- Если я ничем от подружек не отличаюсь, так зачем тебе такой?
Она на минуту задумалась, но ответила честно:
- Как зачем? Ты хороший, и мне нравишься.
Егор хмыкнул и положил руки ей на плечи.
- Все-таки, значит, нравлюсь. А ты знаешь, что делают парень и девушка, если друг другу нравятся? Не знаешь? - деланно удивился. - Для начала целуются.
Он обнял ее и поцеловал. Она, как оказалось, совершенно не была против
- Я глупая, да? Скажи! Скажи же! - шептала девушка, прижимаясь к нему, такому большому и сильному.
- Совсем немного, - тут же, слегка усмехнувшись, успокоил он подругу и снова поцеловал ее.
А еще через три месяца она сообщила, что беременна. Егор над ответом, казалось, и не раздумывал: казался таким же спокойным, каким и был всегда.
- Ну что ж, - он взял девушку за руку и легонько сжал ее, - поженимся, раз такое дело. Не бойся, милая, я тебя не обману и своего ребенка не брошу.
Она в знак согласия кивнула головой и заплакала.
Девушка и сама не знала истинную причину своих слез. Может, это были слезы радости от осознания того, что их ребенок не будет расти без отца. А может, слезы горести, ведь даже в эти волнительные для каждой женщины минуты она не услышала от будущего мужа слов любви. Ни одного! Конечно, девушка знала, что Егор презрительно называет их любовным чириканьем и считает чепухой, что главным в жизни считает, как он ни единожды заявлял, не слова, а поступки. Наверно, так оно и есть на самом деле, но все же, все же... Ей, как и всем женщинам на этом белом свете, очень хотелось быть любимой, единственной и услышать слова, которые можно будет помнить всю жизнь. Как жаль, что он этого не понимал!
А Егор молча обнимал будущую жену, осторожно вытирал ей слезы и убеждал сам себя, что все у них будет хорошо, потому что то, что они собирались сделать, было абсолютно правильным и честным по отношению друг к другу и будущему ребенку. А еще был рад, что сумел все решить без ненужных ему любовных страданий, сохранив ясную голову.
Дочери исполнилось шесть лет, когда они разошлись. Причин было несколько. Во-первых, после переезда семьи на Урал, где Быстрову предложили хорошую должность и соответствующую зарплату, жена все больше времени стала проводить у своих родителей, а потом и вовсе отказалась вернуться, объяснив это тем, что ребенку нужен теплый климат. Во-вторых, она так и не смогла привыкнуть к жизни с Егором.
Все у них было ровно, гладко, он и голоса на нее не повысил ни разу, и отцом хорошим был. Вот только молодой женщине хотелось особой теплоты в отношениях, ласковых слов, а ничего этого не было и в помине. Даже прибившаяся к ним кошка то и дело просила, чтоб ее по шерстке погладили, что уж говорить о молодой женщине... Иногда ей казалось, что исчезни она, муж о ней и не вспомнит. От таких мыслей становилось грустно и хотелось плакать.
- Егор, - спрашивала она в такие минуты, - как ты думаешь, мы с тобой хорошо живем?
Быстров вздыхал: в последнее время подобные разговоры случались все чаще и начинали его раздражать.
- Я в чем-то виноват? Прости, исправлюсь, - бормотал он ставшие привычными слова и опять вздыхал.
- Я не могу больше так жить! - взрывалась она. - Ты опять делаешь вид, что ничего не понимаешь! Скажи, можешь ты хоть иногда, хоть раз в неделю обнять меня просто так, а не по какому-нибудь поводу? А поцеловать? Нет, не можешь! У тебя желания такого как не было раньше, так нет и сейчас. Мне от телевизора больше радости. А ты чужим был, чужим и остаешься.
Щеки жены быстро становились мокрыми, и Быстров, понимая, что хорошо бы было обнять ее и успокоить, но отчего-то этого не делая, вставал и начинал ходить по комнате из угла в угол. Потом, остановившись возле нее, плачущей, говорил тихо и устало:
- Я такой, какой есть, и ты видела, за кого выходила замуж. Я забочусь о тебе и дочери, по ночам к соседу бегать, как мне кажется, тебе тоже не надо. Других женщин у меня не было, нет и в дальнейшем, уверяю тебя, не предвидится, живем без скандалов. Что же тебе еще нужно, милая?
- Любви, - шептала она прерывающимся от слез голосом. - Хочу, чтоб ты меня любил. Хоть немного.
Егор, не желая в очередной раз втягиваться в этот уже изрядно надоевший ему разговор, пожимал плечами и выходил из комнаты. Не извиняться же ему было за нелюбовь? Он на самом деле не понимал, почему нельзя жить без нее. Просто, доверительно и спокойно.
Было в его семейной жизни одно маленькое светлое пятнышко - дочь Аленка. К ней он и направлялся, зная, что надо только немного подождать: через час-полтора жена обязательно подойдет к нему и извинится. И тогда он наконец-то сделает то, что для нее, по какой-то неведомой ему причине, было жизненно важным: обнимет без какого-то особого повода и молча погладит по волосам. А потом опять дома будет тихо и спокойно. До следующих слез.
Спрашивается, откуда же им было взять эту самую любовь? Оба, вступая в брак, об этом подумать забыли. Все в точности, как в русских народных сказках: женился Иван-царевич на своей ненаглядной - и все, сказочке конец. Подразумевается и в сказке, и в жизни, что дальше все будет хорошо. А ничего хорошего, хоть жди, хоть не жди, может так и не случиться, потому что сказочке-то конец.
И неизвестно еще, как Иван-царевич со своей Василисой ладил. У него хоть были пиры, охота, дружина верная; умел, наверно, душу отвести. А поскольку у Быстрова ничего кроме семьи и работы не было, то ему часто казалось, будто проживает он какую-то не свою жизнь. В ней и жена была чужой, и даже место, где он жил, тоже было чужим. Как бы то ни было, одно Егор знал точно: инициатором развода он не станет.
Когда Быстров получил письмо, в котором жена просила дать ей развод, то нисколько не удивился: все к этому шло. После свадьбы они довольно долго и старательно пытались слепить то, что можно было бы с большой натяжкой назвать семьей, но ничего толкового из этого так и не получилось.
Странно бывает в жизни: ни того, ни другого нельзя было назвать плохим человеком, а вот поди ж ты... Так и остались они в судьбе друг друга людьми случайными, у которых, по злой иронии судьбы, всего лишь оказались рядом места в театре, где шел очередной спектакль о чужой счастливой любви.
