Взгляд Пейтона оставался бесстрастным и абсолютно непроницаемым:

– Не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите. За годы совместной работы вам пора бы начать доверять мне.

– Ха! – только и произнесла Орье.

Они исчезли за поворотом коридора, и Алекс медленно двинулся следом, чтобы не быть уличенным в подслушивании. Когда Вульф добрался до конференц-зала, отряд психонавтов в полном составе уже находился там, рассевшись вокруг подковообразного стола. Все экраны и проекторы были погашены. В помещении царил интимный полумрак. Перед каждым членом группы стоял стакан с любимым напитком и герметичная коробочка с набором капсул.

– Отлично! Все в сборе! – произнес Пейтон, жестом приглашая Алекса занять отведенное ему место. – Брифинг будет коротким. Вы все прекрасно знаете, зачем мы здесь. От себя добавлю следующее. Сенатор Паттерсон вот уже несколько недель крутит мне яйца. Он долго и настойчиво продвигал наш проект к статусу государственной службы и вправе требовать ответных преференций. Пришло время вернуть должок. Его дочь с недавних пор страдает от генерализованного депрессивного расстройства личности. Мы должны успеть подготовить терапевтический сон и начать ее лечение до того, как сей неприятный факт станет достоянием инфосети.

– Боитесь суицидального психоза? – осведомился Гловер.

– М-да. Не хотелось бы. Психологический контакт с девочкой был утрачен. Осуществить принудительное психиатрическое лечение мы не в состоянии, не нарушив при этом действующего законодательства. Остается попробовать «Морфей». Однако ни одному отряду психонавтов еще не удалось добыть семя сна для терапевтического модуля, направленного на лечение депрессивного расстройства, из хостов, подготовленных для этой задачи. Поэтому сегодня мы собрали в кулак лучшие силы. На кону наша работа.

– Как все забавно у вас получается, – удивился Вульф. – Вы создаете лекарство в первую очередь для политической элиты, а уж в десятую – для мировой общественности?

– Ах, наивный мой Алекс! – поцокал языком Гловер. – Ты такой простак! Добрые сны не приходят к бедным девочкам. Только к тем, чьи родители способны оплатить мистеру Пейтону билет в высшую лигу.

Стейнбек смутился. Орье погрузилась в себя. Гловер ехидно улыбался в ожидании возражений. Один Беккер выглядел заинтересованным и впитывал в себя все детали беседы. Комиссар на допросе. Когда Вульф заприметил это, тот нацепил на себя очередную маску и растворился в образе.

– Зачем вы смеетесь над ним, дядя Артур? – спросила Банни, сидевшая подле Орье. – Он просто честный человек.

– На словах, – ответил Гловер. – А вот как обстоит на деле, нам еще предстоит выяснить.

Орье погладила девочку по щеке:

– Проблема честных людей, Банни, состоит в том, что всю свою жизнь они сражаются с ветряными мельницами собственных представлений о жизни. Это вечная борьба между тем, что диктуется внутренней логикой социума, и тем, что правильно. Но кто определяет само понятие правильности?

– Размышлять о подобных вещах в эпоху пандемии по меньшей мере безответственно, – ответил Пейтон. – Вы не вчера родились и знаете, как устроен этот мир. Мы сделаем все от нас зависящее, чтобы остановить распространение эпидемии. Любой ценой. Пришло время доказать свою профессиональную состоятельность.

Из конференц-зала Вульфа увел молодой дородный японец, сперва убедившись, что тот проглотил все до последней капсулы из герметичной коробочки с логотипом фармацевтической компании на крышке – красным на белом фоне мерным черпаком с обвивающейся вокруг ручки змеей.

– Ничто так не бодрит поутру, как порция первоклассных энтеогенов! – хохотнул он. Лицо его было изрыто оспинами, как поверхность Луны кратерами. – Я старший инженер-нейрофизиолог в команде по обслуживанию вашей купели, Алекс-сэмпай. В паспорте написано Хадзиме Ямагути, но друзья зовут меня Хиросима. Да не бледнейте вы так. Я не обижаюсь! Японцы сами те еще расисты и ксенофобы. Островное государство как-никак. Спросите хоть у тех же британцев. Они не дадут соврать. Если вам будет проще, то я откликаюсь и на простое Сима-кун.

– Как скажешь, Сима-кун! Какая программа у нас намечена на сегодня?

– О! Не волнуйтесь. Вам понравится. Пока ваш мозг начинает медленно размякать под маринадом из психоделиков, мы сделаем вам бесплатную лазерную эпиляцию всего тела, прочистим кишечник и возьмем все необходимые анализы. Затем упакуем в амниотический костюм, а после приступим к подключению к купели и плавному погружению в КОС. Как вам такое, а?

– Эпиляция-то зачем?

– Забавно, что вас не удивила история с кишечником, – хмыкнул Ямагути. – Алекс-сэмпай, я хоть и маленький, но руководитель, и должен заботиться о небольшой группе подчиненных, а выскребать вашу шерсть по завершении сеанса КОС из амниотических костюмов – задача не из приятных, знаете ли. Особенно после Гловера. Из его рыжего мха можно плести амулеты и выдавать за монгольские обереги, сделанные из конского волоса. Я сам, конечно, не видел, но ребята жаловались. Что же до Жюли-сан. О-о-о! Хотел бы я поработать с ее купелью…

Подготовка к погружению не заняла много времени. Команда Ямагути работала слажено и споро. В результате на теле Вульфа кроме головы не осталось ни единого волоска – пластиковая кукла, а не живой человек. Его желудок, кишечник и мочевой пузырь были очищены и пусты. Чтобы упаковаться в амниотический костюм, пришлось изрядно подвигаться. Из-за этого энтеогены стали усиленно распространяться током крови по организму. Вульфа накрывало медленно и неотвратимо будто приливной волной. Начали мерещиться странные звуки, доносившиеся из коридора. Стон десятков разных голосов, сплетавшихся в едином хоре бессловесной боли. Шорох поступи гигантской сороконожки. Когда Ямагути коснулся предплечья Вульфа, чтобы поправить костюм, к его руке присоединились обезображенные конечности из прошлого. Они бесцеремонно хватали Алекса, впиваясь пальцами в податливую плоть, растягивали и сплющивали, играя безвольным телом, как марионеткой, подвешенной за ниточки.

– Вы в порядке? – Ямагути похлопал его по щекам. – Не отрубайтесь. Потерпите еще минут десять, пока не уляжемся в купель. Следите за моим пальцем. Вот, молодец!

Вульф не без труда собрал мысли в кучу и встряхнулся. Руки пропали.

– Вот и результаты анализов подоспели, – продолжал меж тем Ямагути, просматривая данные со своего инфопада. – Здоровье у вас как у быка, а вот печень подкачала.

– Немудрено. Я несколько месяцев плотно сидел на нейрофине, когда программа психологической реабилитации провалилась, не сумев помочь тем немногим, кто пережил нейровирусную атаку, – Алекс вспомнил острое покалывание в глазах от бесчисленных инъекций офтальмологическим шприцем и приятное жжение, растекавшееся от зрительного нерва по всей черепной коробке. Когда из руки вываливался шприц, она непроизвольно нашаривала рукоятку заряженного пистолета. Сколько раз он примерялся, чтобы нажать на спусковой крючок?

– Соскочили с нейрофина? Да у вас стальные яйца!

– Ага, – год, проведенный в армейской психушке, после того как он в одних трусах бегал по улице за прохожими с пистолетом, умоляя пристрелить его, был вымаран из биографии Алекса родными спецслужбами. Такой системный позор принято прятать столь же тщательно, как подросток прячет в своей комнате любимый носок для дрочки.

– Ну а в остальном полный порядок!

Алекс оказался обтянутым с головы до пят в облегающую бежевую резиноподобную ткань, пронизанную сотней датчиков и разъемов. Непокрытыми оставались глаза, уши, носогубный треугольник и несколько точек на волосистой части головы.

– Из чего сделан этот костюм? Похож на водолазный, но материал какой-то странный.

– Вы брезгливый?

Вульф отрицательно помотал головой.

– Это кишки генно-модифицированных свинок с экспериментальной фермы при лабораториях ГСПМ. Они необходимы, чтобы создать оптимальные физиологические условия для биоэлектрической проводимости между гелем Роуча, заполняющим купель, и вашим телом.