В подростковом же возрасте эта тоска вылезла наружу и добавила чувства свободы, раскрепощённости. Хотя и забот у меня прибавилось, без выпендража в нынешних компаниях никуда. В том числе и...

     С хохотом переставляли мы слоги: под-росток - росток под. Под себя, то бишь, вниз, понятно что. До наготы мы не доходили, а вот обтянуться потуже и в таком виде показаться в компании - милое дело.

     Кстати, плавки хороши такие, которые сокровенное покрывают, а вот мышцы, наоборот, как бы выталкивают из-под себя - работайте, милые, на воле! Не полностью, конечно, не стринги, небось, но по ощущениям - мышцы наружу. И это подстёгивает. В таких плавках не усидишь, не устоишь - хочется двигаться, плясать, гимнастировать, а то и по именному назначению - плавать. Стимулирующие штучки.

     Как-то я смотрел по телику художественную гимнастику, не столько на художества, сколько на тела. Показывали спортсменок и крупным планом. Бабушка возмущалась, что сильно размалёваны девки, брови будто широкой кистью обведены и всё в таком духе. А мама объяснила - раскраска эта не для близи, не для крупного плана. Если подкраситься, как обычно, или вообще не мазаться, с задних рядов... да даже со средних в большом зале лицо "провальное" будет, никаких бровей, ресниц, губ вообще видно не будет. Не лицо, а бесцветная маска. Чтобы детали хотя бы угадывались, надо размалеваться по-чёрному. Те, кто обычно сидят спереди, те знатоки гимнастики, они всё понимают, да и на лицо меньше всего смотрят. Зато галёрке лучше видно - человек со своим лицом выступает, не безликий кто.

     Интересно... И я вдруг подумал о другом. Не о лице, а, скорее, наоборот. Вот обтянулся я плавками и лежу на пляже или там в волейбол играю. Тем, кто близко, хорошо видны мои мужские достоинства. Но отойди девчонка чуть подальше, а стеснительные именно оттуда и наблюдают, и рельеф скрадывается, нужно удачное освещение, чтоб тени-полутени его проявляли, а если плавки с пёстрым окрасом, то и освещение не поможет, съеден рельеф. Равно и если отойти ещё подальше. Только тогда и подумал об этом, а так и не грузился.

     А что, если позаимствовать кое-что у гимнасток? Объяснил я друзьям, чтобы не удивлялись, и тушью для ресниц прямо по плавкам подмалевался чуток. Друзья повторили, посмотрели мы друг на дружку с приличного "девичьего" расстояния, а разных ракурсах, и внесли коррективы. Толnbsp;ько вот тушь не подошла. Смывается в воде, размазывается, а покупаешь сам - продавцы тебя за "голубого" принимают. Сёстры-то не у всех есть. И стали мы имитировать машинную строчку. Словно сшиты наши плавочки из нерастягивающейся материи, и надо заранее портняжными средствами создать объём для частей тела. Обводы этого объёма резкие, издали хорошо заметны, ну, и формы тоже.

     Позже, вырастя из подростковых амбиций, я перешёл на менее тугие и менее узкие плавки, до талии, почти вернулся к детсадовскому покрою. Главное - чувствовать себя в них, будто попа в джинсах. Повседневные плавки - это мои мини-джинсы, а джинсы - макси-плавки. Обыденная одежда, стандартное ощущение в паху. Надёжная обтяжка попы важнее, пожалуй, чем чего другого. Тут ведь и велосипед, и мопед, и мотоцикл, и на девичьих коленках приходилось оказываться. А менее обтянутое "чего другое" подспудно готовились к исконной своей роли, которую в наше время начинают много раньше, чем прежде...

     Тут воспоминания прервались. Мы вошли в подъезд. Вахтёрша проводила нас долгим подозрительным взглядом. Лёшка приободрился, выпрямился, целомудренно взял меня под руку, но лишь миновали мы вахту, охнул, бросил меня и согнулся. Снова его передёрнуло, теперь уже нескрываемо. Так страшно передёрнуло, как невидимой рукой, всё тело содрогнулось. Я уж забоялась, что могут начаться конвульсии, но пронесло.

     Джинсы остались сухими. Силён мужик! Сколько он может ещё вытерпеть?

     - Ну где-где-где тут у вас сортир? - отойдя, заспрашивал он, вертясь.

     Я положила ему руки на плечи, посмотрела в глаза доверчивым взглядом и проникновенно сказала:

     - Я провожу тебя в туалет самым коротким путём. Самым коротким, ты понял? Тогда не отставай.

     - Да понял, понял, веди скорее, а то уссусь прямо здесь.

     - Не подведи меня, гость мой. Убирать за тобой мне не светит.

     - Да идём же!

     Лифтов для студентов не поставлено ещё. Мы зашлёпали по лестнице на самый верхний этаж. Мочевому пузырю это энтузиазма не прибавило.

     По дороге я усомнилась в умственных качествах своего спутника. Не спросить, есть ли туалет пониже! Может, моча уде в голову вступила, а может, задурила я ему голову своим "кратчайшим путём".

     Жаль, что у нас не небоскрёб. Наблюдать за виляющей джинсовой попкой, косить на распираемость и ждать - когда же наконец? - я могла бы ещё этажей сорок-пятьдесят. Или даже - сколько потребуется.

     Ох, толстая джинса, вроде, побледнела. Неужели её так растянуло? Как у девки попа, честное слово! Потрескивает, или мне это кажется? Ладно, нечего особенно смотреть, если бы я вызвала распирание - чуть ниже пузыря...

     Но последнем пролёте я отстала, а когда поднялась, то Лёшка вошёл в штопор - отчаянно сгибался-разгибался и не мог убрать рук из паха.

     - Не томи, пошли. Где он?

     "Он" был недалеко, но путь к нему пролегал через мою с Евой комнату, что была, однако, подальше. За отвод глаз я не сомневалась, но мог выдать запах. Я рискнула, зайдя между Лёшкой и дверью "М" и небрежно бросила:

     - Женский. Мужской дальше.

     И он рысью промчался мимо, не взглянув.

     Один запах ослабел, второй и не думал появляться. Подозрительно для страждущего. Но моя комната была уже недалеко. Я вошла и поманила:

     - Зайди-ка!

     Евы нет. Повезло! Но парень кочевряжился:

     - Да ты что! Покажи сортир, а с тобой потом.

     Чёрт знает что! Какой-то сортир ему милее девушки! И так небрежно: "С тобой потом". Но я тоже хороша, отпустила его слишком далеко. Он может помчаться не самостоятельные розыски, и я не успеваю его остановить. Пришлось пойти на экстраординарные меры - по наитию. Я мгновенно схватила маечку по бокам, вскинула руки и быстро сдёрнула её, рискуя порвать.

     Мои роскошные "дынки", мягкие и пышные, с маечкой исподтишка вздёрнутые, плавно опустились в кружевные чашки. Я естественным жестом поправила своё бельишко, как бы намекая, что могу избавиться и от него. И зачарованный парень мимо своей воли вошёл, неуверенно как-то, не решив окончательно, что делать. Два органа в одном лице разрывали его, как буриданова осла.

     Пока его моча не наставила мне рога, я обошла статую, заперла дверь и спокойно сказала:

     - Лёха, минутку охладись. Зажмись, руки напряги, сказать что-то хочу.