– Серёжа, это не она, – снова зашептала Ольга Степановна, озадачивая мужа новым ребусом для ночного разгадывания.

– Кто не она? – попросил разъяснения Сергей. Будучи на производстве толковым начальником участка, он осознавал свою неспособность самостоятельно выбраться из лабиринта нахлынувших посреди ночи загадочных явлений.

– Это не Света. Свету они забрали, а вместо неё оставили оболочку, – рассказывала Ольга непонятливому супругу суть происходящих событий. Сергей Михайлович, всегда уважавший мнение разносторонне развитой супруги и активистки местной художественной самодеятельности, в наступившей неразберихе и вовсе подпал под её влияние. Он вдругорядь за неспокойную ночь выбрался из-под уютного одеяла и, признавая существование подстерегающей в темноте неведомой опасности, пополз на четвереньках к покоившейся в детской комнате Светкиной оболочке.

Приглядевшись под лунным освещением к мирно посапывающей виновнице ночного переполоха, отчим не обнаружил в ней чего-либо подозрительного и тем же манером пополз обратно. За ним пристроился сиамский кот Микки, привлечённый необычным способом ночного передвижения хозяина.

– Нормально? – коротко спросила хозяйка.

– Нормально, – доложил хозяин.

– Тогда чего на карачках приполз?

– Мало ли чего, – он и сам себе не мог объяснить, что заставило его принять смиренную позу перед притаившимися мифическими силами.

Сергею не спалось. Его растревожила вспыхнувшая работа мысли. Ноосфера! Не в ней ли кроется загадка дочкиной выходки на встречу с иноземными существами? Когда-то, ещё в военные годы, академик Вернадский написал статью о новой составляющей биосферы Земли, созданной, по его заключению, благодаря деятельности мыслящего человечества не только в его интересах, но и каждой отдельной личности. Что-то он говорил в статье о мыслящей оболочке земной атмосферы. Конечно, Светланка – та личность, которая тянется туда, в сферу общепланетарного сознания и свободного душевного полёта, в стремлении вырваться из рутины серой будничной жизни, придавленной силой земного тяготения. Вот и болгарка Ванга не иначе как обитает в околоземных мирах, вещая людям свои небесные истины. Это здесь, на Земле, она ослепшая женщина, а там, в зоне космического Разума, Ванга – ясновидец и прорицатель для людей. На том Сергей отошёл в забытье, перенесясь через тонкую стенку между сном и явью.

Наутро семья ненадолго собралась за чаем. Ольга Степановна по начёсу волос в Светкином гребне уже установила, что в квартире находится всё та же, не подменённая никем дочь. Была у неё привычка оставлять перед зеркалом гребень с начёсанными в нём волосами. О ночных блужданиях ей не напоминали, чтобы лишний раз не травмировать детскую психику, но Светлана не удержалась от разговора на щепетильную тему:

– Сегодня ночью они прилетали ко мне, и я встречалась с ними.

– Кто они? – супруги переглянулись между собой в растерянности от непредвиденного оборота ненароком разыгравшихся полуночных событий.

– Инопланетяне. Они пригласили меня на свой корабль, – глаза рассказчицы светились воодушевлением от редкого подарка судьбы.

– Света, ты ведь это всё во сне видела… – Ольга Степановна попыталась урезонить распалившуюся дочь.

– Да нет же, мама! Я вышла к ним на крыльцо, и ко мне подошёл старший инопланетянин с седыми кудряшками над ушами. Совсем как у нашего папы! Он был очень ласковый и разговаривал со мной на своём марсианском языке, но я всё понимала…

– И что он тебе говорил? – не удержался от вопроса Сергей Михайлович, задетый ревностью к залётному инопланетянину.

– Он только дотронулся до меня, и мне передалось состояние невесомости. Ведь такого не бывает во сне! Он провёл меня по лёгкому воздушному трапу на корабль и сказал, что в нём мне будет очень хорошо. Потом мы летали, а вокруг сиял мерцающими огнями сплошной звёздный хоровод… Путешествие по Млечному Пути, какое это наслаждение, мама!

«Ну ладно, со Светкой всё понятно, – размышлял Сергей, – но я-то со своими кудряшками как оказался в роли инопланетянина на ихнем корабле? Ба! Да ведь все мы – земные оболочки! Ольга, как всегда, права… Наши нематериальные мысли и души, покидающие тела, улетают в ноосферу Вернадского, пополняя её новыми сгустками разума. Светка же потянулась в вечность раньше своего часа».

Тем временем разволновавшаяся мамаша, директор детского сада, убеждала дочь в сновиденческой природе приключившейся истории, что такое бывает, когда молодые люди растут, но с годами проходит. Удалось ли Ольге Степановне развеять у своенравной дочери навязчивое наваждение или та сохранила в душе веру в подлинность встречи с внеземной цивилизацией? Если да, то памятный ночной инцидент можно отнести к разряду курьёзов, случающихся с каждым из нас на непредсказуемом жизненном пути. Но если нет, то куда заведёт романтичную Светлану зародившаяся вера в существование параллельных миров?

Тофалария – недоступный край сокровенных красот, край горной тайги, существующий испокон веков и до наших дней сам по себе, вне цивилизации. Тофы, представляющие собой крохотную местную народность, в прошлом кочевники, именовавшиеся карагасами, что в переводе означало «чёрные гуси», поклонялись шаманству, но со временем во многом утратили родной язык и самобытность, сохранив, однако, извечное слияние с природным естеством. Добраться до того естества возможно только вертолётом.

Николай Челноков, молодой живописец, на творческую поездку в страну тофов возлагал немалые надежды. Где ещё найти такие ландшафты, завораживающие и загадочные? В условиях полного бездорожья он в составе группы геологов конным ходом добрался от посёлка Алыгжер до верховьев Уды, в месте впадения в неё другой горной речки Нерхи, неширокой, но с характером. На её крутых поворотах сталкивались быстрые потоки встречных волн, дыбились плотной клокочущей стеной и тяжело оседали, смыкаясь с тёмными водоворотами. Редкая нога человека ступала по тем берегам.

Разместились в зимовье, что приютилось у подножия Удинского хребта, и участники экспедиции, освоившись на стойбище, занялись своими делами: геологи – бесконечными изысканиями минералов, кони, привыкшие к самообслуживанию, подались на подножный корм, а Николай присматривался к местности в поисках броских уголков природы для рисования с натуры. А выбор был такой, что глаза разбегались. Вдоль Уды раскинулись, все под таёжным покровом, пологие холмы. За ними высились мраморные вершины заснеженных скалистых гольцов. Ранней осенью Восточный Саян открывался художнику во всём великолепии буйных красок. Склоны одного берега притягивали сочной зеленью пушистого кедрача, а на другом глаза слепила прозрачная позолота лиственничной бахромы. На стыках холмов, не сообразуясь с законами земного притяжения, во все стороны растекались ручьи и ручейки, мелкие и покрупнее, весёлые и говорливые. Погода менялась быстро. Только-только радовал погожий день, как с севера по речной долине уже нависали низкие свинцовые тучи, заполняя пространство, которое вдруг обращалось в таинственную облачность, оставляя человека наедине с собой, одиноким и потерянным в белой туманной мгле.

Художник набрасывал этюды один за другим, отставляя их в сторону и принимаясь за новые. Тут-то Николаю послышались короткие реплики двух расторопных геологов, намеревавшихся отвести его в какое-то особое место:

– Отведём? – не отступал от навязчивой идеи Егор, старший из них, не сводя с дружка цепких жуликоватых глаз.

– Под каким предлогом?

– Там же шикарные виды для рисунков! Вот и предлог.

Поддавшись на уловку, Челноков двинулся за проводниками в «самое экзотическое место Тофаларии». Шли в подъём по берегу Нерхи еле заметной звериной тропой, часто натыкаясь на непроходимые буреломы. Где-то поперёк тропы застыли витые корневища, а то под ногами шуршала опавшая листва. Попадались искривлённые сосенки с корявыми наростами и утолщениями на стволах, в которых, по заверениям аборигенов, потомков «чёрных гусей», жили духи деревьев. Их кроны напоминали те же корневища, словно ветки натыкались в пространстве на невидимые препятствия, обходя их для произрастания.