«Не смогу», — ответил себе Джаред и, шагнув к Дженсену Эклзу, своем бывшему хозяину, взял в ладони его холодное лицо и поцеловал его в губы.
У него были женщины за эти годы — мало, но были. Он был одновременно и нежен и холоден с ними, стараясь убедить себя, что Розенбаум сказал неправду, что у него есть сердце, способное на любовь. Но ни одна из этих женщин не пробуждала в его теле ту глубинную дрожь, которую он испытал, стоя у своего хозяина за спиной и растирая ему плечи намыленными руками. И память об этом была цепью не менее крепкой, чем та, что протянулась между ними три месяца спустя, скованная из унижения и боли.
— Я ждал этого семь лет, — хрипло сказал Дженсен, когда Джаред от него отстранился. — Но мне не надо подачек. Уходите, мистер.
Джаред мгновение смотрел на него. А потом развернулся — но не к двери, а к окну, занавешенному тяжёлыми, давно не стиранными портьерами. В комнате много дней не проветривали, здесь стоял спёртый, душный воздух. Джаред больше не мог им дышать. Он не хотел.
Кольца на карнизах взвизгнули, разлетаясь в стороны. Джаред распахнул окно, впуская в комнату свежий воздух и солнечный свет. Вид внизу был ужасен — запущенный, дикий парк и заросшая дорога между поломанными бурей деревьями. Но это было место, с которого можно начать.
— Пора вам встряхнуться, сэр, — оборачиваясь к щурящемуся с непривычки Дженсену, сказал он. — Пора вам вспомнить, что вы Эклз из Бель-Крик. И что у вас есть долг.
Он говорил не о денежных долгах, и надеялся, что Дженсен правильно поймёт его. Тот недоверчиво смотрел на Джареда, не отходя от стола, словно боялся, что его подведут ноги.
— Ты сам когда-то сказал, — выговорил он наконец. — Я всё ломаю. Всё, к чему прикоснусь. Так и есть. Я всё разрушил, всё уничтожил. Одни руины.
— Бель-Крик сильнее, чем кажется. Это земля ваших предков. И она впитала много крови, а это всегда закаляет. Теперь, мистер Дженсен, сэр, это и моя земля тоже. Так что будем восстанавливать её из обломков, — сказал Джаред, а потом, подойдя к Дженсену Эклзу и сжав его плечо своей намозоленной твёрдой ладонью, добавил: — И её, и тебя.
========== Эпилог ==========
— Мастер Джаред! Мастер Джаред! Из города приехали!
Джаред отдёрнул занавеску и высунулся в окно по пояс, сгорая от нетерпения. Кричал Эббот — пожилой негр, которого Джаред купил в Хиджброке в прошлом году на сезонной ярмарке рабов. И в тот же день освободил, но старые привычки не изживаются быстро, и Эббот упорно звал Джареда «мастером», хотя знал его историю.
Предчувствие Джареда оправдалось: у ворот стоял громадный фургон, запряжённый шестёркой тяговых. Прибыла прядильная машина, которую Джаред пять месяцев назад выписал из Луисвилля. Ну наконец-то! Джаред радостно выбежал из комнаты и помчался вниз, чуть не столкнувшись с Эбботом, успевшим войти в дом, и еле удержавшись, чтобы не сжать старика в объятиях.
— Там из города… — снова начал Эббот, и Джаред быстро кивнул:
— Знаю! Я давно этого жду! Беги оседлай Ветерка, я поеду на плантацию.
Он сам обычно седлал своего коня, хотя ходить за лошадьми было обязанностью Эббота. Но сейчас Джаред был слишком возбуждён, и ему хотелось как можно скорее посмотреть на чудо-машину вблизи. Он видел такие на мануфактурах в Луисвилле и не раз мечтал, как здорово было бы обустроить мини-фабрику в Бель-Крик. Но на это долгое время не было денег — всё, что им удавалось заработать, шло на оплату труда наёмных работников и на медленное, но верное восстановление разрушенного поместья.
Теперь его мечта сбылась. Джаред так радовался, что не заметил странного взгляда, брошенного на него Эбботом — так и выскочил из дому, улыбаясь от уха до уха.
И не зря: машина оказалась красавицей. Клерк из конторы перевозок, сопровождавший груз, принялся что-то путано объяснять относительно сложностей транспортировки такого громоздкого механизма, но Джаред слушал вполуха, обходя своё приобретение вокруг и с трудом удерживаясь от искушения погладить сияющий железный бок. Эта машина могла заменить дюжину опытных рабынь-прядильщиц. Она могла работать день и ночь, без устали, без слёз, без страданий. Труд, который никому не приносит боли. Воплощённая мечта.
— …особенно теперь, когда янки взяли Самтер. Говорят, с моря введут блокаду.
— Что? — Джаред очнулся от своего счастливого наваждения и посмотрел на клерка, который что-то угрюмо бубнил себе под нос.
— Блокада, говорю, будет. Сволочь Линкольн объявил южан мятежниками. А у нас столько заказов с севера, как бы нашей конторе по миру не пойти.
— Подождите. О чём вы? Мятежниками? Это значит, что…
— Война, сэр, — мрачно ответил клерк. — Вот что это значит. Началась война.
Доставка машины на плантацию прошла как в тумане. Джаред ехал рядом с тяжело тащащимся фургоном верхом на Ветерке, сердито фыркавшем и порывавшемся в галоп. Часть его сознания прикидывала, где и как лучше всего разместить машину, но другая часть, куда большая, осмысляла то, что он услышал. Война. Северные штаты наконец бросили вызов Югу. Это был вопрос времени — ещё живя в Луисвилле, Джаред часто слышал разговоры об этом, и, говоря начистоту, верил, что война необходима, что только она сможет положить конец рабству. Не сказать, чтобы он мечтал о войне — он знал, что она принесёт боль и лишения тысячам людей. Но соглашался с теми, кто утверждал, что в сложившемся положении война будет равносильна действию скальпеля, взрезающего гнойный нарыв. Нарыв, уродующий облик юной, нарождающейся американской нации.
Так что нельзя сказать, что Джаред был удивлён или напуган. Скорее, он был очень серьёзно озабочен… сразу по множеству причин.
На плантации их шествие заметили издали, и работники, побросав поле, сгрудились у бараков, переговариваясь и глазея на невиданную машину. Дженсена не было видно, и Джаред неожиданно испытал облегчение — ему требовалась передышка. Он вызвал несколько добровольцев, чтобы они помогли сгрузить прядильную машину и установить в сарае. Это оказалось не так-то просто, и следующий час прошёл в криках, кряканье и суете. Наконец машину установили и запустили, проверяя её работоспособность. Джаред смотрел на мощные, тяжело поднимающиеся и опадающие спицы станка, и не чувствовал той радости, что час назад. Как будто это уже не имело значения. Как будто это осталось в другой жизни.
— Ого! Смотрю, тебе прислали наконец твою игрушку.
Джаред обернулся, не удержав смущённой улыбки. Дженсен, загорелый, показывающий в улыбке крепкие белые зубы, подошёл к нему и с силой хлопнул по плечу. Он был в пыли и ещё не выпустил из руки кнут — Джаред, как и всегда, на долю мгновения ощутил комок в горле при виде кнута в его руке, но это сразу прошло. Дженсен смотрел на его «игрушку» с интересом и даже долей восхищения, хотя прежде высказывал по этому поводу исключительно скепсис.
— Здоровенная! — сказал он, повышая голос — иначе его невозможно было бы услышать. — И грохочет!
— Ей так положено! — так же криком ответил Джаред. — Пойдём куда-нибудь, есть разговор.
Джаред отключил машину, попросив работников вернуться на поле. Те неохотно поплелись работать, подбадриваемые окриками старшего по смене, а Дженсен с Джаредом отошли к лошадям, оседлали их и поехали по тропинке к пустырю за полем. Джаред помнил этот пустырь. Десять лет прошло с тех пор, как Дженсен тащил его через этот пустырь за своей лошадью на верёвке. Джаред редко вспоминал об этом, но иногда всё же не мог удержаться. В воспоминании давно уже не было горечи. Оно просто было.
— Я даже не буду спрашивать, во сколько обошлась доставка, — проворчал Дженсен, подстёгивая коня. — Дороже самой этой махины, наверное.
— Ещё неделя, и её бы вообще не доставили, — отозвался Джаред.
— Что так?
Джаред помолчал. Ему не хотелось отвечать. Они ехали через поместье, которое он застал полностью разрушенным три года назад. За эти три года Бель-Крик преобразился, хотя и не вернул былого великолепия. Они были сильно стеснены в средствах: Джаред потратил почти весь свой капитал, чтобы выкупить долги Дженсена, а экономическая политика, избранная им при восстановлении заброшенного хозяйства (никаких рабов, только наёмный оплачиваемый труд), не способствовала быстрому приросту капитала. Дженсен говорил, что не стоило выкупать поместье только для того, чтобы загнать его ещё в большую разруху. И правда, первое время они ещё только больше влезали в долги. Но им повезло: в тот год и в следующий выдался богатый урожай хлопка. У Джареда были налажены контакты на Севере, и они продали весь хлопок очень выгодно, за одно лето выйдя из минусов. И дальше прибыль продолжала расти, хотя и медленно. Джаред экономил буквально на всём, кроме условий жизни работников — сам жил скромно и Дженсену сибаритствовать не позволял. Тот, впрочем, и не стремился к роскоши. В день приезда Джареда он бросил пить, и в то лето, когда из рабочих рук у них были только Руфус да Миссури, вкалывал на поле рядом с Джаредом, обдирая хлопок своими холёными белыми руками. Он делал это даже с каким-то остервенением — ему нравилось наказывать себя, несмотря на то, что Джаред каждый день повторял ему, что простил. И доказывал это не только словами. Со временем это подействовало, но… что-то ещё оставалось. Что-то, о чём Джареду было трудно даже думать. И поэтому он медлил сейчас с ответом на вопрос Дженсена, зная, что последует за этим ответом.
