— Доброе утро, Сузу, — я непроизвольно улыбнулся, окинув взглядом её взъерошенные волосы. — Хорошо спала?

***

В воздухе висела плотная серая дымка. На полу рядом со мной стояла пепельница, наполненная окурками. Очередная сигарета медленно тлела во рту, когда в дверь сдержано постучали, а через секунду она с легким шорохом отъехала в сторону.

— Г-господин, — Томоми закашлялась. — Я принесла ужин.

Девушка с глухим стуком поставила поднос на пол, а потом поглядела на меня одним из своих укоризненных взглядов. Я прикрыл глаза, как бы говоря о том, что она может идти. Томоми сухо всхлипнула и поспешила покинуть комнату. Я равнодушно поглядел на сытный ужин, а потом вновь нажал кнопку воспроизведения, позволяя себе раствориться в любимом голосе.

Будь я в Токио, непременно вспомнил бы маршруты уличных наркоманов, но в Ие достать хоть какой-то наркотик было нереально. Так что я просто сидел в своей комнате и до дыр заслушивал старые диски. И молчал. С того самого дня горло словно бы стягивала петля, так что временами я начинал задыхаться. Врачи считали, что это последствия пневмонии, но мне было все равно. Это не имело значения. Окружающий мир стал для меня просто картонной декорацией для спектакля под названием жизнь. После того, как главная героиня ушла со сцены я утратил всякое желание продолжать игру. Мне не нужен был мой голос. Мне хватало того, что говорил со мной из старого плеера.

В один из дней, я открыл окно, чтобы хоть немного проветрить прокуренную комнату. На дворе стоял теплый весенний день, и ветер принес ко мне в комнату немного розовых цветков. Они сиротливо опустились на прохудившуюся циновку, и в наушниках наступила тишина. Я медленно моргнул, и принялся бездумно щелкать кнопками. Все было бесполезно. Плеер превратился в ненужный металлолом. Я ощутил что-то похожее на раздражение, стащил с головы наушники, и тут меня прошиб холодный пот. Из сада донесся громкий детский смех, а после знакомый напев. Детская песенка-считалка очень известная в южных префектурах.

Словно во сне я поднялся на ноги и подошел к окну. В саду росла старая сакура, посаженная еще первым владельцем поместья, специально для того чтобы проводить ханами. Вот и сейчас её узловатые ветки был усыпаны мириадами цветов, лепестки которых щедро осыпали землю и корни. На нижней ветке маячила хрупкая детская фигурка. Тонкая ручка тянулась к розовым лепесткам, но было слишком высоко. Тогда девочка встала на цыпочки и коснулась цветков. Довольный смех внезапно оборвался. Босые ноги соскользнули с ветки. В воздух взметнулось облако розовых лепестков. Словно со стороны я услышал испуганный крик.

«Лееееееен!» — отчаянный вопль сестры ударил по ушам. Петля затянулась.

Колени больно ударились о твердую землю. Хрупкое с виду тельце оказалось на удивление тяжелым, но я крепко прижал его к себе, и только после этого неловко завалился на бок, зашибив плечо. Перед глазами танцевали серебряные мошки и я раздраженно сморгнул, а потом потрясенно замер. В небесно-голубых глазах стояли запоздалые слезы, но на бледном личике читалось неподдельное любопытство и восторг.

— Ты поймал Сузу! — радостный смех звучал как серебряный колокольчик.

— Сузу-чан! Боже, ты не поранилась?! — со стороны дома послышался взволнованный голос, а потом в сад выбежала насмерть перепуганная Томоми. Однако увидев меня, она тут же потрясенно замерла на месте.

— Все в порядке! — девочка доверчиво прижалась к моей груди. Солнце играло в золотых волосах, и я рассеяно погладил мягкие кудри.

— Папа меня поймал!

Веревка с треском оборвалась. Я ощутил странную дрожь во всем теле. В горле засвербило.

— Папа? — теплая ладошка Сузу коснулась моей щеки. — Почему ты плачешь?

— Ничего, — сипло произнес я и тяжело сглотнул. — Идем домой, Сузу.

***

Солнце перевалило за полуденную черту, когда мы достигли нашей цели.

— Ого! — Сузу восторженно окинула взглядом храмовую лестницу. — Какая длинная! А сколько тут ступенек?

— Кто знает, — я взял её за руку. — Может посчитаешь?

— Один! — Сузу вскочила на первую. — Два! Три! Четыре!

Под звонкий счет мы начали медленно восхождение к храму. Солнце жарило совсем по-летнему, так что я быстро выбился из сил, но девочка продолжала увлеченно считать ступени, не обращая внимание на жару. Впрочем, после тридцати у нее закончились числа.

— Она слишком длинная, — Сузу нахмурилась. — Сузу не умеет считать так далеко.

— В таком случае я буду считать за тебя, — я тихо рассмеялся, и посадил её на спину. — Смотри, дальше будет…

Тонкие ручки крепко обхватили меня за шею, а светлые волосы коснулись щеки. Усталось сняло как рукой, и я бодро зашагал дальше. На вершине лестницы Сузу научилась считать до шестидесяти.

— Храм, — объявил я, и ссадил её на землю. — Идем, нам сюда.

Среди потемневших от времени надгробий, Сузу как-то присмирела, и опасливо сжимала мою ладонь. Это было её первое посещение подобных мест, так что она вполне могла испугаться. Все предыдущие годы я приходил сюда в одиночестве.

— Зеркало? — Сузу указала на иероглиф рядом с группой могил.

— Да, — я поклонился, и она повторила за мной. — Мы пришли. Она в самом конце.

Сузу пытливо взглянула на меня, будто прося разрешения, а потом припустила к новенькому белому постаменту. Светлые волосы сверкнули на солнце. Я сбросил с себя оцепенение и шагнул следом. Рядом с плитой уже стояла ваза с белыми хризантемами — должно быть Томоми побывала тут еще до обеда.

— Ка-га-ми-не Су-зу? — по слогам прочитала девочка и испугано вздрогнула. — Папа, тут мое имя?

— Нет, Сузу, — я погладил её по волосам. — Другое чтение.

— Тогда… — она на секунду задумалась. — Рин, да?

— Правильно, — прошептал я. — Это твоя тётя.

Последнее слово далось мне с трудом, и я стиснул зубы от такой бессовестной лжи.

— Тетя Рин, — Сузу сняла со спины свой рюкзачок и вытащила оттуда вазочку с крохотным букетиком желтых цветов. — Я вырастила их для тебя, эти цветы…папа, я забыла…

— Нарциссы, — хрипло произнес я. — Желтые.

— Точно! — Сузу аккуратно установила цветы рядом с надгробием. — Папа сказал, что они тут не растут, но я очень старалась и они выросли, правда здорово? Семена мне купила Томоми, а горшочек подарила бабушка Рейра!

— Сузу, — я присел рядом с дочерью. — У нас тут еще цветы для прадедушки и прабабушки, отнесешь?

— Конечно, — девочка неловко взяла длинные стебли хризантем и припустила к началу ряда.

Я опустился на колени рядом с могилой. Там было пусто. После кремации прах развеяли на берегу моря. Так что от моей сестры осталась лишь запись в семейном регистре, да мои воспоминания, которыми я жил последние пять лет. Время лечит, говорят люди. Все это глупости. Сколько бы я не пытался, я не мог избавиться от ужасного чувства неполноценности. Я чувствовал себя инвалидом. Безнадежно больным. И лишь одно удерживало меня от эвтаназии.

— Папа, — теплая ладошка коснулась моей щеки. — Перестань, иначе Сузу тоже заплачет.

— Прости, — я поспешно сморгнул. — Больше не буду. Идем домой?

— Ага, — Сузу шмыгнула носом и крепко ухватилась за мою руку. — Пока, тетя!

«Прощай, Рин, — я коснулся белого надгробия. — И спасибо тебе. Я буду беречь её. Ведь она — доказательство твоей жизни».

Конец