Охота в туалет просто "висела" внизу, напоминая: мол, хозяин, при случае слей, легче станет. Но ничего не требовала, не закатывала истерику. От чувства острого гона на унитаз это ощущение отличалось, как насупленный сосед по скамейке от ругающегося, норовящего ткнуть кулаком. Типа стрелки расхода бензина, дёргающейся в розовой (не красной) зоне. Типа напоминания матери в голове - купить то-то и то-то, когда идёшь в магазин.

     Из любви к науке он потерпел до обеда. Чувство голода в полном воды желудке притупилось, но верх стала брать привычка. Неуютно непозавтракамши. Как это так, мужчина - и не евши? Как можно?

     Ситуация сложилась парадоксальная. Как солдат-дезертир, Лёшка мечтал сдаться первому же приступу боли в мочевом пузыре. Но врага не было. Было неприятное чувство давления, побуждающее время от времени сжимать сфинктер, подобно тому, как шмыгают носом, загоняя подальше внутрь слизь. Но сдаваться простому давлению было как-то несолидно.

     Когда до обеда осталось всего ничего, он пошёл на хитрость. Сел на ковре на пятки, сжатые кулаки положил на живот, мышечно зажал горло, чтобы не текло, и опустился вперёд, чтобы грудная клетка давила на кулаки, а те - на живот. Коснулся лбом ковра, давление в животе усилилось, что-то в районе мочевого пузыря начало куда-то ползти, но без особой боли. Он испугался - мимо его воли ползёт, он же не давал санкцию на открытие кингстонов! Не дай бог, такая слабость закрепится, он мочу держать не будет ни днём, ни ночью!

     Выпрямился, встал, ещё немного побродил. Потом вздохнул, плюнул и пошёл в туалет. И когда организм почуял, что путь сливу открыт, желудок быстро, с бульканьем и рыганьем, очистился от воды.

     И наступил аппетит. Да какой - волчий!

     Так это у парней. Мы, девчонки, что можем с нашей-то простотой снизу - разве только зажать устьице пальчиком. Разве так давление создашь? А сфинктер слабенький, так что нет нужды в перенаправлении, поносе, воде в горле. В ущерб себе терпим, кто раньше сдастся, тому и ущербу меньше.

     А терпёж, похоже, вступал в фазу решения: признаваться или обдуваться. Мужская гордость требовала не подавать виду, но реализм - он отсчитывал минуты до катастрофы, а я беззаботно смеялась, подначивала кавалера, норовила даже зайти в магазин.

     Случайная встреча помогла ему напрячься, выдержать лишние две-три минуты. Это была смазливая девочка, стоящая на углу. Салютуя уху мобильником, она повернулась к нам боком, и блузка с этой стороны задралась чуток, обнажив пояс. О силе его затяга говорил валик выпятившейся вверх плоти, лоснящаяся такая жировая складка. Вся кожа, показавшаяся из-под блузки, выигрывала от такого насилия - такой гладкой, пухлой и привлекательной она казалась. Ну, а загар только усугублял впечатление. Мужской глаз схватывал, что может иметь его обладатель от ласк столь женственной особы - а при ловкости рук и больше, не в пример затянутому ремню. А в ремне ли дело, не вспоминало ли тело, как оно деформировалось под руками того, с кем сейчас шла болтовня по трубке? Вспоминала об этом задравшаяся блузка, и подрагивавшие грудки, и даже непромокаемые джинсы не могли скрыть игривого поплясывания ягодиц, растирающих влагу женского возбуждения и доводящих её аж до спины. Или это пот полупрозрачной мокротой вклинился там в блузочку? Нет, чтобы выступать по всей спине и стекать сверху вниз, как полагается сей асексуальной жидкости!

     Мы прошли мимо, мой спутник стал расслабляться.

     Признание вырвалось помимо его воли. Лёшка вдруг встал, как столб, чуть согнувшись в пояснице, с усилием выпрямился, сунув руки между ног, и брякнул:

     - Блин, сейчас обоссусь!

     Поистине, во мне гибнет актриса. С таким удивлением во взоре я повернулась к терпеливцу - кто бы усомнился!

     - Что ж молчал? Пойдём быстрее тогда.

     И я действительно пошла быстрее.

     Да только не по прямой. Я частила на своих "гвоздиках", забегая то слева, то справа. Моей целью было заслонить от ищущего спасения мужского взора всякие местечки, где можно было бы пристроиться. А по прямой мы пошли едва ли не тише, чем прежде.

     Упадок в скорости я компенсировала громкостью цокота каблучков. Со стороны могло показаться, что я бежала.

     Один милый подвальчик близ общаги я перекрыть всё же не успела. Моего парня прямо-таки повело к нему. Пришлось взять за руку и скорректировать курс, объяснив, что тёплый туалет уже близко, чего ж простату морозить. Лёшку аж всего передёрнуло, во взгляде мелькнула тоска, но он подчинился.

     Как я ни слаба, а устрой мы игру в перетягушеньки, и его терпение лопнет.

     Что же он мне рассказывал о плавках? Ага, вот что.

     - В детстве маня облачали в трусики или шортики типа плавок, на детских фотках я всегда в них. Зимой, конечно, штанишки, но под ними всё то же. И образовался рефлекс, что ли - если снизу подпаковано, ногами могу выделывать, что захочу. Конечно, если забежать " не тужа", то можно и по попке получить, и ещё тебя в промежности что-то дёрнет. Лучше уж по голому, чтоб не дёргало. Вы, взрослые, раз уж лупите, так хоть приспускайте трусики, не калечьте ребёнка!

     А когда собирали меня в школу, купили форму, то трусики под брюки дали другого покроя, семейного, что ли, не подпаковывающие, как привык уже. Но не успел я почуять свободу в промежности, как навалилась на меня несвобода иного рода, школьная. По струнке ходи, ну, и так далее. Брыкался, бунтовал порой, но это уже другой рассказ.

     И вот подростковый возраст, пора самоутверждения. Хватит ходить по дому, в чём велят, даёшь, в чём хочу! Это девиз одного из многих моих бунтов. Да, а в чём хочу -то? Неважно, главное, не в том, в чём раньше. Зимой, например, ходил расхристанным, нарочито неопрятным, крутость нагуливал.

     Пришли тёплые деньки. Вопроса не стояло - в плавках, конечно. Узенькой красной полоской на теле, модных, все мышцы чтоб на виду. Или другого яркого цвета. И мужские мои достоинства суммированы, и одеться для улицы пара пустяков - носки, нырк в джинсы, майка, кроссовки - и готов. Главное - не надо переодевать трусы в туалете или запертой спальне.

     Родители ворчали, на что-то намекали, но я шёл им навстречу в других вопросах, скажем, после девяти не возвращаться, и таким образом лавировал, отстаивал свою подростковую свободу.

     Вот о ней-то и речь. Когда я начал ходить по дому в плавках, смутно что-то припомнилось. Вернее, сначала добавилось ощущение какой-то свободы, вольницы. Откуда? Всё ведь стиснуто, аж потрескивает. Кайф шёл от сжатия, несвободы, а тут нА тебе - наоборот чего-то такое. Потом уже понял, что это "гостья из прошлого", стал припоминать. Чего не вспомнил, то домыслил.

     Да, из раннего детства это воспоминание, из тогдашних вольных дней. Даже, пожалуй, не совсем так. Когда пошёл я (повели меня!) в школу и стали заставлять ходить по струнке, это просто связалось с новым чувством одежды на теле. И, вероятно, тогда спряталась в уголке души тоска по беззаботным дошколятским дням. Именно тогда я понял, насколько ценно детство, а раньше-то и не понимал, всё казалось само собой разумеющимся. Райская жизнь!