Дженсен смотрел на него. Джаред никогда раньше не видел такого взгляда — похожие видел, в самом начале, и сразу же отводил глаза, потому что не знал, как на это ответить. Но сейчас… это было другое. Тогда, раньше, Дженсен соблазнял его, требовал, предлагал. Сейчас в его лице и жестах сквозила… мольба? Отчаяние? Но почему вдруг? Ведь им было так хорошо вдвоём, они просто дружили, и… словом, было так хорошо.
— Я не… — начал Джаред, и Дженсен вдруг прижался к нему всем телом, закинув руки на загривок, сцепив в замок и с силой притягивая к себе. Джаред упёрся в его лоб переносицей, неловко качнулся, невольно кладя руки ему на пояс.
— Почему ты меня не хочешь? — прошептал Дженсен, дыша ему в шею, с какой-то тоскливой яростью, так что Джареду от этого даже стало не по себе. Он всё так же почти невольно сжал его талию сильнее, просунув пальцы под выпростанную из штанов рубашку. Этот внезапный, откровенный, настырный флирт так не вязался со всем, что между ними успело вырасти, что…
И тут его впервые кольнуло мыслью. Даже не подозрением. Тенью, призраком подозрения. Дженсен вёл себя странно. Джаред не понимал Дженсена. Он должен опасаться Дженсена?
Он не должен верить никому.
— Я не то чтобы не хочу, — проговорил Джаред, больше для того, чтобы не дать этой мысли развиться. — Просто сейчас не время.
— А когда будет время?
— Не знаю.
— Знаешь что, — Дженсен вдруг с силой оттолкнул его, — если ты ждёшь, что у меня вырастет матка и там поселится маленький Диктатор, то можно ведь и не дождаться.
— Дженсен! Что ты мелешь?!
— Ничего. Я одурел от ревности. Простите, повелитель.
И прежде, чем Джаред успел опомниться, Дженсен резко присел, преклоняя колено, и вжал ладонь в пол в соответствии с придворным церемониалом. Его сорочка при этом была выпущена из брюк, ворот расстёгнут, волосы взлохмачены, на лбу блестели капельки пота. И ещё…
Джаред протянул руку и тронул его волосы кончиками пальцев. Дженсен вскинул голову.
Они долго, долго смотрели друг на друга. Потом Дженсен ничего не выражающим тоном сказал: «Повелитель», встал и ушёл, словно забыв о том, что Диктатору нельзя показывать спину.
Джаред дождался, пока за ним закроется дверь, а потом снова посмотрел на кончики своих пальцев, только что касавшиеся его волос.
На них остались мелкие пятна ржавчины.
========== Глава девятая ==========
*
Так больше не могло продолжаться.
Несмотря на своё более чем циничное отношение к чужой жизни, Дженсен никогда никого не убивал. Он предполагал, что однажды жизнь поставит его перед выбором: либо ты, ибо тебя, и в этом случае не колебался бы и доли мгновения. Но одно дело, когда в лоб тебе смотрит пистолетное дуло, и совсем другое — когда ты, не замарав рук, с безопасного расстояния убиваешь беременную женщину.
Дженсен не желал Женевьев зла. Он презирал её, иногда ненавидел, хотя в глубине души полагал, что столь сильных эмоций с его стороны она попросту недостойна; он по-прежнему не понимал, что находит в ней Джаред, и с радостью поспособствовал бы её головокружительному падению с высот, на которые сам же её вознёс. Но причинять ей реальный вред он не хотел. Возможно, он сделал бы это, перешагнул бы через неё, если бы это помогло ему добиться любви Джареда. Но Дженсен уже понял, что если и сможет когда-нибудь добиться его любви, то совсем не теми методами, к которым привык. И если Джаред потом узнает, он никогда не простит.
Все эти в общем-то очевидные выводы пришли Дженсену в голову в ту самую злосчастную минуту, когда с языка у него слетели слова, которые он рад был бы запихнуть обратно, обмотав себе рот скотчем для верности. Но было поздно. Он сдал Женевьев Розенбауму, и теперь оказался повязан с ним одной ниточкой. У Дженсена мелькнула мысль кинуться к Джареду и выложить ему всё, как на духу. Но, чуть успокоившись, он понял, что придёт с пустыми руками. Он не знал ни как, ни когда Розенбаум решит использовать полученную от него информацию. Если бы даже Дженсен сдал его сейчас, это бы только заставило мятежников затаиться, выжидая более подходящего момента. Так всегда делают охотники. Дженсен был когда-то неплохим охотником, так что он знал, что делать, когда добыча вспугнута раньше срока.
Поэтому ему ничего не оставалось, кроме как включиться в игру. В следующие несколько недель он выполнял свою роль со свойственным ему рвением и всё той же вопиющей самоуверенностью, которая то бесила, то обезоруживала его противников.
Розенбаум не торопился. Дженсен стал регулярно получать от него задания, заключавшиеся в основном в сборе информации, касавшейся внутренней безопасности дворца. Планы галерей и переходов, потайные ходы, организация охраны и распорядок дня, сведения о границах доступа разных людей в разные части резиденции. Всё это оказалось выяснить довольно легко — неожиданно статус Спутника оказался очень удобным, благо в Летучем Доме почти не было мест, запретных для человека, состоявшего во Внутреннем Круге. Пользуясь тем, что Джаред после их последнего неловкого свидания не горел желанием его видеть, Дженсен тратил время на то, что с виду бесцельно слонялся по замку, болтал с лакеями, приставал с расспросами к придворным и делал вид, будто пытается наконец наладить отношения с остальными Спутниками. Последнее очень помогло, когда Розенбаум поручил выяснить структуру постов охраны внутри гарема, и Дженсену пришлось прийти в ту часть замка, где он не появился практически ни разу за всё время, что был Спутником Диктатора. Спутники жили обособленно от остальной части двора, и хотя у каждого имелись отдельные покои, апартаменты Внутреннего Круга складывались в некую архитектурную систему, напоминавшую окружность с радиальными осями, расходившимися из центра. Дженсен не знал, зачем Розенбауму эта информация — Женевьев жила в покоях, смежных с покоями Джареда, совсем в другой части дворца. Но Розенбаум настаивал, что это важно, и Дженсен не спорил. Он ни с чем больше не спорил.
Он слонялся по коридорам гарема, пока не наткнулся на Лорен, одну из Спутниц, с которой за полгода не перемолвился даже словом. И втянул её в разговор, так стремительно, что она не успела изумиться. Они проговорили с четверть часа, потом Дженсен повернул назад — и на выходе из гарема был пойман распорядителем Коллинзом, выскочившим, будто чёртик из табакерки, и хищно вцепившимся Дженсену в локоть.
— И что это тут делает наша звезда? — прошипел Коллинз. Их отношения со времён происшествия в саду нисколько не улучшились, но Дженсен больше не нуждался в нём, а потому игнорировал. Весьма недальновидно всего стороны.
— Завожу новых друзей. — беспечно ответил он, кивая в сторону только что скрывшейся из виду Лорен.
— Да неужели? С чего бы?
— Надо же когда-то начинать, — ответил Дженсен абсолютно невозмутимым тоном и глянул на Коллинза с такой хладнокровной наглостью, что тому ничего не оставалось, кроме как выпустить его и с проклятием дать уйти.
С тех пор Дженсен стал осторожнее. Он больше не спускался в отдел пневмопочты, Связь с Данниль осуществлялась через лакея по имени Кэртис, внедрённого в Летучий дом опять-таки с помощью Дженсена. Кэртис, однако, мало что понимал о сути происходящего, не знал ни имён, но целей: похоже, для Розенбаума он был шестёркой, разменной монетой, и им без колебаний пожертвовали бы в случае чего. Дженсен передавал с ним послания для Данниль, в глубине души радуясь, что избавлен от необходимости видеться с ней лично. Но конце концов новой встречи не удалось избежать — она пришла к нему сама и заявила, что он должен найти способ провести её во внутренний сад, тот самый, где когда-то напали на Джареда. Дженсен спросил, в своём ли она уме; но в конце концов сделал то, что от него требовалось. И по цепкому, оценивающему взгляду, которым Данниль окидывала небо над садом, Дженсен понял, что она ищет новый способ проникновения с воздуха. Трюк с зеркалами не сработает дважды, но Данниль была пилотом. и, судя по тому, как рвалась в бой, пилотом небесталанным. Она находилась в саду меньше пяти минут, но когда уходила, её глаза светились победным огнём.
