– А что вы пили, мистер Бенкс?
– Бурбон и немножко льда. Лучше бы пиво или тот же бурбон, но на свой отдельный счёт. А то я наклюкался и, стыдно признаться, увлёкся глупостями вон того субъекта, Крошки Слоу, а он оказался террористом. Теперь по улице стыдно пройти, и на работе на меня косятся.
– Почему вы, мистер Бенкс, в своё время не были накачены гормонами, чтобы, повзрослев, стать человеком среднего, а то и высокого роста?
– Меня это тоже интересовало, мистер Судья. Выяснилось, что все низкорослые мужчины в нашем городе сейчас в одном примерно возрасте. А восемьсот лет тому назад, когда мы появились на свет в Институте генетики, у медиков победила мыслишка, будто в процессы роста ребёнка лучше не вмешиваться.
– Где вы работаете, мистер Бенкс?
– В команде очистки города, хоть по специальности экономист. Спьяну поневоле поверишь, что нас, мужчин невысокого роста, дискриминируют.
– А что вы скажете сейчас, в суде, и в трезвом виде?
– Что не хочу потерять и эту работу, ассенизатора.
Тут Обвинитель покашлял, привлекая к себе внимание Судьи.
– Позвольте дать справку. Свидетель Джо Бенкс служил экономистом в мэрии Хеппинес-тауна, был уволен за неоднократное вымогательство взяток и воровство по мелочам со склада.
– Благодарю, мистер Обвинитель. Я продолжу допрос. Бесплатная выпивка, вы сказали… Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, мистер Бенкс. А кто, по вашему мнению, платил тогда?
– Кто же, как не организатор этой клятой лиги, Крошка Слоу? В конце вечера, когда низенький народ, спьяну записавшись в лигу, начал расходиться, именно к нему подошёл бармен, чтобы, как это всегда делается, урегулировать вопрос об оплате.
– Где был тогда обвиняемый?
– Он занимал столик на двоих у стены. Все расселись таким манером, чтобы удобнее принимать участие в общем разговоре. Я задержался за стойкой, желая допить бурбон. Вкус хотел запомнить. Бурбон мне не по карману.
– Вы не снимали разговор бармена с подсудимым на коммуникатор?
– Нет. Зачем бы? Да и руки уже дрожали…
– Что-нибудь показалось вам странным на той вечеринке?
– Да. Странно, что нас обслуживал не Грэм, штатный бармен «Элвиса», его все мужики города прекрасно знают, а специально нанятый для этого вечера. Парень был высокого роста, и я ещё подумал, что это специальный финт ушами шустрика Лоу: высокие-де презирают нас и вредят, чем могут, а этот верзила принуждён нам напитки подавать.
– Очень может быть, мистер Бенкс… Миссис Защитник, мистер Обвинитель, есть ли у вас вопросы к свидетелю? Нет… Мистер Бенкс, вы свободны. Пройдите в ту дверь, на выход из здания. Нет, не ищите свой коммуникатор, его вам вернут после заседания… Приглашается свидетель Винни Соллерс.
На табурет-лесенку уселся щеголеватый коротышка. Чёрные волосы, причёсанные на прямой пробор с бриолином, голубая бабочка шестидесятых с продолговатыми крыльями на бежевой рубашке, костюмчик, как у киношного мафиози. Спрошенный о вечере в «Элвисе», тотчас же заявил, что потребовал себе отдельный счёт, но не получил его. Наверное, покойный Фил забегался.
– Покойный Фил? – поднял Судья седые брови.
– Ну да, нашу пёструю, с бору да с сосенки, малорослую компанию обслуживал не бармен Грэм, а Фил Миллер, безработный официант, баскетболист-любитель. Он же потом сгорел в том проклятом автобусе.
– Вам что-нибудь показалось странным тогда в баре, мистер Соллерс?
– Конечно, показалось, мистер Судья. Все же знают, что Крошка Слоу – городской сумасшедший, псих со справкой. Меня удивило, что этого дурика стало на красиво построенную речь о «Лиге коротышек», а в ней на парадоксальные, но не всегда идиотские мысли.
– Эй, Винни, ври да не завирайся! – выкрикнул обвиняемый.
– Да ладно тебе!
– Я вас предупреждал, подсудимый. А вы поясните, пожалуйста, свидетель, какие именно мысли из той речи в баре показались вам чуть ли не разумными.
– Да те, что насчёт секса. Я согласен, что в сексе коротышка даст сто очков наперёд любому дылде и пари выиграет. И что бабы нас больше любят. Меня просто царапнуло, когда Крошка Лоу начал жалостно так описывать, как нас за это ненавидят высокорослые дебилы и как при случае прищучивают и даже, извините, кастрируют.
– А вот мы сейчас у самого оратора спросим. Меня тоже, подсудимый, удивило, когда я в ваших тезисах прочитал, будто вас кастрировали в Муниципальной больнице Хеппинес-тауна. Разве такое возможно в наше время?
– У меня не согласились взять сперму для Межпланетного отделения Межмирного Института генетики. Разве это не та же стерилизация? А стерилизация – разве это фактически не кастрация, Судья?
Судья помолчал. Потом произнёс медленно:
– Вам, подсудимый, безусловно известно значение этих терминов, ведь вы можете похвалиться высшим медицинским образованием. Однако на Венере Второй вы потеряли должность терапевта в медицинском центре, потому что прижигали пациентам пальцы старинным автомобильным прикуривателем. Здесь вы появились уже как претендент на вакансию медбрата, но психическая болезнь, по-видимому, прогрессировала, и вот вы уже разнорабочий в торговле. При всё при том вы должны были сохранить накопленный ранее запас слов и способ выражаться, свойственный служащей интеллигенции. Так почему же вы перед судом валяете дурака?
Словно бы окошко растворилось ветром и тут же снова захлопнулось, когда тупое и наивно-плутоватое выражение лица Макса Лоу сменилось на несколько секунд каким-то даже и весёлым, точнее, наверное, всё-таки задорным недоумением. Судье показалось, что на те мгновения террорист даже помолодел. Но ответил он прежним тоном:
– Если уж я работяга и дурик, то странно было бы мне трепаться, как бакалавру медицины. Да ещё ведь я и вправду псих, мистер Судья, а в периоды обострения мало что соображаю.
– Уж не подводите ли вы меня к мысли, обвиняемый, что тезисы вам помогал составить ваш сообщник в здравом уме и в трезвой памяти? Садитесь.
Обвинитель переглянулся с Защитником, а свидетель уставился на них. Судья повернулся к табурету-лесенке.
– А к вам у меня последний, наверное, вопрос. Вы не снимали на свой коммуникатор беседу обвиняемого с Филом Миллером?
– Нет, ваша честь, я не любитель съёмок. А как они разговаривали, видел.
– Тут другой свидетель, мистер Бенкс считает, что обвиняемый тогда расплачивался за банкет. А по вашему мнению, о чём они говорили?
– Да вряд ли он расплачивался, где бы деньги взял? Заплатить ведь пришлось и за то, что бар закрывался для других посетителей, на спецобслуживание. Я краем уха слышал, что выпивку на собрании обеспечил спонсор. Да и видно было, что это Фил втолковывал Крошке Слоу, а не наоборот.
Судья отпустил черноволосого коротышку и в течении не менее получаса вызывал других членов злосчастной «Лиги…», выспрашивая их, не снимали ли они разговор обвиняемого с покойником Филом. Кто ушёл раньше, кто не снимал, а один честно признался, что приходил только ради выпивки и что, кроме как на неё, ни на что не обращал внимания.
– Да спросили бы меня, о чём мы с Филом базарили! – не выдержал Слоу.
Судья предпочёл промолчать. Наконец, чуть ли не последний уже свидетель из бара вспомнил, что снимал всё заседание. Судья попросил его найти свой коммуникатор, а потом вместе со всеми присутствовавшими завороженно наблюдал, как игрушка мотается туда-сюда по воздуху. Вот она остановилась, а в воздухе появилась картинка. Высокий сутуловатый парень, знакомый Судье по любительскому документальному фильму о баскетбольной команде «Гориллы», пересекает пустоватый зал и присаживается за столик к Максу Слоу, развалившемуся на стуле за маленьким столиком у стены. На покойнике Филе чёрная спецовка с номером на груди и полосатая фуфайка, как на Элвисе Пресли в знаменитой сцене пения и танцев в камере из «Тюремного рока». О чём они говорят, убийца и его жертва, не разобрать. Картинка гаснет и появляется снова. Теперь уже все расслышали громкое дыхание и звонкое причмокивание рядом с микрофоном – и на их фоне достаточно чётко: «Велено сказать, что ящик будет в известном тебе месте в четверг». – «Замётано, Фил». – «Мне плевать на твои шуры-муры, и от воровских дел всегда стоял я в стороне. Но сегодня я заработал немного талеров, и не передать тебе словами маляву было бы западло».
