Но такого места не было в мире.
Драко продолжал стоять близко, при каждом вдохе Гермиона ощущала его тепло, и это пугало сейчас гораздо больше, чем возможность умереть в этой комнате от кинутого им Авада Кедавра.
Малфой смотрит чуть сверху, видя и чувствуя каждый удар сердца от вздрагивающей артерии, каждое движение ресниц, прячущих её глаза. Он готов поклясться, что за секунду до того, как поцеловал её, он видел! Видел то, чего ему так не хватало всё это время. И за возможность увидеть это снова он готов даже забыть, что Грейнджер шпионила за ним со своими дружками вчера. Готов забыть многолетнюю вражду, желание указать ей на своё место. Готов даже забыть о её грязной крови.
— Посмотри на меня! — приказным тоном говорит он, не меняя позы. Гермиона трясёт головой, пытаясь спрятать лицо под растрёпанными волосами, хаотично выбившимися из хвоста. — Посмотри на меня, Грейнджер! — он встряхивает девушку, как тряпичную куклу. Её голова запрокидывается, чуть не ударяясь об стену.
Взмах её ресниц напоминает медленно открывающиеся створки крематория в родовом поместье, Малфой пытается прогнать от себя это сравнение, не желая видеть сейчас чёртову пустоту в глазах Грейнджер.
Страх.
Она смотрела на него испуганно, как тогда, в мэноре, когда Беллатриса притащила парня опознать сокурсников. Тогда он увидел этот страх в глазах Грейнджер впервые. Сейчас она снова поддалась.
— Твою мать… — рычит Драко, отталкиваясь всем телом от стены и делая несколько шагов назад.
Под ногами хрустит бетон и стекло, он спотыкается о валяющийся на полу камень, опирается на остатки какой-то мебели. Гермиона продолжает стоять на месте. Её поза почти не изменилась, только опустила руки. Стоит. Гордая, прямая, как струна. И только глаза выдают, что эта смелость — лишь напускное.
Драко огляделся вокруг, пытаясь собрать в кулак силу воли, и не рвануться обратно к ней. Сознание орало в ушах, заставляя уйти, молча, гордо, как он уходил всегда. От каждой из своих многочисленных любовниц, получив от них то, чего хотел. Но тело не слушается. Ноги не желают нести к двери, его, кажется, парализовало.
Ни один страх в мире никогда не заставлял его мешкать. Он видел смерть и страдания много раз. Отец так учил его и заставлял пытать пленников. Да что там, Драко и сам оказывался под действием Круциатуса: Лорд считал это лучшим из наказаний. Множество раз он видел панику в глазах людей за секунды до того, как мелькала зелёная вспышка Авада Кедавры.
Страх, который он увидел в глазах Грейнджер, не был похож на привычные эмоции пленников. И это ему не нравилось. Грейнджер не боялась его. Не боялась умереть. Совершенно новый и непонятный ему страх, который он не желал больше никогда видеть.
Он оттолкнулся руками от остатков маггловской иллюзии и пошёл к выходу. И уже покидая комнату, услышал тихий звук. Обернулся. Гермиона сползла по стене вниз, присаживаясь на корточки среди развалин и мусора, подняла палочку. Драко подавил желание остаться, пнул ногой дверь и, продолжая мысленно ругать себя за этот чёртов поцелуй, вышел из комнаты.
====== Больше никогда ======
Дверь с шумом закрылась, оставляя Гермиону одну. Накопившиеся чувства: ярость, страх дали о себе знать. Она всхлипнула, но сдержала слёзы. Гермиона не плакала с похорон Фреда и тогда пообещала себе, что будет сильной. Слёзы не должны больше никогда мешать ей жить. Она наплакалась вдоволь, и никто больше не заставит её пройти через это. Даже сейчас у мерзкого Хорька это не получится, как бы он не старался. Драко хотел отомстить. Он сделал это. Унизить её ещё больше Малфой не смог бы, наверное, никогда. Почему он поцеловал её, почему не отошёл, привычно кривя губы? Что заставило надменного слизеринца переступить через принципы и дотронуться до неё? Гермиона попыталась представить себе все мотивы Малфоя, прогоняя мысленно свои эмоции и желания. Неужели он хотел показать, что даже в таком личном и сокровенном он имеет право делать то, чего хочет без её согласия? Ответ был только один, и он очень не нравился.
Грейнджер не позволит никому решать за неё. Никто никогда не станет указывать ей, что делать, ни Малфой, ни Министр Магии, ни сам Мерлин! Она решает, кто и когда будет её целовать, и это ни в каких бредовых фантазиях не может быть Малфой. Пусть только попробует ещё хоть раз прикоснуться к ней, и Гермиона уничтожит его. Произнесёт-таки заклинание, прижимая палочку к его горлу. Больше никогда его презренные губы не прикоснутся к ней, как бы ему не хотелось!
И плевать, что ей действительно понравился вкус его мерзких губ и то странное спокойствие, которое окружило её на мгновение, пока он был рядом. Пока его руки преграждали путь и казалось, что нет другого выхода: только покориться. Плевать, что за его пылающими глазами она увидела нечто такое, что заставило поверить на секунду, что, поддавшись, она будет в безопасности. Его поцелуй и его близость дарили мнимое ощущение вовлечённости. Пускай через ненависть и презрение, но казалось, что Малфой — единственный во всём мире, кому не все равно, существует ли Гермиона Грейнджер на самом деле.
Так нельзя! Она понимала это и гнала от себя мысли. Малфой просто хотел унизить её. Это была обычная животная страсть, если хотите… И надо убедить себя в этом, не пуская в голову мысли о его участии в своей жизни.
Приди в себя, подумай трезво, как ты любишь! Проанализируй его действия.
Малфой разозлился, напал и победил. Победа далась слишком просто, и он решил умножить свой триумф грязным поцелуем. Но эйфория развеялась быстро, как только он отпрыгнул от неё как ошпаренный.
«Ну что же, Драко Малфой. Как тебе на вкус грязная кровь?»
Гермиона снова тряхнула головой, прогоняя наваждение. Это всего лишь Малфой. Всего лишь ползучий гад, который не нашёл иного способа для того, чтобы заставить её чувствовать себя более ничтожной. И больше у него не будет такой возможности!
Она встала, собирая по полу остатки своих вещей. Комната сама примет вид спортивного зала через несколько минут после того, как девушка покинет её.
— Больше никогда! — пробормотала Гермиона и вышла.
====== Третьи сутки ======
Гермиона старалась избегать любую возможность встречи с Малфоем. Даже специально опаздывала на ужин в надежде на то, что он уже ушёл из Большого Зала. Совместных лекций за эти пару дней не было. Дуэльное занятие она пропустила, уверяя профессора, что у неё слишком много домашнего задания. Малфой не попадался на глаза ни в коридорах старого замка, ни в общих залах.
Рону и Гарри она ничего не рассказала. Было бы жестоко сказать им, что Малфой знает о слежке. Ей не хотелось отбирать у ребят эту маленькую интригу. За последние пару дней Гарри ожил. Он снова стал проявлять интерес к происходящему вокруг. Друзья словно вернулись в те времена, когда были нужны этому миру. Война для них оказалась слишком необходимой. Стала их жизнью и смыслом. Гермиона не могла отобрать у мальчиков возможность снова почувствовать этот азарт и вкус жизни. Они собирались в гостиной, обсуждали планы и поведение Малфоя, высказывали предположения по его мотивам. И в эти моменты казалось, что всё как прежде.
Но наступал вечер. Двери спальни старосты девочек закрывалась, и в комнату проникало осознание: это просто попытка укрыться от реальности. Реальности, в которой война закончилась. В которой они никому не нужны. А их символы несут на рекламных плакатах, воспевая Министерство Магии, наплевав на то, за что они на самом деле сражались. За что погибали друзья…
Через два дня создалось впечатление, что Малфоя вовсе нет в Хогвартсе. Гермиона прогнала от себя навязчивые мысли о Драко, стараясь убедить себя, что ей совсем не интересно, где он находится и как будет вести себя. Линию своего поведения она выбрала ещё в ту ночь, в которую просидела в темноте до утра, прорабатывая варианты и продумывая, как ответить ему при встрече. Одно она знала наверняка: она больше никогда не позволит ему так издеваться над собой. Пусть он будет так же приятно целоваться и так же вкусно пахнуть. Спорить было бессмысленно: поцелуй ей понравился. Понравился до такой степени, что, уснув под утро, она до подъёма видела красочные, яркие сны, в каждом из которых был Малфой. Она старалась убедить себя в единственно правильной мысли: он всего лишь воспользовался её беззащитностью, но Грейнджер впредь никогда не подарит ему такой возможности. Только, видимо, сознание предательски думало иначе.
