-Да, все это не очень приятно, нет ничего на свете хуже, когда тебя бросают. Но ведь Вы знали, что это произойдет, вот если бы не знали...

   В ее голосе прозвучала такая грусть, что он просто не мог не покаяться:

   -Расстроил я Вас, зря все это, наверное, рассказал. Опять виноват, придется просить прощение.

   Она протестующе помахала рукой.

   -Нет, нет... Не извиняйтесь. Я знаю, как иногда хочется просто выговориться, поплакаться. И хорошо, что есть кому. Я все понимаю, ведь меня тоже бросали, - она немного подумала, потом тихо закончила, - целых два раза.

   Он смотрел на ее склоненную голову, на тонкие пальцы, обхватившие стакан, и чувствовал себя настоящим кретином. Мало того, что доставил неприятности ей утром, так и сейчас... А она продолжила:

   -Меня бросил муж, давно уже. Взял и умер, хотя обещал, что никогда не оставит. Я знаю, что нельзя так говорить, - она горестно покачала головой, - это грех, но ничего не могу с собой поделать.

   -Да уж, - согласился он, - лучше так не надо. Вы, наверно, его очень любили?

   -Старалась соответствовать, - произнесла она очень тихо.

   -Как это? - удивился он.

   -Просто он любил больше, а я старалась такой любви соответствовать.

   Странная женщина, и слова какие-то странные... бросил... соответствовать...Они немного помолчали. Потом он, кляня себя за излишнее любопытство, все же спросил:

   -А второй раз?

   -Второй на самом деле был не второй, а первый. И вот об этом мы уж точно говорить не будем.

   Зачем ему было знать о том, как она рассталась с Женькой Рудаковским, потому что неожиданно для себя влюбилась в другого настолько, что все ее мысли были связаны только с ним. Нину не остановили даже слезы матери, узнавшей правду о их отношениях и считавшей, что они непременно испортят дочери жизнь. Так и оказалось: через четыре года он ее бросил беременную, без денег, зимой, в чужом городе... И не было никого, кому бы она могла рассказать об этом: он уже давно отвадил от нее всех подруг и был единственным, с кем она могла говорить о чем-то серьезном. Когда-то ей казалось, что она за ним как за каменной стеной, что так будет всегда, но, как оказалось, вечного ничего не бывает.

   Он пришел к ней в общежитие перед Новым годом, она ждала его, чтобы он, наконец-то, сообщил, где же они будут проводить праздник, а также назначил дату подачи заявления в загс, потому что тянуть было уже некуда. Он не зашел, как всегда, в комнату, а вызвал ее в коридор. Возле окна, от которого нещадно дуло, она потянулась у нему, чтобы поцеловать, но наткнулась на его руки и замерла от какого-то дурного предчувствия.

   -Послушай, - заговорил он, даже не поздоровавшись, - я вчера проснулся и понял, что уже давно тебя не люблю.

   -Что? - переспросила она. - Не любишь? А как же я, ребенок?

   Он молчал, его брови сошлись в одну линию, а уголки рта стали кривиться и опускаться вниз. Он упорно не хотел смотреть на нее, а она, как всегда, почувствовала себя виноватой и за эту незапланированную беременность, и еще неизвестно за что, поэтому вновь заговорила торопливо:

   -Ты шутишь? Ты хочешь меня бросить? А как я без тебя? Нет, ты просто не можешь...

   -Говорю тебе, - прервал он довольно грубо, - я понял, что больше не люблю тебя, и поэтому свадьбы не будет.

   -А ребенок? Это же твой ребенок!

   Слезы уже текли по ее лицу, дышать стало настолько трудно, что она, боясь упасть, ухватилась руками за подоконник. Он какое-то время безразлично и отстраненно смотрел на нее, не пытаясь даже как-то помочь, потом, недобро усмехнувшись, сказал тем приказным тоном, которым любил с ней разговаривать:

   -Вот только давай без истерик обойдемся. Сделаешь аборт, не ты первая, не ты будешь и последней. Прощай.

   Когда она отдышалась, его уже не было. Надо было срочно вернуть его, объяснить... Он поймет... ведь понимал же до сих пор... Она заскочила в комнату, торопясь, натянула сапоги, схватила пальто и выскочила в темноту вечера. Дыхание сразу перехватило: стоял мороз. Она бежала к остановке, надеясь застать его, но не успела, потому что троллейбус подошел раньше. Она видела, что он заметил ее, бегущую, но так же неторопливо, как делал все и всегда, встал на ступеньку и исчез из вида. Машина тронулась, а она осталась стоять одна со своей бедой, брошенная и никому не нужная...

   Как бы она пережила эту ночь и пережила бы вообще, она не знала, но, наверно, на ее счастье мимо пролетал дежурный ангел и поспешил исправить ситуацию. Из общежития от друзей возвращался Саша - радость наша, он-то и заметил девушку, стоявшую недалеко от остановки. Пальто ее было расстегнуто, шапка отсутствовала, она, закрыв лицо руками, тихонько покачивалась из стороны в сторону, и ему показалось, что девушка вот-вот упадет.

   Он подошел поближе и к своему ужасу узнал Нину, свою однокурсницу. Что она могла здесь делать одна да еще в таком виде? Неужели выпила лишнее? В общежитии это не было редкостью, но Нина... Вряд ли она была на это способна. Он отвел от лица ее руки и испугался совершенно пустых глаз. Такой он ее никогда не видел. Саша замотал ей голову своим шарфом, застегнул пальто, заставил натянуть на руки перчатки, потом взял за рукав и потянул к общежитию. Она подчинилась, но не произнесла ни слова.

   -С ума сошла, - заговорил он сердито, - замерзнуть хочешь? Вот простынешь и умрешь...

   -А я уже умерла, Саша,- сказала она очень тихо, едва шевеля замерзшими губами.

   Единственное, что он смог сделать, так это назвать ее дурой, и, надо сказать, произнесено это было с большим удовольствием. Они зашли в коридор общежития, но она отказалась подниматься к себе, потому что в эти минуты больше всего хотела остаться одна.

   -Ладно, - сказал Александр, - ладно, подожди немного, поедем ко мне, у меня есть свободная комната.