Ему нравилось, как от Джареда пахло — машинным маслом, смазкой, крепким молодым телом, — но в постели он предпочитал более нейтральные запахи.

Джаред явился минут через двадцать. Это было хорошо — как раз достаточно, чтобы привести себя в порядок и явиться без промедления. Он продолжал слушаться и выполнять условия, поставленные Дженсеном. И это уже само по себе расслабляло и умиротворяло.

Дженсен на сей раз принял его не в рабочем кабинете, а у себя в спальне. Он ещё не успел раздеться, но уже приказал системе включить вечернее освещение, и комнату заливало медленно плывущими лучами дымчатого лилового света.

— Проходи. Садись, — Дженсен ободряюще улыбнулся Джареду, неловко топтавшемуся у порога. Всё его радостное оживление как рукой сняло — похоже, он чувствовал себя в своей тарелке, только пока был в гараже и копался в машинах. Светская обстановка его сразу смущала и сбивала с толку. Впрочем, что в этом удивительного?

— Что выпьешь? — спросил Дженсен, подзывая бармена.

— Н-не знаю… ч-что есть…

Он слегка заикался, когда нервничал, и Дженсену это показалось очень милым. Невинным. Да, вот именно — он был невинным. Не девственником, конечно — он ведь рос в Инкубаторе. Шестьдесят мальчишек в блоке на двадцать коек, по трое на одной кровати. К тринадцати годам девственников среди них уже не остаётся. И всё равно он был невинен, если не телом, то душой. И это тоже заводило.

— Тогда виски. Отличный виски, шестилетний. Со льдом?

— Д-да… не знаю. Всё равно.

Дженсен хмыкнул.

— Скажи ему, чтобы он запомнил твой голос.

Джаред прочистил горло, вытянул шею и сказал непривычно высоко, обращаясь к роботу-бармену так, словно тот был живым человеком:

— Виски со льдом, п-пожалуйста.

— Мне как обычно, — добавил Дженсен.

Звякнули стаканы. Дженсен протянул один Джареду, другой взял сам. Забирая стакан, Джаред задел его пальцы своими, и тут же окаменел, но потом поднёс стакан ко рту и, отпив, немного расслабился.

Дженсен стоял, глядя сверху вниз, как он пьёт. Смотреть на него вот так, сверху, было здорово, и он представил, как толкает Джареда на спину и осёдлывает его, сам насаживаясь на его твёрдый, горячий член. Дженсен не был слишком принципиален в вопросе «кто кого», что очень нравилось Генри, да и всем другим его партнёрам. Он умел получать удовольствие, как трахая других, так и позволяя другим трахать себя. Это был всего лишь секс — вопросы об истинном доминировании решались не в койке.

Он шагнул вперёд и накрыл щеку Джареда ладонью, проводя большим пальцем по дрогнувшей челюсти. Джаред коротко выдохнул и закрыл глаза. Дженсен поразглядывал его немного, водя большим пальцем по его губам, прохладным от ледяного виски. Такое растерянное лицо, с мягкими чертами, не считая разве что подбородка. Нос курносый, особенно если смотреть в профиль, брови домиком, две трогательные родинки — на подбородке и на скуле. И такие мягкие губы…

Дженсен нагнулся и поцеловал его.

Джаред выдохнул снова, прямо ему в рот, очень сильно, прямо-таки выдул, а не выдохнул. И неловко попытался ответить на поцелуй, но получилось слишком торопливо, и они стукнулись зубами. Дженсен засмеялся безо всякой злости и отстранился от него.

— Ложись.

Джаред вскочил, всё ещё двигаясь поспешно и неуклюже, и, оказавшись возле огромной круглой кровати — любимый траходром Дженсена, сделанный по индивидуальному заказу, — принялся лихорадочно сдирать с себя майку.

— Не волнуйся, — мягко сказал Дженсен. — Не надо. Подожди, я сам.

Он помог ему высвободить руки, запутавшиеся в майке, и толкнул на спину, так, как ему представлялось минуту назад. Оседлал, сжав коленями напряжённые бёдра, и неторопливым, почти ленивым движением стал расстёгивать ремень.

Джаред, похоже, был рад, что ему ничего не придётся делать самому. Он вытянулся, зажмурившись, и только часто дышал, пока умелые пальцы Дженсена расстёгивали пуговицы на его джинсах.

Дженсен скользнул рукой в расстёгнутую ширинку и накрыл ладонью член поверх трусов. Скользнул пальцем за резинку, подразнил ногтем головку члена, не переставая следить за выражением у Джареда на лице.

Он возбуждался, хотя и не очень быстро. У Дженсена уже стояло по полной программе, и можно было приступать хоть сейчас, вот только…

— В чём дело? — спросил он, убирая руку.

Джаред открыл глаза. Сухой тон, которым был задан вопрос, вернул его к реальности. Он поёрзал, как будто проверяя, сможет ли сбросить с себя своего хозяина, по-прежнему сидящего на нём верхом и неотрывно смотрящего ему в лицо.

Потом он облизнул губы — чёрт, ну до чего же сексуально это выглядело, — и, слегка отвернувшись, тихо сказал:

— Простите. Сэр.

— И за что я должен тебя прощать? Ты мне соврал?

— Ч-что? Нет!

— Какой торопливый ответ. Ты хоть вопрос-то понял? Ты мне соврал, когда я спрашивал, не отвращает ли тебя идея секса со мной?

— Я не соврал, — прошептал Джаред, всё так же старательно пряча взгляд. — Честное слово, нет, господин.

И почему-то Дженсен ему верил. Может быть, потому, что тело Джареда говорило правдивее всяких слов — он ведь и правда начал возбуждаться, прикосновения Дженсена были ему приятны. И то, как он попытался ответить на поцелуй — это было искренне, а не из лицемерной угодливости. Дженсен ему нравился. Он нравился своему новому рабу. И эта мысль приятно согревала пах.

Но что же тогда было не так?

— Я спрашиваю ещё раз, Джаред: в чём дело? Перестань мямлить. Представь, что я спрашиваю тебя про машину. В чём дело? Что не работает? Стартер закоротило?

Он говорил шутливо, хотя всё равно не мог скрыть раздражения. Он устал за последние дни и так надеялся как следует поразвлечься, и вот…

— Не стартер… я просто… никогда не…

— Никогда не ездил на таких крутых тачках? — Дженсен выгнул бровь, и Джаред, хлёстко обернувшись и глядя ему прямо в глаза, выпалил:

— Меня никогда не использовали так! И я не… я не могу. Простите.

Он откинулся затылком на кровать и опять зажмурился, как будто вот-вот ждал удара электрическим кнутом.

Дженсен медленно выпрямился, чувствуя, как эрекция в штанах понемногу ослабевает. Ах вот оно что. Значит, Морган и вправду не лгал. Купив мальчишку, он спас его от борделя, и, даром что Джеффа явно притягивала эта нежная гибкая спинка, в качестве секс-куклы он Джареда никогда не употреблял. И предыдущий хозяин, кем бы он ни был — тоже. В некоторым смысле, парню до сих пор везло — при такой внешности и щенячьем обаянии любой другой на его месте давным-давно пошёл бы по рукам. Вообще, для секса продавался специально тренированный персонал, а кто не мог позволить себе постоянного раба для утех, время от времени наведывался в Центр Развлечений, где мог подобрать партнёра на свой вкус и кошелёк. Но само собой разумелось, что любой хозяин может использовать любого раба любым образом. Никаких ограничений на этот счёт не было — ни в законодательстве, ни в общепринятой морали. Если раб был красив, это практически гарантировало, что хозяин хотя бы пару раз отпиляет его поджарый задик. И если раб достиг половозрелого возраста и не особенно возражал, то ничего плохого в этом не было. Попадались, конечно, подонки, которые насиловали тринадцатилетних мальчиков, но это была как раз та бесчеловечность, против которой Дженсен выступал всей душой. Но с Джаредом было иначе: Дженсен ведь не просто так спросил, что он думает обо всём этом, ещё прежде, чем завёл разговор о продаже с Джеффом. Если бы Джаред хоть как-то выдал, что мысль о сексе с новым хозяином ему неприятна, Дженсен бы тут же выкинул его из головы — ну или постарался бы, по крайней мере. Он очень хотел Джареда, но не собирался его ни к чему принуждать.

И вот теперь получается что? Что Джаред вроде бы и не против, но, видите ли, не привык, чтобы его использовали [i]так. [/i] Хотя вообще-то раб для того и существует, чтобы его использовали, не одним способом, так другим. Он для того и создан. Он именно для этого рождён на свет, и знает об этом с пелёнок.