Транслитерированная часть меджума состоит из 12 сказок, а также малых жанров фольклора: загадок и пословиц. Опубликованные еврейским письмом тексты дублируют материал транслитерированного отдела (Радлов, 1896: 1–95; 204–234). Оставшиеся 281 страниц содержат 7 сказок, песни и частушки, интересное для этнографов описание гадания по дрожанию различных частей тела. В конце меджума приведены литературные произведения (Самойлович, 2000: 116).
В нашу книгу мы включили переводы 19 крупных текстов сказочного характера4. За исключением двух иудейских сказок «Царь Соломон» (№ 82) и «Сказка о вероучителе» (№ 83), все «произведения заимствованы караимами у татар или же из того же источника, к которому прибегали татары» (Самойлович, 2000: 215). Интересно, что в меджума есть сказка турецкого происхождения о еврее (№ 81), в которой проявляется неприкрытый антисемитизм.
В меджума используется особенная жанровая терминология. Под общим подзаголовком «Сказки» («Масал») встречаются термины «темсиль» и «фасыл». В этом контексте нужно отметить, что для обозначения традиционной караимской сказки используется слово «йомакъ». Однако в книге Радлова этого термина нет.
Мы не нашли определения терминов «фасыл» и «темсиль» в контексте сказочного фольклора. Словарь турецкого языка определяет слово «темсиль» как «уподобление, сравнение», таким образом, можно предположить, что жанр темсиль близок к притче. «Караимско-русско-польский словарь» дает следующее определение слова «фасыл»: «случай, событие, приключение» (Баскаков, 1974: 593). А.Кефели считает, что фасыл – это «сказка с опорой на действие, акт (театральность), случай, событие, приключение». Исследователь музыкальной культуры караимов уверен, что «этот жанр является прообразом первых караимских театральных постановок и пьес, впервые появившихся в середине девятнадцатого – начале двадцатого столетий» (2002: 8). В словаре Радлова слово «фасыл» определено как «действие в театральной пьесе», а глагольная форма переводится как «говорить в стихах». Нужно учитывать тот факт, что переписывающий меджума человек не был профессиональным фольклористом, поэтому не стоит искать логики в данном жанровом разграничении текстов.
Если говорить о жанровом разнообразии, караимская часть состоит из 11 коротких сказок про мудрецов и хитрецов, 4 длинных сказок, которые явно имеют литературный источник (№ 85, 86, 87, 88) и 4 романтических дестанов (№ 72, 73, 77, 84). О двух последних жанрах нужно сказать несколько слов.
Три столетия Османская империя главенствовала в Крыму, куда часто приезжали меддахи – профессиональные турецкие рассказчики. Между Крымом и метрополией были тесные торговые связи. В Крым завозили литографированные и печатные сборники сказок и анекдотов.
Известно, что литература и фольклор не изолированы друг от друга. Их взаимодействие порождает лубочную литературу, которая заметно отличается от фольклора по композиции, стилю и языку. В Османской империи невероятно популярным был печатный сборник сказок «Рассказ о хрустальном замке». Примечательно, что сказка «Шамша Ханым» (№ 88) заимствована из этого сборника. Нужно также отметить, что сказка «Джерах Хасан из Багдада» (№ 87) больше похожа на литературный рассказ. Стиль полукнижных караимских сказок отличается от других сказок сборника Радлова общей тенденцией к повышению стиля и арабо-персидскими заимствованиями.
Дестан – заимствованное из фарси слово, которое означает «стихотворный эпос», однако по форме произведение может быть смесью стихов и прозы. В старину дестаны исполнялись профессиональными рассказчиками под аккомпанемент музыкального инструмента.
Понятие «дестан» может обозначать как «героический эпос», так и «любовный рассказ» (Райхл, 2008: 118–120). В последних описывается история любви, которая не всегда имеет счастливый конец. Как, например, в нашем сборнике дестан «Дахыр и Зёхре» (№ 77), который бытует во всех эпических традициях от Турции до Китая. Часто герой дестана является влюбленным-певцом (ашиком или ашугом), который выражает свои чувства в сочиненных им песнях. Наиболее известный образец – дестан «Ашик Гарип и Шах Сине» (№ 72) из нашего сборника.
Немецкий ученый К.Райхл считает, что сюжеты некоторых лирических дестанов имеют много общего с сюжетами народных сказок, а из-за наличия стихов в текстах для этого вида сказаний подошло бы название «песня-сказка» или «сказочный эпос» (Райхл, 2008: 121). На это указывают названия дестанов: «Ашик Гарип и Шах Сине. Сказка и лирическая песня» или «Дахыр и Зёхре. Сказка и лирическая песня».
В произведениях подобного рода прозаические пассажи описывают происходящие события, а стихотворные фрагменты предназначены для лирических монологов и диалогов героев. Мы не взялись переводить все поэтические вставки и оставили только те, которые имеют сюжетообразующее значение.
Опубликованных образцов крымскотатарского романтического эпоса очень мало5. Благодаря тому, что караимы записывали фольклор в семейных сборниках, дестаны сохранились в наиболее полном виде. Хотя нужно оговориться, что неизвестно, были ли они заимствованы у крымских татар или же переписаны из турецких литературных источников.
Крымская сказка
Сказки – самая многочисленная жанровая категория в нашем сборнике. Читатель найдет в книге ее различные типы: о животных, волшебные, религиозные и бытовые. К последнему типу относятся сказки о глупцах и хитрецах, образующие отдельные циклы. У крымских татар, как и вообще в тюркском фольклоре, очень популярны сказки о мудрых девушках и юношах.
Часто приходится наблюдать переход бытовой сказки в анекдот. Возьмем для примера сказку «Ючкюндюр» (№ 1). Этот сюжет бытовал в Крыму также в виде анекдота (Коцюбинский, 1937: 191–193), но Радлов записал его в форме юмористической сказки. И наоборот, записанный Радловым анекдот «Старьевщик» (№ 13) у Кончевского был изложен как юмористическая сказка «С того света» (Кончевский, 1930: 5–10). Между анекдотом и юмористической сказкой разница количественная: анекдот о дураке кратко рисует глупость человека, сказка же состоит из цепочки смешных положений.
Не стоит забывать, что различные типы сказок не являются взаимоисключающими категориями. Помимо этого не всегда легко однозначно определить категорию, к которой относится то или иное произведение. У Радлова таких примеров немало. Часто сказка имеет «волшебное начало», но развивается и заканчивается обыденно (№ 29, 47, 51,48, 59).
Проблема классификации связана с вопросом о вариантах. У Радлова их несколько. «Носильщик» и «Носильщик и еврей» (№17 и 57), «Богатая девушка» и «Девушка, раздающая золото лопатами» (№ 3 и 52), «Безбородый» и «Безбородый и чабан» (№ 30 и 39), «Йирен Шешен» и «Султан Хасеки» (№ 63 и 85). Мы посчитали, что варианты не дублируют, а дополняют друг друга, поэтому сохранили их в нашем сборнике.
Сделаем несколько замечаний о заглавиях сказок. Поскольку несколько сказок имели одинаковое название (№ 14 и 27, № 17 и 57, № 18 и 67, № 39 и 41, № 63 и 66), во избежание путаницы, мы поменяли заглавия пяти сказок (№ 18, 27, 39, 57, 66). Подчеркиваем, что названия условны и сами по себе никакой фольклорной ценности не имеют.
Сказочный мир в сборнике Радлова
На данный момент не имеется научной литературы по крымскотатарской мифологии и демонологии. Поэтому мы вкратце обрисуем волшебных существ, которые встречаются в нашем сборнике.
Самое страшное существо в крымских сказках – аждаха, или аждаха-змей (слово и образ иранского происхождения). В тюркской мифологии это многоголовое чудовище, которое обычно представляется в виде дракона. Однако в этом образе не сплелись противоположные образы змеи и птицы: аждаха не летает. В мифологии тюркоязычных народов Малой и Средней Азии в аждаха превращается змей, проживший больше ста лет.
Нужно отметить, что в книге Радлова почти отсутствуют описания персонажей. У нас имеется только указание на его змеиную природу и большие размеры: «Это страшное существо было больше гор» (№ 19) и «Одна его губа подметала землю, вторая протирала небо» (№ 44).
