Его губы собственнически двигались по ее губам, его язык проталкивался мимо, принимая томный вкус ее губ, когда жар нарастал и бурлил в ее чувствах. Она терялась в наслаждении, терялась в каждом вкусе дикой страсти, которую ей дарили.
Одна рука зарылась в ее волосы, его пальцы стиснули пряди и эротично потянули их, посылая острые маленькие всплески ощущений, пробегающие по ее голове. Это была не боль, а жгучее ощущение жара, к которому она могла привыкнуть.
Но тогда она может пристраститься ко всему, что связано с Максом. Каждое прикосновение, каждая нота его голоса, тепло его тела.
– Будь ты проклята, – хриплый, огрубевший от мужской похоти голос Макса прошептал ей на ухо, когда его губы скользнули от ее губ вдоль ее челюсти, чтобы прикусить мочку ее уха.
Аня вздрогнула от нахлынувших на нее чувств. Его губы скользнули вниз по ее шее, его язык пробовал на вкус кожу. Повернув голову к его шее, она позволила себе попробовать его на вкус, желание захлестнуло, захлестнуло ее чувства, когда она схватила жесткую кожу у основания его шеи и прикусила ее.
Боже, как она любила его вкус. Все это было мужским и диким, как буря, надвигающаяся с гор.
Когда он в ответ прикусил ее плечо, с ее губ сорвался стон, и она ощутила, как его зубы царапают ее кожу.
Головокружительное наслаждение наполнило, ослабило.
– Какая ты милая, – прошептал он ей на ухо, и прикосновение его щеки к ее шее вырвало из ее горла низкий стон.
Она ждала этого, мечтала об этом. Находясь в объятиях Макса, пронзительный жар и боль, нарастающее напряжение внутри нее заставляли ее выгибаться, нуждаясь в большем ощущении его.
– Макс, – его имя снова сорвалось с ее губ, отчаянная мольба о большем, когда он провел рукой от ее спины к заду и поднял ближе к себе.
– Раздвинь ноги, обхвати меня за бедра, детка. Держись за меня.
Ее колени сжались на его бедрах, голова уперлась в стену, когда он прижался своей эрекцией к ее бедрам. Разделенная материалом его джинсов и тонким хлопком ее шорт, она все еще была слабой защитой от разрушительного эротизма. Его бедра вращались, двигаясь против нее, царапая нежный бутон ее набухшего клитора материалом ее шорт.
Влажный жар разливался по женским складкам, насыщая ее плоть, увлажняя ее, подготавливая к нему.
Как ей теперь противостоять ему? Отказать ему? Это был вкус экстаза, мечты, которую она знала, что никогда не должна была искушать.
– Вот так, дорогая, гори для меня, – подбодрил он ее, его губы двигались вдоль ее шеи, его зубы покусывали ее плоть, посылая вспышки жара в ноющие глубины влагалища.
Она так долго ждала этого. Она мечтала об этом, жаждала этого. И все же она никогда не представляла себе, что разорвется в его объятиях так, как сейчас; что наслаждение может разорвать ее чувства и разрушить все барьеры, которые она встретит.
– Вот черт. Не так, как это… – грубое, яростное рычание заставило ее открыть глаза, в шоке уставившись на него, когда он поставил ее ноги на пол и отступил назад.
Ледяной холод, охвативший ее, был мучительным. Лишенная его тепла, наслаждения, обжигающего ее, она вдруг поняла, как долго ей было холодно.
– Что? … Макс.…? – Аня судорожно сглотнула, прижав ладони к стене, чтобы не потянуться к нему, не умолять о пощаде.
Еще несколько минут, подумала она в отчаянии. Неужели у нее не было еще нескольких минут?
Грубо запустив пальцы в волосы, Максим прошествовал через комнату, прежде чем повернуться и посмотреть на нее, его голубые глаза напряженно смотрели из-под прищуренных густых ресниц.
– Ты сводишь меня с ума, черт возьми, – пробормотал он, и теперь в его глазах горел гнев.
Это заявление заставило ее недоверчиво уставиться на него.
– Я свожу тебя с ума? – что, черт возьми, она сделала с ним на этот раз? – Это ты ворвался ко мне сегодня, а не наоборот. – Гнев мгновенно преодолел эротическую слабость, охватившую ее колени. Ее руки уперлись в бедра, возмущение переполняло. – Я не просила тебя приходить сюда и целовать меня, Максим Леманов. Ты сделал это сам, так что не вини меня, если сейчас пожалеешь.”
Черт бы его побрал! Будь он дважды проклят. Что заставило его думать, что он может притянуть ее к себе и заставить хотеть его с отчаянием, граничащим с безумием, только чтобы обвинить в этом ее?
– Я не говорил, что ни о чем не жалею. – низкий, глубокий тон его голоса заставил ее напрячься от прозвучавшего в нем предупреждения. – Я сказал, что ты сводишь меня с ума.
– Ты был сумасшедшим задолго до того, как я появилась, – она пренебрежительно махнула рукой в его сторону. – Почему бы тебе просто не пойти домой и не оставить меня в покое? И в следующий раз позвони до того, как появишься, чтобы я мог уйти до твоего прихода. От тебя у меня просто голова разболелась.
И заставлять ее делать то, что она знала, было безрассудно. Такие вещи, как желание, чтобы она снова оказалась в его объятиях, желание умолять о большем, когда она знала, что большее только разрушит ее еще больше.
Она не могла позволить себе Макса, ее душа не могла позволить себе его. Достаточно того, что он был ее величайшей сексуальной фантазией и ее самым глубоким желанием, все это слилось в одном сексуальном, твердом, воспитанном в горах воине. Если бы она была уверена, что он не пойдет к Егору, что его связи с родней не так сильны, как раньше, она бы попросила его о помощи. Может быть.
Три месяца она наблюдала за ним, выслеживала его, и все еще не знала, будет ли он предан ей или Егору и его родственникам.
Но если кто-то и мог ей помочь, так это Макс.
– Ну, разве это не слишком плохо, душистая горошинка, – прорычал он, свирепо глядя на нее. – Так что, думаю, тебе лучше привыкнуть к этой головной боли, потому что будь я проклят, если стану предупреждать тебя о чем-нибудь.
И разве это не похоже на него? Упрямый человек с головой мула, каким он был, был всегда, сколько она его знала.
– Ты ведешь себя неразумно…”
– Ну, извини, – прорычал он в ответ. – очевидно, именно это и происходит, когда мне становится так тяжело с женщиной, которая отказывается прийти ко мне сама.
Ну, разве это не должно было в какой-то момент его насторожить?
– Ты имеешь в виду, кто отказывается просить милостыню? – скрестив руки на груди, Аня бросила на него полный отвращения взгляд. – Я не стану умолять тебя, Макс, и не стану подлизываться к твоим сомнительным чарам. Я не одна из твоих крольчат из гарема!
Но бывали ночи, когда она умоляла хотя бы об этом. Она нуждалась, страдала, молилась, чтобы однажды она почувствовала себя достаточно защищенной, чтобы позволить ему обнять ее на некоторое время. На одну ночь.
– Было бы чертовски лучше для нас обоих, если бы ты была там, – пробормотал он, прежде чем повернуться и направиться к входной двери. – Я ухожу прежде, чем скажу или сделаю что-то, о чем мы оба пожалеем. Но это еще не конец, милая. В дверях он повернулся к ней, на его лице застыло такое мужское превосходство и полное высокомерие, что она могла только удивленно и недоверчиво смотреть на него. – Даже не думай, что я не вернусь, потому что я обещаю тебе, что вернусь. И когда я это сделаю, нам с тобой нужно будет кое – что обсудить.
С этими словами он рывком распахнул входную дверь и вышел. Дверь захлопнулась за ним, от силы задребезжали стекла в металлической двери.
Аня могла только смотреть на вход, моргая от шока. Он, должно быть, самый раздражающий человек, которого она когда-либо встречала в своей жизни. В его словах не было ни капли здравого смысла. Очевидно, за десять лет это ничуть не изменилось.
Но его поцелуи были как крепкое вино. Ее чувства наполнились воспоминаниями о них, когда она подняла руку, ее пальцы коснулись все еще опухших изгибов. И как бы она ни была раздражена, ей хотелось, чтобы его губы все еще были на ее губах, чтобы его руки ласкали ее. Даже зная, что это никогда не сможет пройти дальше, чем ночь или две в его объятиях, она жаждала этого.
