— Вот форма. — Генерал указал на сложенную на табуретке одежду.

Накормленный, отмытый, побритый Степан подошёл к форме и принялся надевать её. Не смотря на его давний арест, ссылку на восточную линию крепостей и все другие испытания, он надевал эту форму с гордостью. Он не спешил с этим делом, пытаясь надевать всё максимально правильно и опрятно. Сначала нижнее бельё. Потом свитер, рейтузы и тёплые носки. А дальше всё остальное: комбинезон, зимние сапоги со шнурками, гимнастёрку, утеплённый кожаный плащ с капюшоном, утеплённую фуражку с ушами и кожаные перчатки, так же с утеплением, и всё это с кучей шнурков и ремешков. Ну и армейский ремень с кобурой, револьвером и патронами. Разное защитное снаряжение он получит потом.

Вот теперь, Степан немного себя узнавал.

***

— Ну вот мы и приехали. — Сказал Демьяненко.

Степан посмотрел в окно. Он снова видел позорный дом номер четыре.

— Побудь с ней до завтра. Помоги переехать. Возможно ты с ней больше не увидишься.

Капитан Яковлев вышел из кареты. У него задрожали коленки, сердце застучалось в быстром ритме. Он пошёл вперёд, к двери. Постучался в неё и стал ждать.

Карета к этому моменту уже скрылась из вида.

Дверь со скрипом отварилась. Её открыла пожилая женщина.

— Здравствуйте бабушка. — Сказал старушке Степан. — А здесь ли… — Хотел спросить капитан, но тут на улицу выбежал пёс радостно гавкая и прыгая.

— Шарик! — Обрадовался Степан и наклонился к дорогому другу. Надо было его хорошенько погладить и обнять.

Он тоже помытый был, с обработанными болячками и причёсанной шёрсткой.

— А я думал, куда ты подевался плут ты мелкий. — Сказал Степан и потрепал пса по голове.

— Степан! — Послышалось впереди.

Яковлев поднял голову. К нему бежала Ольга. Его милая Ольга. Он поймал её, обнял и поцеловал со всей любовью, что имел, что мог выразить.

— Как ты добрался сюда, милый?! Как ты?! Почему ты в форме?!

Степан улыбался и плакал, не зная на какой вопрос ответить.

Ольга не ждала ответов. Она обняла его ещё сильнее и вновь поцеловала. Плевать на ответы. Главное, что он здесь, обнимает её, любит её.

— Собирайся, мы едем домой. В нашу старую квартиру. — Говорил Степан, целуя Ольгины руки, согревая её пальцы. — Давай, пошли. Я помогу.

И они вошли в здание. Переполненное людьми, грязное и холодное. На кроватях здесь спали лишь старики и малые дети. Остальные спали на полу, на кучах грязных тряпок и рваных матрасах.

Старушка что открыла дверь Степану, смотрела на счастливчиков с нескрываемой завистью. Её сын, из-за ареста которого она здесь оказалась, умер совсем не давно, и у неё уже не было шансов выбраться отсюда.

Ольга положила на матрас чемодан и начала складывать в него немногочисленные вещи. Её прекрасные платья Степан почему-то обнаружил на других женщинах, что держались от него как можно дальше. Он не стал забирать у них эти тряпки.

Степан помог жене собраться, взял чемодан и повёл её из этого клоповника.

— Кучер! — Крикнул Степан первому проехавшему мимо такси.

Карета остановилась. Яковлев закинул во внутрь чемодан, посадил жену и сам сел следом.

Всю дорогу они ехали молча, обнявшись. Степан отдал жене свои перчатки. Как хорошо им было. Они уже забыли, что так хорошо вообще может быть.

Карета остановилась возле их родного дома. Он был всё тот же. Нет даже лучше. Крышу починили, лавочку покрасили.

Бабки, что на лавочке сидели сначала не узнали давно пропавших соседей, но потом у них чуть глаза не вылетели из орбит. И бормотать друг другу начали что-то. Толи радостное, толи мерзкое, плевать!

Степан и Ольга побежали в подъезд словно молодожёны. Вбежали в квартиру, заперлись, бросили чемодан куда-то и принялись заниматься долгожданным. Раздеваться, целоваться во всех местах. Прыгнули на кровать, уже голые замёрзшие. В квартире не топлено, холодрыга, но кому до этого сейчас есть дело. И так согреются, от тепла друг друга. Две батареи по тридцать шесть градусов. Потрутся и согреются.

***

В маленькой печке горел уголь.

Уже стемнело. Свет никто не стал зажигать. И печка достаточно света давала.

Степан с Ольгой лежали в постели, укрывшись одеялом с ещё сохранившемся запахом чужих людей.

Шарик лежал за закрытой дверью и поскуливал.

— Так значит ты снова служишь им? — Спросила Ольга. Её голова лежала у Степана на груди.

— Да. Только так я мог добраться до тебя. Добиться для тебя капельки счастья. Ты счастлива?

— Ещё как. Но если ты в армии, значит ты уйдёшь на фронт?

— Это ещё один из пунктов договора. По-другому не как. Если я не пойду воевать, тебя вновь отправят в тот ужасный дом.

Степан почувствовал, как на его грудь капнула слезинка.

— Эй? — Степан поднял Ольгину голову, поцеловал, стёр слезинки. — Я вернусь. Сколько раз я уже возвращался?

— Не знаю, много.

— Да, вот именно. Может не всегда невредимым, но возвращался и теперь вернусь. Я уже бывал на фронте. Я знаю его законы и смогу их соблюдать.

— Говорят, что такой войны ещё не было?

— Может и не было. Но разве это имеет значение? Война — это война. И мне нужно на неё уйти и с неё вернуться, к тебе. Остальное не важно.

Они снова занялись любовью.

***

Бойцы построились. Их была целая рота. Все одеты с иголочки. У рядовых полуавтоматические винтовки, у командиров отделения автоматы, плюс ещё пулемётчики, борцы с танками и один снайпер. Любо-дорого на таких бойцов смотреть.

Правда разброс по возрасту большой. Здесь были и студенты, и взрослые мужики, и старики. И к каждым нужен свой подход. На мужиков можно и на орать благим матом, и поугражать. С ребятами так нельзя. Они бы вовремя боя не пересрались от страха. А дедулей не погоняешь. Могут и не выдержать. Хотя всем воевать и напор врага держать, и атаковать. Сдюжат, а Степан этому посодействует.

— Товарищи! Третья рота! — Начал он. — Я капитан Степан Яковлев! Ваш теперешний командир! Вместе, в составе двенадцатой дивизии, мы пойдём на шестой участок советско-французской границы, и по приказу командования будем держать там оборону, пока враг не обломает об нас клыки! Это будет не легко, чего уж греха таить! Многие из вас это прекрасно знают! Нас ждёт невиданная в новейшей истории война! Великая война! Мы, как наши предки сразимся с чёрною ордой и выстоит как они, и погоним тварей, посягнувших на наши земли поганой метлой, до самых их стойбищ! Ура товарищи и да не будут предки разочарованы нами!

— Ураааааааааааа!!! — Закричала рота. И ещё раз, и ещё.

— Разойтись! Попрощайтесь с родными! Даю на это пять минут!

Степан пошёл к Ольге. Та улыбалась ему. Она вышла из толпы и поцеловала его.

Шарик лаял под ногами, как всегда.

— Возвращайтесь, я буду ждать. — Сказала Ольга.

— А почему во множественном числе? — Удивился Степан.

— Шарик пойдёт с тобой.

— Но зачем? Пускай лучше с тобой остаётся. Тебе не так скучно будет.

— Нет, он пойдёт с тобой. Он хочет с тобой, и я хочу, чтобы он с тобой пошёл. Вы столько прошли вместе. Пересекли весь наш человеческий мир. Этот пёс прикроет тебе спину лучше любого боевого товарища.

— Да. Ты права. Ну, пойдём наглая ты морда.

Они пошли, снова вместе, как тогда. Но не как арестанты, не как свиньи. Теперь они шли гордо, с поднятыми головами и за ними сто солдат, а за теми ещё сто, а за теми ещё многие тысячи. За город! На фронт! На войну!

И началась в тот день война, что была прозвана «Великой и Ужасной».

Жекан уже вторые сутки искал своего маленького друга. И не мог он понять, куда запрятался этот паршивец. Слыхал, что бродил он тут давеча бухой в говно, блевал и всех матом покрывал. Детишкам приходилось ушки закрывать, так им резали слух его слова.

Поправим шапку на башке, пошёл Жекан дальше, к свинарнику. Узнал Жекан у людей, что свинарь местный любитель выпить. Делает самогон понятно из чего и спаивает мужиков. Не раз он был у баб за это бит.