…и опять не то.

Взмах.

Взрыв.

Кувырок.

Мир летит куда-то в тартарары, еле успеваю вцепиться в остатки пожарной лестницы.

Взгляд – вот он, мой враг, затаился за трубой, целится в меня.

Прыжок – перелетаю на соседнюю крышу, кувыркаюсь, целюсь…

– Пли!

Враг падает, сбитый выстрелом…

…и не так. Да что ж такое, все не то, все не так, я же свою историю рассказать хочу, свою, а опять лезут какие-то чужие. Да где я её возьму, мою историю, мне её взять неоткуда, нет её, истории моей, в варианстве все есть, а моей – нет. Значит, надо сочинять с нуля, а с нуля сочинять я не умею, что бы там про меня не говорили – не умею я с нуля. Я же ничего не придумываю, я только записываю, что вижу.

Так про что я хотел рассказать…

Про Райтера.

Который Врайтер.

Первый раз мы пересеклись в реальности номер семнадцать/дробь восемь А, если вам это о чем-нибудь говорит. Тогда я вообще не понял, кого именно или, вернее, что именно я встретил, тогда мне было не до него, я смотрел на Удачу, она должна была победить на скачках, но не победила, сломала ногу перед самым финишем. Тогда подошел Каруас, это её… гхм… хозяин? Тренер? Инвестор? Не знаю… Я ожидал чего угодно, только не того, что случилось, что он застрелит её, вот так, в упор, двумя выстрелами, в оба сердца, сначала в человеческое, потом в лошадиное…

А ведь она его любила.

Его.

Каруаса.

Своего… не знаю, кто он ей там был.

Я сам был в шоке, что поделать, я никогда не знаю, чем закончится история. Я не вижу финала. Я и начала-то не вижу, иногда только пульсирующую красную линию в хитросплетении варианства. Нет, на самом деле она никакая не красная, это мне специально сделали опцию такую, чтобы видел истории в красном цвете.

Тогда первый раз увидел его, он сидел через два места от меня, еще кивнули друг другу, типа, вон оно как бывает. Уже потом задним числом спохватился, задумался, – а кого, собственно, я видел.

Потом заметил его второй раз в каком-то крестовом походе, стояли с ним на крепостной стене, смотрел на лучников, мы лучников видели, они нас нет, – вот тогда-то я первый раз посмотрел на него как следует.

Сказать, что я удивился, значит, ничего не сказать. У меня просто в голове не укладывалось, что я не один такой.

Почему я не убил его тогда?

Так все очень просто.

Не получал я такого приказа – убивать.

Кивнули друг другу, как недавние знакомые, и все.

Он был в нескольких шагах от меня – он еще не видел меня, заметил только через несколько секунд, и этих секунд мне хватило, чтобы крепко сжать его горло и повалить врага на мраморные плиты пола. Мой противник оказался сильнее, чем я думал, я уже не ожидал, что смогу его одолеть, так отчаянно бился он под моими руками – прошло словно несколько вечностей подряд, прежде чем тело подо мной забилось в конвульсиях и безвольно обмякло. Я обернулся, почти физически чувствуя на себе чей-то взгляд – каково же было мое изумление, когда я увидел за своей спиной… своего врага, которого только что убил. Он целился в меня из какого-то неведомого мне оружия своих веков и тихонько посмеивался, будто говорил – ну что, взял?

…из-звините.

Да что ж такое, это опять не моя история, опять не моя, я же свою историю хотел рассказать, а не чужую, а все чужие вылезают. А моей истории нет еще, её придумывать надо, а я в жизни никогда ничего не придумывал…

Нет, я, конечно, запрос посылал, и не один, и не два, спрашивал – что делать.

Ответа не получил.

Оттуда, из центра, ничего не сказали.

Оттуда после трехтысячного года вообще ничего не говорят.

Так что убивать я его не стал, и он меня тоже убивать не стал, видимо, тоже куда-то послал запрос, и ему тоже убивать не велели.

Он просыпается.

Это мне Райтер сказал.

Я еще хотел спросить, кто он – не спросил, сразу понял, о ком идет речь.

О нем.

Мириады темных вероятностей, в которых проблескивают красные нити – истории.

Нет, не с этого надо было начинать, не с этого, а с того дня, когда встретились в тридцать каком-то там веке, посреди огромного мегаполиса, ждали истории, истории не случилось, но черт возьми, все датчики только что буквально орали, что история будет.

А истории не было.

Сели на крыше какого-то понаворочанного ресторана, заказали что-то немыслимое, и пить нельзя, и не пить нельзя, там-то я и сказал:

– Что-то происходит… с ним.

А потом уже Райтер сказал мне:

– Он просыпается.

Нет, не с этого надо было начинать, не с этого. Хоть бы я сказал сначала, кто такой я, кто такой Райтер, а я…

А я…

А кто я…

Меня зовут Графоман.

Модель двести семьдесят восемь.

У меня так в инструкции написано. Модель двести семьдесят восемь. В случае поломки материальных деталей требуется замена. В случае сбоя программы обратитесь на сайт разработчика.

Материальные детали сам себе меняю, программа, к счастью, еще не сбивалась. Подумал, что сбилась, когда датчики обещали историю в такой-то реальности, в таком-то городе, в такое-то время, а истории не оказалось. Бросился к Райтеру, у него тоже орали датчики, а истории не оказалось, ну, значит, дело не во мне, а в…

А в…

А…

В…

Нет.

Даже и думать не хочу, что что-то случилось с реальностями.

А ведь случилось.

И тогда я сказал:

Что-то происходит… с ним.

Нет, еще не тогда, не тогда, еще пару раз до этого видели, как надрываются датчики, показывают время, место, реальность, мы мчались туда со всех ног, там ничего не было, совсем ничего, хоть бы зарисовка какая-то, хоть бы событийка какая – нет, ничего.

Я так и не знал, как я должен был относиться к Райтеру, убить его, или хотя бы не пересекаться с ним, а то получалось, что мы с ним записываем одни и те же истории, одни и те же книги. А может, наоборот, надо было держаться вместе, это вообще удобно, держаться вместе, меня вот тогда убили на войне, прострелили голову, голову, это совсем плохо… Ждал помощи от центра, а центр молчал, он вообще давно молчит…

…очнулся на перепутье времен и реальностей, Райтер допроверял мою память, кивнул мне, как старому знакомому, потом ушел в какие-то миры, прежде чем я успел поблагодарить его.

Ну да.

А в центре ничего не сказали.

Я был там недавно, и снова ничего не сказали, вообще ничего, сидели за столами и молчали, я смотрел в их пустые глазницы, трогал истлевшие кости – они не отвечали.

А потом Райтер вырвал у девушки букет цветов и бросил в реку.

Анаконда называется.

Драка была, ну к дракам Райтеру не привыкать.

Я даже не спросил его – зачем.

Я догадался.

Зачем.

А до этого Райтер сказал мне:

– Он просыпается.

– Думаешь?

Знаю. Меняются реальности, меняются истории… он просыпается… он думает… он делает что-то…

…он медленно раскрыл свои огромные желтые глаза и посмотрел на стоящих перед ним – на какие-то доли секунды, а потом стремительно бросился на оторопевших путников. Майк даже не успел отскочить, был моментально растерзан чудовищем, тогда как мне повезло чуточку больше – я затаился за камнем, молясь, чтобы меня не заметили…

Из-звините.

Опять не то.

Опять.

Опять не про меня.

А вот про меня, вот, специально для вас нашел:

– Ну, вот представьте себе… вот это начальная точка всего… большой Взрыв.