Подсудимый втянул голову в плечи. В гостиной повисла тишина. Потом Судья проговорил непринуждённо:

– А вот и сообщник промелькнул. Вы свидетель, свободны. Свою игрушку получите после заседания. Никто не будет возражать, если я вызову миссис Ричард Джорджес, квартирную хозяйку обвиняемого? Попросите мадам Марту, пожалуйста.

Эта пухленькая тётка, одетая, обутая и причёсанная точь-в-точь, как герлз на рекламах пин-ап, влетела в гостиную с таким выражением на размалёванном лице, будто её только что ущипнули за попку. Долго устраивалась на сиденье, при этом глаз не сводила с навсегда потерянного квартиранта. В гостиной повеяло цветочным ароматом синтетических «Слёз юности», отнюдь не облагороженным собственными ароматами Марты.

– Напоминаю вам, миссис Ричард Джорджес, что вам надлежит говорить правду и только правду. У меня к вам два вопроса, чрезвычайно важных для следствия. Первый…

Тут она подхватилась с табурета-лесенки, упёрлась руками в бока и заверещала:

– Хоть я и соблазнилась, грешная, приняла от негодяя двести талеров за молчание, клянусь, что не промолчу и выгораживать убийц не буду!

– Ваша позиция своеобразна, но по-своему прагматична. Первый вопрос. Видели ли вы, как обвиняемый уходил из дому в тот день, когда взорвался автобус?

– Нет, врать не стану. Делать мне больше нечего, чем за обиженным Богом подглядывать!

Тем временем в гостиной снова повисла объёмная картина, на которой подсудимый с чемоданчиком подходил к автобусу. На сей раз только один, неподвижный кадр.

– Мадам, присмотритесь, прошу вас, к этому чемоданчику. Приходилось ли вам видеть его у подсудимого? Во время уборки в его комнате, например?

– Нет, никогда не видела, мистер Судья.

– Подсудимый сказал в автобусе, что там электродрель, в этом футляре.

– Ха! Нафига ему дрель – разве что ногу себе продырявить? Макс – мужик удивительно бесполезный для домашнего хозяйства, руки у него будто из задницы растут.

– Теперь прошу внимания, мадам! Кто из горожан за неделю, за две, за месяц перед взрывом автобуса навещал вашего квартиранта?

– Эти бесстыдники превратили наш тихий, миленький Хеппинес-таун в Содом и Гоморру! Я взяла двести талеров и теперь, как женщина честная, не могу выдать негодяя и развратника словами, но стоит вам, мистер Судья, пригрозить мне раскалённым утюгом, как я на безобразника тотчас же пальцем покажу! И денежки себе оставлю!

И поскольку при этом бой-баба с ненавистью таращилась не на кого иного, как на Обвинителя, Судье пришлось приложить немалые усилия, чтобы удержаться от смеха.

– Я удивлён, миссис Джорджес, что вы так романтически воспринимаете современное гуманное судопроизводство. Вы очень помогли своими показаниями… Что это?

А это Обвинитель попытался покинуть гостиную, но невидимый Платон бесцеремонно возвратил его на место.

– Вы же согласились на дополнительный статус свидетеля, мистер Ньюмен, так что не взыщите, если вам придётся потерпеть наше общество до конца сегодняшнего заседания. А вы, миссис Ричард Джорджес, свободны. Ваш коммуникатор…

– Да не украдут же его, куда денется… Мистер Судья, голубчик вы наш седенький, дайте мне здесь хоть в уголочке постоять и до конца досмотреть. Ужасть до чего интересно!

– Гм… Вообще-то… Хорошо, оставайтесь. Последний наш свидетель – мужчина, как джентльмен, он уступит вам место, так что сидите, где сидели… Слушаю вас, миссис Защитник.

Пока Защитник выбиралась из кресла и собиралась с мыслями, Судья пришёл к выводу, что она похожа скорее на учительницу из старинных кинофильмов, чем на провинциального адвоката. Дело шло к развязке, от нетерпения Судью даже подташнивало слегка, а эта ведьма решила затянуть процесс.

– Вы так и не дали мне слова, мистер Судья. И я догадываюсь, почему…

– Потому что заранее согласен с вашей аргументацией относительно террориста Макса Лоу. Я видел медицинские свидетельства и тоже считаю, что его следует передать психиатрам. Впрочем, говорите, миссис Защитник. Я признаю свою ошибку и весь внимание.

– Да, мистер Судья, вы отдаёте мне этого гадёныша, хотя моим согражданам следовало бы его по обычаю предков предать суду Линча на месте преступления. Отдаёте, потому что позволили себе устроить здесь охоту на совсем другую дичь. Но наш мэр нервничает понапрасну. Вам не удастся выстроить новое обвинение уже и против него. Оно рассыплется и дискредитирует эту выдумку яйцеголовых глобалистов, этот ваш Межмирный суд. Потому что у вас нет ответа на главный вопрос: “Qui prodest?”. Искренне надеюсь, что вы знаете латынь.

Судья улыбнулся ей, показав все свои прекрасные белые зубы. Он уже и не помнил, где и при каких обстоятельствах их вставлял.

– Осмелюсь заметить, вы упустили из виду, что погибли страшной смертью одиннадцать ваших сограждан, и соучастник теракта должен понести наказание, раз уж наша гуманность выводит из-под удара психического больного. Итак, я приступаю к судебному следствию. Изучая материалы, собранные моим помощником в Хеппинес-тауне, я тотчас же обнаружил следы соучастника. Прежде всего в результатах обыска. Дома у таких любителей-взрывников обычно находят килограммы сахарной пудры, измельченной на кофемолке, запасы удобрений для домашних растений, реле времени, нихромовую проволоку, батареи или аккумуляторы. Здесь – ничего подобного. Зато нашёлся другой почти обязательный атрибут охотника бабахнуть, старинное пособие по взрывному делу. Как выяснилось, оно было унесено без саморегистрации из местной библиотеки, где должность библиотекаря давно уж сокращена. Угадайте теперь, чьих пальцевых отпечатков нет на книжке?

– А моего бывшего квартиранта, кого ж ещё, – прогудела Марта. – Крошка Лоу не из читателей.

– Правильно, миссис Джорджес! Что? Спасибо, Платон… Зато, как оказалось, на страницах достаточно отпечатков нашего Обвинителя. Образцы пальчиков мой помощник снял только что, когда не выпускал его из гостиной.

– Это ничего ещё не доказывает! – подхватилась с кресла Защитник.

– Участия в убийстве не доказывает, но интерес к орудиям террора – да. А зачем такое хобби жовиальному мэру мирного города? И если жилец мадам Марты сам не брал книжку в руки, кто-то же принёс её и оставил ему – не так ли? Из полу-свидетельства квартирной хозяйки мы узнаём, что мэр навещал подсудимого в его комнате. Нам дела нет до их интимных отношений, лично мне кажется, что это ещё один слой камуфляжа.

– Вот спасибо вам, Судья, – живенько вклинился подсудимый. – Глупая сучка делает из меня гомика! Да я чуть под землю от стыда не провалился…

– Теперь бомба. В народе почему-то считают, что бомбы при взрыве испаряются. Глупости! Детали их всегда выковыривают из окружающих построек и деревьев, а иногда из тел пострадавших. Взрыв на площади Трумэна не составил исключения. Эксперт определил тип взрывчатки. Это не самодельная и это не порох, бездымный или охотничий, а пластит, заводской, понятно, выделки и очень мощный. Он использовался при закладке города, потому что доставка именно такой взрывчатки на большие расстояния наиболее целесообразна. Остатки этого пластита и теперь лежат на городском складе. Таймер взят готовый, из тех, что применяются строителями при взрывных работах. На муниципальном складе ещё три таких осталось. И вот что любопытно. Не обнаружено никаких дополнительных поражающих элементов вроде обрезков стальной проволоки, шариков из подшипников или гвоздей.

– И никаких гвоздей, значит… Ну и что? – не удержала свой язык Марта.

– А то, мадам, что замысливший это преступление, похоже, не намеревался лишать жизни всех пассажиров автобуса. Он хотел гарантированно угробить только одну свою жертву. И здесь нам поможет мой последний свидетель, кровельщик Сэм Каннингс. Мистер Каннингс, прошу.

В гостиную вошёл человек в синем костюме и кроссовках, с внешностью умеренно пьющего рабочего средних лет.

– Расскажите, пожалуйста, зачем вы установили камеру на площади Трумэна.

– Эт где?

– На крыше торгового ряда, почти на краю.