Он был, разумеется, рад, я - тоже. И, видимо, поэтому оставила без внимания странный разговор, который произошел между нами.

  - Знаешь, мне, конечно, лестно слышать, что ты сама заговорила об этом, но я боюсь, что проклянешь меня, если что-то пойдет не так.

  - А что может пойти не так? Ты сказал ждать - я жду. Ты сказал тебе верить - я верю. Если ты хочешь забрать свои слова - забери, но тогда я уйду, и мы ставим на всем точку.

  Я опять припирала его к стенке, и это не нравилось ни мне, ни ему. Да, решение принято мной, хотя как я могла этого не сделать, если он постоянно искусно подводил меня к нему? Я уже давно перестала понимать, что хорошо и что плохо. Желание быть с ним заслонило все. Я перестала корить себя за безнравственность, я стала считать, что имею право на подобные отношения, потому что любила Алексея и свято верила в его желание развязать узел. Вот уж точно говорят, что любовь - добровольный отказ от мозгов.

  Он долго смотрел на меня, он умел вот так, одним взглядом, усмирить мое готовое вырваться раздражение, потом спросил:

  - Решилась?

  - Да!

  - Не пожалеешь?

  - Никогда и ни за что.

  Что могло бы остановить меня тогда? Не знаю! Я была уверена, что это сделает нас ближе друг к другу и как-то поспособствует скорейшему решению проблемы.

  Уже под утро, выскользнув из кольца его рук, я уселась так, чтобы видеть лицо Алеши. Нежность к любимому, казалось, затопила меня, и мне очень хотелось сказать, что после случившегося я буду любить его еще больше и ждать столько, сколько потребуется, лишь бы никому из нас троих не было слишком больно.

  - Знаешь,- говорила я, выводя пальцем узоры на его груди, - мне раньше никто и не нравился. Правда, в десятом классе стало как-то тревожно, что в меня не влюбляются и на свидания не приглашают. Потом один мальчик из параллельного класса начал оказывать мне знаки внимания и назначил встречу. Я, конечно, не пошла, а вприпрыжку поскакала, интересно же... Мы в парке гуляли, он сказал, что я ему нравлюсь и хотел меня поцеловать. А губы какие-то мокрые, и волосики жиденькие над верхней губой и на подбородке. Противно... Я его оттолкнула, а он меня дурой назвал. На этом моя личная жизнь закончилась. Никто не интересовал меня, ни я никого. А вот тебя увидела, и все сразу поняла о тебе и обо мне. Почему так?

  - Почему что? - спросил он, лениво приоткрывая глаза.

  - Почему я ни в кого не влюблялась, и в меня никто?

  - Все просто: ты не такая, как все. На тебе как маска надета, по лицу ничего не прочтешь, в глазах не увидишь, но внутри - огонь. Я это сразу почувствовал. Меня к этому огню потянуло, ни о чем думать не мог, только о тебе. Боялся, что оттолкнешь. Твои одногодки еще малы, чтобы это увидеть, а мужчины постарше всегда будут о тебя спотыкаться. Хотя...

  Он задумался, и я принялась тормошить его, требуя закончить фразу.

  - Хотя, - продолжил он несколько растерянно, - вот Вадим тоже, кажется, это увидел.

  - Неправда, - зашлась я от смеха, - мы друзья с первого курса.

  - Вот и дружите, а больше ни-ни, - и Алеша погрозил мне пальцем.

  Я, все еще смеясь, прижалась к его большому горячему телу и легонько пощекотала. Он взвизгнул от неожиданности, и в следующую минуту я оказалась прижатой к дивану. Вырываться почему-то не хотелось. Кожа Алеши между плечом и шеей оказалась такой нежной и чуть соленоватой на вкус, что я, не удержавшись, слегка прикусила ее, а потом нежно целовала до тех пор, пока не услышала его участившееся дыхание.

  О праздновании Нового года вспоминать не хотелось. От этого дня я не ожидала ничего такого, что стоило бы ждать с великим волнением и радостью. Так и случилось. Он провел праздник, разумеется, с женой, я - без него.

  Зимняя сессия была сдана еле-еле, но как могло быть иначе, если каждая свободная минута была полна мыслями о Алеше. На каникулы в Городок ехать не хотелось, но комендант решительно велел всем убираться, чтобы заселить заочников. Тех, кому некуда было ехать, он знал в лицо. Я к их числу не относилась. Пришлось собираться, да и Алеша настаивал на отдыхе, потому что выглядела я просто отвратительно.

  - Что плохого в том, если ты отдохнешь? - спрашивал он меня в десятый раз.

   - Я не хочу расставаться с тобой.

  - Не всегда надо делать то, что хочешь, иногда надо делать, что необходимо. Тебе, родная, нужен отдых.

  Он всегда был прав. Я нехотя согласилась.

  Мое нынешнее состояние можно было списать на трудную сессию, но я-то знала, что дело не только в этом. Меня съедала ревность. Пока были только встречи и разговоры, все было проще. Но вот сейчас... Я стала зависимой от Алеши настолько, что частенько целую ночь не могла сомкнуть глаз, представляя его в постели с женой. И что бы он ни говорил, как бы ни убеждал, что жена часто болеет и они спят отдельно, что вот-вот он выберет подходящий момент и скажет ей о нас, я понимала, что она ему не только борщи варит и носки штопает, поэтому с каким-то болезненным постоянством принюхивалась к его волосам и коже, боясь уловить запах чужих духов. И иногда, не сумев сдержать накопившееся раздражение, говорила об этом...

  Что в это время было у меня? Торопливые встречи, отмеренное время, постоянное ожидание. Я ничего не знала о другой стороне его жизни, но, казалось, знала все. Что было у него? Тихие вечера с женой, поцелуй на ночь, шепот в темноте, когда и шептать-то незачем, никто не услышит, но уж очень хочется, едва шевеля губами, произносить милые глупости и признания, а потом потянуть губами за мочку уха, зная наперед, что ему это безумно нравится, поэтому через минуту он вздрогнет и ставшими вдруг жадными руками прижмет ближе к себе.

   Были совместные завтраки, когда он притворно хмурился, если жена подкладывала ему на тарелку лучшие куски. Вместо слов благодарности он просто гладил ее по руке, а она, легко улыбаясь, не опускала глаз, чтобы показать предназначенную только ему нежность. Были и другие милые пустячки, когда она уже у порога, целуя, поправляла ему галстук, спрашивала, не забыл ли он перчатки, ключи. Были еще тысячи нитей, которые незримо привязывали его к ней.