Джаред вспомнил о Джеффе и обернулся. Тот стоял, заложив руки за спину, смотрел на него и улыбался улыбкой, которую Джаред не хотел понимать. Когда Джефф сообщил ему об отречении, первой его реакцией была паника и испуганное: «Я не справлюсь! Я не смогу!» Тогда Джефф не стал разубеждать его, но сейчас в его позе, взгляде, в этой полуулыбке, от которого стыло сердце, Джаред ясно читал, что Джефф верит в него. Джефф верит, что он сумеет.
И почему ему от этого было так страшно?
— Держи, — Джефф вытащил руку из-за спины и что-то протянул ему. — Я не знал, стоит ли тебе давать это сейчас, но теперь думаю, стоит.
Джаред в недоумении взял протягиваемый ему предмет. Это была небольшая палочка, похожая на грифельный стержень, только сделанная из какого-то металлического сплава, кажется, очень прочного.
— Смотри не потеряй.
— Что это?
— Ключ от твоих кошмаров, — ответил Джефф. — Когда придёт время, Морган покажет тебе замок.
Джаред в растерянности кивнул. Стержень был слишком длинным, в карман бы он не влез. Джаред расстегнул было куртку, чтобы попробовать внутренний карман, но потом передумал и понёс стержень в руке. Позже решит, что с ним делать.
Впереди показалось поместье Шерон — матери Джареда, которая сейчас металась по дому, ахая, всплескивая руками и отдавая бестолковые распоряжения слугам. Джаред хотел было спросить, можно ли ему и маму взять с собой, но в последний миг удержался. Откуда-то он знал, что это неправильный вопрос, и не надо его задавать.
— Я же смогу обращаться к тебе? — спросил он, нарушив вновь установившееся между ними молчание. — За советом и всё такое.
— Сможешь. Но не думаю, что станешь.
— Ты был хорошим правителем, Джефф. И ты учился этому всю жизнь, а я…
— На Пангее невозможно быть хорошим правителем, Джаред. Все плохи в той или иной степени, вопрос только в том, насколько. Я был плох, хотя, надеюсь, не совсем ужасен, а ты… хуже меня не будешь, уж точно.
Если эти слова должны были ободрить Джареда, то вышло не очень. Он посмотрел на брата почти жалобно, едва борясь с желанием взмолиться, чтобы он передумал, чтобы сказал, что всё это просто розыгрыш… или, чем чёрт не шутит, испытание верности.
— Посоветуй хоть что-нибудь, — попросил Джаред. — Ну хотя бы что-нибудь скажи. Не оставляй меня с этим… вот так.
Джефф положил руку ему на плечо. Они почти пришли — с этого места уже были видны ворота, чёрная громада правительственного мобиля, суета во дворе. Джаред знал, что когда они вернутся в дом, то уже не смогут поговорить по душам. Они уладят последние формальности, Джаред попрощается с родными и домочадцами, а потом… Он не знал, что будет потом, и хотел иметь хоть что-то, на что можно было бы опереться хотя бы в первые дни
Джефф приблизил губы к его уху, почти коснувшись волос. Джаред почувствовал его дыхание на своей шее, когда Джефф прошептал, так тихо, что их не могли услышать даже птицы:
— Никому не верь. Никому. Никогда.
И, оставив Джареда с этим напутствием, его старший брат Джефф, бывший Диктатор Пангеи, убрал руку с его плеча и пошёл по тропинке вперёд, оставив Джареда позади.
*
Дирижабль лениво пробирался сквозь облака, медленно, неповоротливо, как корова. Поездом точно вышло бы быстрее, вот только в Летучий Дом поезда не ходят, и Дженсену приходилось мириться с черепашьим ходом и собственной неприязнью к полётам. Не то чтобы ему часто доводилось летать — у его семьи был собственный аэроплан, но это была скорее дань статусу, пользовались им нечасто, предпочитая мобили и лошадей. Впрочем, ту крохотную, адски трясущуюся коробочку, подозрительно напоминающую гроб, что именовалась аэропланом, нельзя было и сравнить с гигантским монстром, ворочающим лопастями двух десятков паровых турбин. Ход был мягкий, движение почти не чувствовалось, а каюта оказалась такой роскошной, что можно было притвориться, будто находишься в неплохой гостинице, а не торчишь в серой туче в миле над землёй.
Дженсен старался расслабиться. В его каюте, помимо удобной, прикреплённый к стене кровати, имелось кресло со столиком и установленной напротив линзой далекогляда. Когда далекогляд был отключён, в линзе плавала маленькая красная рыбка. Но сейчас он работал — Дженсен подозревал, во всех каютах дирижабля, и все, кто не на рабочих местах, прилипли к экранам.
Сам Дженсен полулежал в кресле, закинув ноги на стол, и не сводил глаз с лица, заполнившего собой экран. Того же самого лица, что изображал портрет на стене, того лица, которое Дженсен в последний месяц представлял так часто, пытаясь вообразить живым, во время непринуждённого разговора, а не застывшим парадной маской. Лицо Диктатора Александра. Оно стояло фоновой картинкой, пока взволнованный голос диктора скороговоркой проговаривал текст. Диктор явно был в шоке. Да и кто не был?
— …в связи с состоянием здоровья, не позволяющим более выполнять почётный долг… с грустью и скорбью… осиротевший народ Пангеи…
Лицо Диктатора, знакомое с пелёнок (во всяком случае, так всегда казалось) мигнуло и исчезло, сменившись совершенно другим лицом. Неуловимо похожим, но в то же время отличавшимся, как день от ночи. Более молодым. Более открытым. Улыбающимся. Наверное, фотокарточка была сделана какое-то время назад, потому что если бы они делали её сейчас, он вряд ли стал бы так улыбаться. Как мальчишка.
— Но есть кому подхватить упавшее знамя! Диктатор не может уйти, как не может и умереть — Диктатор вечен. Он лишь обретает новое лицо и новое имя. Запомни это лицо, народ Пангеи, воспой это имя! Возликуй!
Диктатор сорвался на истерический восторг, и Дженсен, нажав на кнопку в подлокотнике, выключил далекогляд. Красная рыбка, вынырнув из пустоты, вильнула хвостом.
Возликуй. Воспой. Вашу мать.
Раздался стук, и в каюту просунулась аккуратно стриженная голова стюарда.
— Сэр? Чай, кофе, цикорий?
— Виски, — сказал Дженсен.
Стюард безропотно налил, поклонился и вышел. Дженсен взял бокал, поболтал кубики льда. Пригубил, распробовал, осушил залпом. Надо было просить двойной.
Он сбросил ноги со стола и выругался вслух.
Дженсен Росс Эклз, средний сын сэра Алана Эклза из провинции Астория, был избран в Спутники светлейшего повелителя, Диктатора Пангеи, и находился по пути в Летучий Дом, чтобы приступить к своим новым обязанностям. История, надо сказать, вышла та ещё. Дженсену в марте исполнилось двадцать четыре, для новоизбранного Спутника он был перестарком, и отчасти поэтому, отчасти по ряду других причин решение губернатора всех поразило. Было общеизвестно, что каждая провинция Пангеи обязана предоставить одного человека, который войдёт во Внутренний Круг Летучего Дома и займёт положение Спутника при Хозяине всех. Это название — Спутник, либо Спутница, в зависимости от пола — не менялось столетиями, хотя несколько изменялась суть. Триста лет назад, когда на Пангее ещё официально существовало рабство, всё было предельно просто: Спутники становились наложниками, рабами для утех, а Внутренний Круг — обычным гаремом. Уже тогда в Спутники избирались представители самых влиятельных и знатных родов, и изначально это было способом Диктатора показать, что провинции целиком от него зависят и обязаны ему подчиняться — коль скоро он может уложить к себе в постель любого, даже самого знатного аристократа, унизив его до положения игрушки. Но со временем отношения провинций с Летучим Домом менялись, соответственно менялась и символическая роль Спутников. С отменой рабства они приобрели скорее статус почётных слуг: из их среды избирались камергеры, постельничие, личные лакеи и даже егеря Диктатора; словом, это был действительно внутренний круг наиболее приближённых к повелителю лиц. Теперь же статус Спутника стал почти полностью символическим. Всего их было тринадцать — по количеству провинций Пангеи, — но большинство никогда не оставались с повелителем наедине, не говоря уж о более близких отношениях. Самого Диктатора, разумеется, ничто не обязывало брать их в свою постель — кроме традиции, дань которой отдавали, устраивая время от времени довольно разнузданные групповые увеселения, если не сказать оргии. Двор Диктатора пировал, Спутники танцевали и развлекали гостей — вот, собственно, и всё. Личные контакты Спутника с Диктатором если и осуществлялись, то исключительно по воле и желанию повелителя. И тут уж всё зависело от самого Диктатора. Некоторые занимались сексом со всеми Спутниками, причём одновременно, или заставляли их совокупляться друг с другом. Другие, такие как Диктатор Александр, игнорировали всех, уделяя им не больше внимания, чем собакам. Неизменным за все столетия существования Внутреннего Круга оставалось одно: от этой должности нельзя было отказаться, и с неё нельзя было уйти. Если Спутник становился слишком стар или неугоден, его отправляли вниз, в уединённое поместье, где он пожизненно содержался под домашним арестом. Некоторых убивали — из ревности, зависти, в ходе многоходовых дворцовых интриг. Некоторых казнили.
