Для молодых оно скажется на них сперва незаметно. Поскольку это всего лишь восстановление израсходованного конца записи и наращивание бессмысленного запасного текста подлиннее. Это обнаружится позднее, когда окажется, что этот человек начнет стариться позже обычного. И тут тоже есть ограничение: бессмысленных страниц не может очень много быть, а то книга будет слишком долго перелистываться, и все нужные вещества будут очень долго готовиться. Нельзя, скажем, подклеить пустых страниц вдвое больше, чем обычно. Но все-таки жизнь можно продлить довольно надолго. А если эту починку книги повторять много раз, то и очень надолго.

Для глубоких стариков эта процедура почти бесполезна. У них уже потеряно много полезных рецептов, восстановить удастся только частично, вот разве что тоже удастся нарастить новый запасной хвост книги, так что они надолго застрянут в своем старческом состоянии. Но, поскольку у них уже не хватает производства многих нужных веществ, им угрожают многие болезни, от которых это восстановление рецепта не предохраняет.

Лучше всего это лечение, не на самого человека направленное, а на эту его невидимую книгу рецептов, действует на людей пожилых, в самом начале старости. У них, кроме того же хвоста наращивания и, тем самым, дальнейшего старения откладывания, удается восстановить много ценного текста, так что они, по мере восстановления в теле запасов соответствующих нужных веществ, на глазах молодеют. Восстанавливается гибкость суставов, сила мышц и упругость кожи, скорость и точность движений, зоркость зрения, ясность ума, звучность голоса и острота слуха – все таким становится, каким в молодости было. Привычка может заставить такого бывшего старика осторожно двигаться, как бы в ожидании, что старость в любой момент вернется, и эта привычка может так полностью его и не оставить. Но старость вернется не скоро. Особенно – если книгу рецептов время от времени снова чинить.

Что касается уничтожения вредных очень-очень мелких паразитов – тоже невидимых из-за своей мелкости, но вызывающих болезни, которое доктор обеззараживанием назвал, – то его он тоже в первый же день сделал, когда его дракон нас в водоем уронил. Так что, когда он говорил, что для того он нас туда и уронил, он нам не лгал. Хотя и не сказал всей правды.

Все это я рассказала фий Тес. Но она мне, по-моему, не поверила, много не поняла, и все неправильно истолковала.

А я это истолковываю так, что если доктор даже и задумается, как бы меня наказать, то ему жалко своих трудов по починке моей «книги рецептов». И замыслов на мой счет – зачем-то он же меня учил? И про электрон, откуда он берется, обещал когда-нибудь рассказать, и я не премину об этом напомнить! Так что, авось, не так уж сильно накажет.

Должно же ему быть жалко если не меня, так своих усилий по моему спасению?

Кстати! Я же ему сказала про Агнес Бернауэр… кажется, что-то насчет того, что он, похоже, взялся не за свое дело – продолжать наказание, назначенное инквизицией, вот как, вопреки обычаю, утопили-таки несчастную, когда она выплыла в первый раз. И тут он мне сказал, что насчет нее я могу быть спокойна. Когда ее второй раз утопили, он ее спас. Я аж забыла, что мне же надо его разжалобить и стала расспрашивать. Хотя, кажется, ему это как раз больше понравилось. Так что все к лучшему.

– Как?! – воскликнула я в изумлении.

– Очень просто, притащил под водой водолазный колокол и ее туда подтолкнул. Для этого даже не нужен дракон. Думал, подождем, и можно будет из Дуная потихоньку вылезти. Тогда только одеть ее, коня дать и к мужу направить. Но вижу: толпа что-то не расходится, Агнес трясется, как бы насмерть не простудилась. Да и с состоянием души плоховато. Пришлось все-таки на драконе в замок привезти.

– И что там?

– Я ей честно рассказал, что Альбрехт ее в любое время примет, а сейчас чуть ли не войну из-за нее против отца затевает. Надо только явиться домой и рассказать, что на второй раз она от лома-то отвязалась, но поздно, и совсем было утонула, да добрые люди спасли и выходили. Но она отказалась.

– Почему?!

– Проявила практичность. Ясно же, что житья ей в герцогской семье не будет. Не получилось официальным путем убрать – яду подсыплют или еще что придумают. Виттельсбахи высоко метят – на трон императора Священной Римской империи. Не удивлюсь, если и добьются. Красная кровь им в роду не нужна, только голубая. И ей Еленой Троянской быть не хочется, из-за которой столько народу погибло. Сейчас (это тогда, в 1435-м, в смысле), может, Альбрехт и смирится, но если она объявится, а вслед за тем ее все-таки убьют… Да еще при нем… Что касается клятвы «пока смерть не разлучит нас», следуя которой она от мужа не отказалась под угрозой смерти, то примерно это и произошло. В смысле, смертный приговор их разлучил. Она сперва еще сомневалась, даже просила ее привезти – посмотреть на него потихоньку. Но утвердилась в этом решении годом позже, когда безутешный муж женился на герцогине Анне фон Брауншвейг-Грубенхаген-Айнбекской. А после того, когда в этом браке родилось 10 детей, тем более. Да она больше и не просилась на него посмотреть, мы узнавали о нем стороной. В 38-м стал герцогом Баварии. По-прежнему сражается с отрядами рыцарей-грабителей. Между прочим, Агнес в одном таком сражении вместе с мужем участвовала, когда еще была замужем (я покивала – в историях о ней так и говорится), а вот герцогиня Анна боялась или считала неприличным. Покровитель искусств и очень религиозный человек. В 55-м похоронен в основанном им бенедиктинском монастыре в Андексе. Умер в 60-м.

– Что-что? Как это?

– Ну, я же говорю, по слухам… Люди же недолго живут, и он, по людским меркам, был уже стар. Родился в 1401-м…

– А что Агнес?

Но тут он только и сказал, что с ней все хорошо, она жива и благополучна. Но живет не здесь. И больше на вопросы не отвечал. Интересно, значит, у него не один замок?

Еще эта история мне наглядно показала, какой он старый и мудрый. И что зря мы с ним связались. То есть я и так это понимала, но так нагляднее. История Агнес Бернауэр всегда была для меня историей даже не времени родителей, а времени дедушек-бабушек. Как история Иоганна Гутенберга, которую он мне в старости рассказал. Она родилась в 10-м, сейчас ей, получается, 66. Небось, тоже бы уже умерла, ну или глубокой старухой была бы. А при здешних-то порядках это не так много. Так что она не прогадала, когда решила не возвращаться.

А насчет «жалко усилий по спасению», я поняла, плохой довод – еще жальче всего здешнего обустройства, которому я оказалась угрозой, на него гораздо больше трудов положить пришлось. И я, как более всех из нас четверых к механике склонная, это лучше всех понимаю. А уж если замок не один…

Прости меня и за то, что я и впрямь не сообразила, и тебе пришлось мне объяснять. Это я про то, что, если я не пишу, что мне инки сделали, ты будешь что-то еще хуже думать. И думать, что я это понимаю. А значит, все еще хуже. И я и это понимаю. И не написала. Так что все еще хуже… А я на самом деле я просто не подумала. Правильно меня инки дурой называли.

На самом деле мне просто стыдно было написать. Потому как у них было не только страшно, но и стыдно. Но раз ты так волнуешься, придется.

Меня, кстати, совсем не удивило, что они тебе одержимыми показались. По-моему, они о событиях в Писании слишком много читали, и представляли их себе. Та чушь, которую они тебе несли про преследующих их бесов, очень похожа на ночной кошмар, многочисленными страшными местами Писания навеянный. Вот, смотри, что написано в главе 17 Книги премудрости Соломона. Это вся глава целиком.

«1 Велики и непостижимы суды Твои, посему ненаученные души впали в заблуждение.

2 Ибо беззаконные, которые задумали угнетать святой народ, узники тьмы и пленники долгой ночи, затворившись в домах, скрывались от вечного Промысла.

3 Думая укрыться в тайных грехах, они, под темным покровом забвения, рассеялись, сильно устрашаемые и смущаемые призраками,