– Какой сюрприз? – прыснула я. – Ты что-то хочешь мне показать? У вас же окна тут все молочные, ничего не видно, точно как в вакууме.

– Иди за мной и не умничай, – не оборачиваясь, сказал он и прибавил шаг. Я послушно затопала, набирая скорость. Мы подошли к окну.

– Нажми вот сюда, – Макс указал в стене на небольшой круг. Я послушно протянула руку и дотронулась до так называемой кнопки. В этот же миг огромное окно стало въезжать в стену. По мере его исчезновения передо мной открывался невероятный вид. Бирюзовая гладь океана убегала за горизонт, скрываясь там, куда глаза и не доставали. Полный штиль, блики солнца. Аромат свежести приятно пахнул в лицо. Я недоуменно повернулась:

– Что это, ваш рай? Он такой?

– Нет, – засмеялся Макс. – Это кусок земли, для тебя, чтоб пока мы все уладим, тебе было не так плохо. А теперь иди спать, у нас много дел, которые нужно решить в ближайшие сроки. Проснешься, будем кино смотреть, на тему «Как же мы до этого докатились?».

Я открыла глаза и посмотрела по сторонам. В комнате тихо, из открытого окна доносится шум океана. Когда я успела умотать в отпуск? Но по мере пробуждения в голове стала выстраиваться цепочка событий, и я резко села на кровати. Так, я не в отпуске, я в общежитии для ангелов, и все зашибись.

Спустив ноги, я встала и подошла к окну. В лицо дунул свежий теплый ветер. Вдруг сзади раздался шорох, и я обернулась. Агнесса катила перед собой тележку, на которой стояла, судя по всему, еда. Интересно, ангелы тоже едят?

– Ну, как ты? – спросила она и откинула салфетку. На передвижном столике было два стакана с белой жидкостью.

– Нормально, если в такой ситуации может быть так. Это что? – я подняла на нее взгляд.

– Это твоя еда. Не такая, как на земле, но ты не бойся, она вкусная и дает много энергии. Поешь, тебе это сейчас необходимо.

Я послушно взяла стакан и глотнула. Терять мне нечего, а есть действительно хотелось. Жидкость оказалось вязкой, но приятной на вкус. Я не спеша опустошила первый стакан, и Агнесса подала мне второй.

– Пойдем смотреть твою жизнь, времени действительно мало. Могут кинуться из архива за данными, а у нас ничего нет.

Я поставила стакан на стол и пошла к большому экрану, висящему на стене.

Как всегда, ниоткуда выехал стул. Я села на это чудо природы, Макс приклеил к виску шнур с липучкой на конце, и я приготовилась к просмотру.

На белом экране появилась черная заставка, потом пошла серая рябь и вдруг с бешеной скоростью полетели картинки. Маленькая точка стала увеличиваться в размерах. У нее стали появляться руки, ноги, голова. Я повернулась с вопросом к Максу, но он опередил меня.

– Да, это ты. Смотри внимательно, не отвлекайся. Нужно прогнать все с начала, по-другому не получится.

Я послушно повернулась и уставилась в монитор.

Вот роды, первый крик, врачи. Зрелище не очень, особенно глядя на себя со стороны. Вот торт с одной свечкой, у меня русые короткие волосы. Детский сад. Школа, первое сентября, в руках цветы. Какой-то поезд, мы едем, мама и папа, я рядом. Ах да, поездка на север, я хорошо ее помнила и по сей день. Свадьба. Смерть отца. Картинки неслись с бешеной скоростью, я внимательно следила за ними. Вдруг Макс нажал на паузу и посмотрел на меня:

– Ну как?

– Нормально. Я все это помню.

– Конечно, все из твоего внутреннего опыта. Сейчас я запущу чуть медленнее, очень важный период начинается, смотри внимательно.

– Хорошо, – я послушно кивнула головой.

Вокзал, люди, я стою у стены, наблюдая за сменой расписания поездов. Купить билет и ринуться в объятия новой жизни я так и не решилась. Для новой жизни нужна энергия, ее нет. Три дня я провела у мамы. Ушла в ночь после очередной нашей с ним ссоры, которая ужасно сгустила воздух в квартире.

Достав из сумки телефон, я посмотрела на дисплей. Кроме времени и симпатичной заставки, ничего нет. Обидно. Мог бы позвонить, поинтересоваться. Я не ночевала дома который день. Ушла в дождь, но мой мозг быстро вернул меня на землю, нарисовав на внутреннем экране: «Ему все равно», и это только усилило тошноту.

Попытавшись вдохнуть, я поняла, что сил не много. Где-то чуть выше желудка кто-то сделал во мне дыру. Воздух сифонил сквозь нее, ноги подкашивались. Я подняла глаза и увидела, как небо застилала туча. Она съедала все на своем пути, заглатывая сантиметр за сантиметром.

В моей жизни давно нет ничего интересного. Угнетающий цикл с постоянным вопросом: «Когда это закончится?». Вопрос риторический, но бьет по голове регулярно.

Нашим официальным отношениям семь лет. Четыре из них – фильм ужасов, точнее сериал. Но я помню, как была любовь, долгие поцелуи, прогулки по ночному городу, охапки цветов и сплетение рук в свете луны. Была сказка: с теплыми вечерами за чашкой чая на кухне, каждое утро начиналось с его неповторимого кофе, приготовленного по особому рецепту. Подружки говорили: «Повезло же тебе».

Нам всегда везет. Везет даже тогда, когда мы уверены в обратном. Даже тогда, когда из-под ног едет почва, а душу раздирают смерчи. Просто результат везения в таких случаях приходит позже.

Я стараюсь меньше вспоминать тот период. Его хочется вернуть. Гнилая резинка, связывающая нас, все еще тянется, но не рвется. Я пыталась, не хватает сил. Он сильнее меня, в нем есть жесткость. Я слабая, пугливая, сомневающаяся. А может, вера в то, что вернется сказка, не отпускает. Надежда, знаете, живучая.

Его натянутое «Доброе утро» сводит с ума, «Задолбала» – бьет под дых. Я постоянно кричу: «Сколько можно издеваться!», уходя по кругу в бесконечно повторяющийся диалог. Он злится.

Вероятно, он тоже несчастен, как и я, только проявляет по-другому. Он криками, я слезами. Чувствую, как ухожу в себя глубже, становлюсь тише, уменьшаюсь в размерах. Смотрю на мир исподтишка. Страх, с которым я сроднилась, сковывает. Он как коррозия поглощает все больше. Его это бесит.

– Ты же никто! – кричит он в пик скандала, когда я рыдаю в спальне. Я верю ему, почему бы и нет. Если б я была кем-то, не терпела. Давно ушла. Только у меня ничего нет: ни денег, ни друзей, ни работы. Понять не могу, почему он так не сделает. Кто-то же должен решиться закончить этот ужас. Но мы остаемся на одной территории и продолжаем мучить друг друга. Таких семей, как наша, – миллионы, просто не все признаются.

Жалость к себе разъедает. В какой-то момент она становится смыслом жизни. А после этого двигаться куда сложнее.

Раза четыре я таки пыталась уйти. Не получилось. Страх, что там будет хуже, возвращал назад, убеждая его в моей слабости еще больше. Потом я устала шагать в пустоту. Эта борьба разучила меня радоваться. Но это не расстраивает. Вспоминаю об этом, только когда вижу счастливых людей, которые смеются. Попадаются, как правило, молодые. Через время они тоже разучатся, я знаю.

Задаю ему с постоянной периодичностью вопрос: «Зачем все это?». Он отмахивается. В зависимости от ситуации говорит: вариант А – что я все выдумываю и у нас все хорошо. Вариант Б – что это все моя больная голова, ну а вариант В самый жесткий – что я сама во всем виновата. Последнее, как правило, кричит громко, в другой, менее пристойной форме.

Но я барахтаюсь. Я с каким-то остервенением хватаюсь за вариант А и засовываю назад выпадающие из наших отношений винтики, закручиваю болтики, меняю масло. Не помогает. Поломки становятся все сильней, дышать становится сложнее.

Во мне нет злости. Вместо нее жалость. Жалость к себе и страх. Страх, что так будет всегда. Еще раздражение. На себя же. Я не знаю, как надо. Правильного выбора не существует – есть сделанный выбор и его последствия. Я не могу понять одно, что я не так выбрала.

Перекинув сумку через плечо, я пошла к выходу.

– Дура, – буркнула сама себе под нос и поняла, что решимость все поменять стала опять замещаться неуверенностью и страхом. Чувство вины, что это я все порчу, поползло по телу. Уверенность после ссоры, в том, что ты прав, мешает делать правильные шаги. Эта уверенность есть у двух сторон. Но я знаю, надо быть умнее, меня, к сожалению, так кто-то научил. Вот и шагаю постоянно сама навстречу. Он нет. Он не умеет, я это знаю.