось по коридору. Кроули замер. Сердце ушло в пятки, а потом взмыло к горлу и заколотилось так, будто собиралось выскочить через рот и убежать подальше от этого места.
“Просто сквозняк, ― сказал себе Кроули, заставляя ноги двигаться и переступать ступеньки, ― просто я открыл дверь и пустил сквозняк, ― повторял он про себя, смотря ровно вперёд, на свет, ― даже оборачиваться не буду, чтобы посмотреть”.
Ноги слушались с трудом, будто бы что-то их тормозило, но всё же переступали. Ступенька за ступенькой, всё ближе к дневному свету. Последний шаг оказался самым сложным, и Кроули мог бы поклясться, что холодный ветерок в последний момент коснулся его затылка, но стоило ему оказаться в дневном свете, и страх отпустил моментально. Будто бы сжимающие горло и ноги оковы рассыпались и дали спокойно вдохнуть. Кроули наконец позволил себе обернуться: конечно, на ступеньках, уходящих в тёмный подвал, никого не было.
А вот первый этаж и холл госпиталя заслуживали внимания. Тут были огромные окна, из-за которых было светло почти как на улице, и вот они-то остались целыми, со всеми сложными узорами рамы. Холл занимал два этажа. Если бы Кроули зашёл через центральную дверь, ему бы открылся красивый вид на закруглённые лестничные пролёты, ведущие на балкон второго этажа, и старые лифты с ручной дверью. Под потолком висела огромная люстра, с лампочками, похожими на свечи, и в её стеклянных подвесках играл солнечный свет. Направо и налево уходили широкие коридоры, ведущие, скорее всего, к каким-нибудь медицинским кабинетам. В отличие от подвала, тут почти не было мусора, разве что куски отсыревших обоев валялись под стенами, да на ступеньках лежала одинокая, отвалившаяся от потолка декоративная плитка.
Кроули подумалось, что небольшой ремонт мог бы привести это место в порядок, снова сделать госпиталем или санаторием: клиентов бы набралось порядочно, даже на такое огромное количество палат. Странно, что это место вообще забросили, вряд ли оно несло серьёзные убытки, хотя по какой-то причине его всё же закрыли…
Решив не зацикливаться на этих мыслях, Кроули сделал ещё пару фотографий на фоне парадной двери и центральной лестницы, а потом двинулся дальше ― на второй этаж. Ходить по боковым коридорам он не рискнул, всё же Шедвелл мог увидеть его в окно, поэтому взбежал наверх по центральной лестнице.
С балкона было лучше видно люстру, оказалось, что она держалась на одном честном слове: крепления выгнулись и казалось, один сквозняк — и эта красота с грохотом упадёт на пол. Также стало видно, что лифт не рабочий. Если на первом этаже решётка была закрыта на замок и за ней была видна только шахта, то на втором этаже можно было заглянуть в эту самую шахту и не обнаружить кабины ни сверху, ни снизу. Это было как минимум странно.
