– Долго мы будем играть в игру «Отдай ключи»? – зло обратилась я к мужу. Он, не глядя на меня, тихо произнес:
– Инна, отдай.
– Почему я должна отдавать то, что ты мне сам предложил? – томно, с протяжкой выдавила из себя Инна, покачивая моими ключами перед моим мужем.
– Сам предложил?! – я с ужасом повернулась к нему. – Ты реально больной?!
Не дожидаясь ответа, я резко выдернула брелок из ее ладошки и пошла к выходу.
– Чужое брать нельзя! – крикнула я в дверях. – Родители тебя с детства должны были этому научить, кстати, женатый мужчина – это тоже чужое! А передаривать подаренное, – я повернулась к мужу. – Нехорошо!
Я не заметила, как пролетела вниз по ступенькам. Вскочив в машину и резко захлопнув дверь, я завела мотор. Не дав ему прогреться, нажала на педаль газа, чем довела стрелку до шести тысяч оборотов. Машина взревела, дернулась и заглохла. Это было той незначительной каплей, которая заполнила сосуд до краев. Слезы хлынули из глаз.
Вы знаете, что чувствует животное, с которого спускают шкуру, при условии, что зверь еще живой? Я тоже не знаю, но сейчас ощущение было именно таким. С меня содрали шкуру, вытрусили потроха и потоптались по ним. Каждая клетка воспалилась и давала о себе знать мерзкой болью. Тошнота расползлась по телу. Едкий привкус предательства заполнил мой рот, высушив всю влагу.
Я каждый день, год за годом, по кирпичику выстраивала свой мирок, обустраивала, создавала, лепила. Скульптор я так себе, но как умела. И вот в один миг все рухнуло. Чувство обиды, разочарования, унижения дополнял страх. Страх, что теперь так будет всегда.
– Тупик, – прошептала я. – Полный тупик.
Я ощущала всем телом, как уперлась в глухую стену, которую не было возможности ни разломать, ни обойти. Повернуть назад тоже было нереально. От количества смыкающихся стен стало перекрывать дыхание. Я заглатывала воздух, но дальше гортани он не опускался. Мои легкие были пусты.
Трясущимися пальцами я повернула ключ зажигания и покатилась вперед, управляя машиной на автомате. Человек, выпивший триста граммов водки и севший за руль, был намного безопаснее меня.
Я поворачивала руль, и машина послушно следовала этому направлению. Беспрекословное подчинение. Груде металла все равно куда ехать, мне тоже.
Я не заметила, как выехала на трассу. Прямо удерживая руль, все больше давила на педаль газа. Стрелка спидометра давно переползла с восьмидесяти до ста пятидесяти километров в час. Ногу как будто заклинило.
Туча, сопровождающая меня уже второй день, и сейчас тянулась надо мной. Она содрогнулась и изрыгнула из своего брюха капли холодной воды, пытаясь смыть мое горе. «Извини, подруга, но спасибо тебе не скажу. Не хочется». Я не включала дворники. Каждое движение причиняло адскую, пронизывающую боль. Дороги не было видно, вода текла по стеклу, смешиваясь в один сплошной мутный поток.
Машина неслась с безумной скоростью, мысли в голове так же быстро меняли одна другую. Что делать, как дальше жить, как преодолеть эту боль и разочарование в человеке, которого я любила больше жизни? Пафосное словосочетание – «больше жизни» вызвало новый спазм в легких. Но вопрос, как подавить эту любовь, как привыкнуть жить самой, долбил мозг. Мысли смешивались в переваренную, подгоревшую кашу и слипались в один большой комок.
Глядя перед собой в одну точку, я плохо различала дорогу, убегающую под колеса машины. Вдруг впереди появилось сначала маленькое светлое пятно, затем оно стало расти, и по мере приближения к нему я поняла, что дорога резко уходила влево, а прямо на ее месте возвышалась белая кирпичная стена.
Что испытывают люди, собравшиеся покончить жизнь самоубийством? Безумие, исступление? Не знаю. Я не чувствовала ничего, и только картины из прошлого, как слайды, мелькали, сменяя одна другую. Свадьба, первый поцелуй, а вот он принес мне котенка, подарил, маленький такой, пушистый. Я в больнице, с аппендицитом, он держит меня за руку, так хорошо, что даже не слышно боли.
Не отрываясь от картинок, я опустила руку и отстегнула ремень безопасности. В машине раздался писк недовольства требовавший вернуть его на место. А вот мы на море, продолжила я просмотр, не обращая внимания на негодование автомобиля. Берег, луна. Он прижимает меня к себе, ощущения тепла и комфорта, такие как в детстве, когда мама так же нежно обнимала меня. Черт! Мама. Я широко открыла глаза. Что будет с ней? Как она переживет это? Я чертова эгоистка, совсем забыла о человеке, который меня действительно любил. Но я не могла остаться. Непонятный сплав дешевого металла, шатающийся неприкаянным привидением по этой планете и приносящий окружающим сплошные проблемы…
Расстояние до стены стремительно уменьшалось. Пальцы побелели, так сильно сжимала я руль. Вот еще пару минут и все, конец…
Резкий звук сирены, словно током пронзил мое тело. Полицейская машина неслась рядом со мной, показывая правый поворот, требуя этим немедленной остановки. Из машины, через динамик, доносился мужской голос, слова разобрать я не могла, но смысл их понимала. Послушно перебросив ногу с газа на тормоз, я утопила педаль в пол. Раздался писк тормозных колодок. От резкого торможения машину начало кидать из стороны в сторону, педаль под ногой дергалась как сумасшедшая, пальцы от напряжения посинели.
Я сидела как истукан, опустив голову на грудь, глядя в одну, явно чем-то привлекшую меня точку. К моему окну подошел инспектор. Машинально, не поднимая головы, я нажала на кнопку, и окно с тихим шипением поползло вниз.
– Ты что, дури объелась?! – прокричал он мне в ухо.
– Не кричи. Спасибо за помощь, дальше я справлюсь, – донеслось из-за спины служащего.
– Нет! – не сбавляя обороты, опять проорал баритон. – Она же точно чокнутая или бухая в доску. Я что, служба 911, спасать умалишенных? Здесь протокол надо составлять и штраф впаять по полной. А еще лишение прав годика так на три и первуху позвать из-за попытки суицида…
– Давай отойдем, – значительно тише произнес мужской голос. Подняв голову, чтоб посмотреть, кто говорит, я увидела только приземистого одетого в форму человека и плечо сзади стоявшего. Ни лица, ни фигуры я увидеть не смогла. Сил не осталось совсем, и я опустила голову на грудь.
Инспектор замолчал и отошел. Я сидела в машине. Время шло мимо. Сумасшествие, охватившее меня, сменилось безумной усталостью, которая наполнила все мои конечности ватой. Откинувшись на спинку сиденья, я заметила в зеркале заднего вида большую черную машину, которая пересекла сплошную и покатила в обратном направлении. Туман в голове отвлек меня от мыслей тупой болью в висках.
– Ну что, глупая, пришла в себя? – К отрытому окну обратно подошел инспектор. От прежнего крика не осталось и следа. Это был плотный, круглолицый мужчина лет пятидесяти, с вздымающимися над верхней губой усами и выглядывающими из-под фуражки добрыми глазами.
«Папа, почему тебя нет рядом, чтоб защитить меня?» – пронеслось в моей голове, и ком печали подкатил к горлу.
– Что ж ты бесишься? Совсем с ума сошла. Молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди, что ты творишь?
Я, не двигаясь, сидела, откинувшись в кресле, и смотрела на поле, уходящее вдаль и скрывающееся за горизонтом.
– Так нельзя, все проблемы решаемы. Всегда можно выкрутиться, тем более с таким ангелом-хранителем, а ты… – он безнадежно махнул в мою сторону рукой.
– У меня нет ангела-хранителя, да и Бог, кажется, от меня отвернулся, – буркнула я себе под нос и опустила голову.
Три месяца пролетели незаметно. Режиссер-недоучка сделал монтаж моей жизни. Вероятно, закончились идеи. За это время я поняла, что моральная кома существует. Мозг отключился. Все остальные органы постоянно давали сбой. Неприкаянным привидением, зависшим между адом и раем, я проводила все дни и ночи в квартире мамы. Точнее – в ее спальне, видеть переживания последней не могла.
