- Моей дочери скоро семнадцать, - зачем-то сказал шофер, разглядывая меня в зеркало.

   Я ничего не ответила.

  Плохо, когда у человека нет места, где бы он мог остаться один, поплакать, погоревать при надобности. Если подумать, то общежитие - одно из самых дьявольских изобретений человечества. Гореть в геене огненной тому, кто его придумал. В студенческом муравейнике мне было всегда трудно. В общежитии любой на виду, и это никому не доставляет удовольствия, а для меня просто невыносимо. Мне даже в библиотеке сосредоточиться трудно: мешает шорох страниц, тихие разговоры. Одиночество и тишина нравятся больше. Вот такая я. И ничего с этим поделать нельзя.

   Плохо было и то, что делиться горем с подругами я просто не умела, все предпочитала держать в себе. Раньше об этом не задумывалась - всегда была такой. А вот сейчас подумала, что с моей бедой мне идти не к кому и некуда. Мир такой большой, а для меня в нем ничего нет.

  Однако, просто необходимо было найти такое место, где была бы возможность завыть в голос. Сдерживаться становилось все труднее, и только страх, что я стану причиной бесплатного представления для целого этажа, заставлял держать себя в руках. Я остановилась у окна. Это было то место, где Алексей впервые поцеловал меня.

  Не знаю, сколько я там простояла, но от раздумий очнулась, услышав голос Вадима.

  - Привет, подруга! Я уж третий раз мимо прохожу, а ты все стоишь и стоишь.

  Он подошел ко мне и заглянул в лицо.

  - О, да тут все серьезно.

  Потом взял за рукав и потянул.

  - Пойдем в мою комнату, на тебе просто лица нет.

  В последнее время с девчонками в комнате и с ним я общалась мало, предпочитая отмалчиваться, если ко мне не обращались, однако мои отношения с Алексеем ни для кого из них не были тайной. Не знаю, осуждали они меня или сочувствовали, но с расспросами не лезли, и я была за это благодарна.

  В комнате Вадима никого не было. Это была "двухместная камера", как он называл свою комнатушку, предмет зависти многих. Тем более, что его "сокамерник" в общежитии частенько отсутствовал: во-первых, он где-то подрабатывал; во-вторых, в городе жила его одинокая тетка, у которой тот мог зависнуть на пару дней, если денег до стипендии не хватало; в-третьих, сокамерник был влюбчив и постоянно бегал на свидания, которые частенько продолжались до утра. Когда он занимался, было неизвестно, но учился неплохо.

  В комнате Вадим усадил меня на стул, сам сел рядом.

  - Ну, рассказывай, кто обидел мою подругу, - проговорил он голосом, каким врачи разговаривают с маленькими пациентами.

  Видя, что я не отвечаю, он произнес с какой-то мрачной решимостью:

  - Наверно, на правах друга мне пора ему морду набить...

  - Не надо, - сказала я, наконец, дрожащим голосом, - не надо. Он сделал все правильно, он бросил меня.

  - Поплачь, - сказал Вадим тихо и, подвинув стул ближе, обнял за плечи.

  Я прижалась к чужому телу, чужим рукам и наконец-то зарыдала. Плакала долго, Вадим молчал, только гладил меня, как маленькую, по голове. Кто-то зашел в комнату, но он показал вошедшему кулак, и тот молча скрылся.

  Когда слезы кончились и я немного успокоилась, то попробовала отстраниться и встать, но оказалось, что ослабла настолько, что ноги не слушались. Я растерянно посмотрела на все еще сидящего рядом Вадима и проговорила хриплым после слез голосом:

  - Я еще немного посижу и пойду.

  - Куда? - поинтересовался он. - Глаз не видно, и нос картошкой, видок еще тот... Здесь переночуешь. Сокамерника не будет, на свидание ускакал. А я где-нибудь перекантуюсь...

  Он вышел, но скоро вернулся с мокрым полотенцем и обтер мне лицо, проворчав:

   - Далеко не красавица, но уже гораздо лучше...

  Я, по-прежнему замерев, сидела на стуле. Состояние было такое, будто из меня ушли все силы.

  - Спать будешь на моей кровати, я комнату закрою, приду с начале седьмого. В туалет хочешь?

  Покраснеть у меня не хватило сил, я только слегка покачала головой.

  - Вот видишь, - продолжал он, - друзья на что-то годятся. Вот и я тебе пригодился. Не бойся...

  Вадим осторожно снял с меня туфли и платье, приобняв, помог дойти до кровати, потом накрыл одеялом.

  - Спи!

  Мне стало страшно, когда он собрался уходить, потому что впереди была длинная бессонная ночь; я знала, что не засну и буду раз за разом прокручивать в голове все, что случилось сегодня.

  - Подожди, не уходи, - проскрипела я.

  Вадим повернулся и посмотрел на меня. Он казался чем-то очень недовольным, но мне было все равно, я боялась остаться одна в темноте.

  - Посиди со мной немного.

  Он послушно присел на краешек кровати. Я долго не решалась, но потом все-таки сказала:

  - Понимаешь, он меня в ресторан пригласил, чтоб кругом люди были. Видимо, боялся, что наедине закачу истерику. Как будто не знал, что я на такое не способна. Хотел без слез и быстро...

  - Как же ты не разобралась в нем? Ведь сразу было видно, что это за тип.

  Вадим грязно и длинно выругался.

  - Не говори о нем плохо, - прошептала я распухшими от слез губами, - Алексей хороший, просто так получилось.