– Но я это знаю наверняка! – воскликнул Борис Борисович. – Могу, конечно, позвонить, если вы сомневаетесь, – добавил он почти обиженно.
– Позвоните, пожалуйста.
Он негодующе закряхтел, потом иронически блеснул глазами и потянулся к телефону.
– Не волнуйтесь, сейчас все устроим. Как положено… Максимов! А Кашин далеко? Дай-ка ему трубочку… Слушай, Кашин, приготовь мне расписку. Что я, такой-то – такой-то, принял у гражданина Стрельцова… Как ваше имя-отчество?
– Виктор Эдуардович.
– … Стрельцова В. Э. немецкую овчарку по кличке Джульетта, число, месяц, год. Выражаем благодарность и так далее… Ну, что здесь непонятного: гражданин хочет, чтобы все было по правилам. – Он повернулся ко мне. – В произвольной форме вас устроит, Виктор Эдуардович? Или на бланке с атрибутами?
Я многозначительно поджал губы и задумчиво произнес:
– Лучше на бланке. И круглую печать, пожалуйста. Я же не знал, что у нее замечательная генеалогия. Думал: собака и собака. Млекопитающее, состоит из четырех ног, хвоста и головы. А она, оказывается, за похищение ее собственной собачьей персоны меня прямо в отделение доставила. Так и до «Крестов» недалеко. Нет уж, пусть будет на бланке. И хозяйке позвоните, пожалуйста. Вы ведь уже поняли, что я законченный бюрократ?
– Кашин, на бланке с печатью!… Ну, попроси у кого-нибудь. Скажи, что с меня причитается… Все, иди, исполняй!
Он в сердцах нажал на кнопку и принялся набирать следующий номер.
Людмила Николаевна ответила, и Борис Борисович приглушенным голосом расспросил ее о самочувствии и о ближайших планах, пригласил в гости. Потом сообщил, что нашлась Джульетта. Потом надолго замолчал, но рот оставил открытым.
Я сидел, крутил головой по сторонам и негромко постукивал пальцами по столу, вежливо изображая полную непричастность к разговору. Когда раздался сухой щелчок вернувшейся на аппарат телефонной трубки, я повернулся к хозяину кабинета и вопросительно поднял брови.
Борис Борисович откинулся на стуле и ошеломленно смотрел на меня.
– Что значит: пусть останется у вас?! – возмущенно рявкнул он. – Какого лешего вы морочили мне голову с распиской?!
Я примиряюще улыбнулся во все тридцать два зуба.
– Это вы мне морочили голову, Борис Борисович. Расписка – ваша идея. И вы первый сказали про бланк. Я же только посоветовал вам не торопиться, а проконсультироваться с бывшей хозяйкой.
Он яростно закачал головой и даже не попытался улыбнуться в ответ.
– Думаете, все можно купить и продать? Да я плевать хотел… – Он замолчал, изумленно наблюдая, как Джульетта поднялась с пола, подошла и села рядом со мной.
Я воспользовался возникшей паузой.
– Нет, я так не думаю. Я купил лишь документы, а не собаку. И дороговато содрали, знаете ли. А с собакой мы подружились. То есть, сошлись характерами. Вот так.
– Вы, случайно, не адвокат?
– Почти что…
Я не успел объясниться. Дверь распахнулась, и в кабинет, потрясая бланком, ворвался длинный парень.
– Борис Борисович, я первый! – умоляюще закричал он. – Я уже родителям в Новгород позвонил – они согласны!
Он рухнул на колени перед Джульеттой, достал из кармана шоколадную конфету, торопливо развернул и, согнувшись нескладным вопросительным знаком, попытался засунуть конфету собаке в пасть.
Джульетта отвернулась и посмотрела на меня.
Я торжествующе кивнул:
– Можно.
Конфета моментально исчезла, как будто ее никогда не было.
Ошарашенный Кашин тоже повернулся ко мне и в моих глазах прочел приговор.
– Все, парни, аукцион отменяется. Экспонат не продается. Спасибо за внимание, но пора, как говорится, и честь знать. Надеюсь, мы все и в достаточной степени прояснили. Всего хорошего.
Я поднялся со стула и направился к двери. Собака двинулась за мной.
– Эх, Джульетка, Джульетка… – осуждающе простонал вслед Борис Борисович.
Он упрекал мою собаку в измене, и я посчитал своим долгом внести ясность.
Я обернулся.
– Нет, вы ошибаетесь. Она его не забыла. Но собаке, как и человеку в такой ситуации, невыносимо одиночество. Она выбрала первого встречного. Только и всего.
– Да… Только и всего… – проскрипел Борис Борисович. – Подождите, куда же вы? Давайте, чайку попьем, что ли?
***
Борис Борисович презирал меня недолго. То ли его убедило представление с конфетой, то ли мое смелое заявление, что я почти адвокат, и он не решился начать тяжбу о лишении родительских прав: «Убойный отдел против бюрократа Стрельцова».
Выставив из кабинета обиженного Кашина, он вскипятил воду, используя обычный стеклянный графин и какое-то жуткое, стреляющее искрами устройство, состоящее из проводов и двух лезвий от безопасной бритвы, и предложил мне чаю.
– Фирменный напиток. Чай с электрическим дымком, – с гордостью заявил он, посмотрел на Джульетту и вздохнул: – У нас чайник вчера перегорел. Вот, вышли из положения. Народ у нас изобретательный.
В знак примирения мы выпили по чашке чая, потом по второй, а на третьей графин взорвался. Радиус поражения ограничился одним метром, и мы все трое остались целы и невредимы, но короткое замыкание надолго вывело из строя компьютер, на котором хозяину кабинета предстояло делать какой-то срочный отчет. На дисплее матово отсвечивала репродукция шедевра Казимира Малевича «Черный квадрат» и никак не хотела меняться на обычную обывательскую заставку, а потеплевший от чая и от взрыва Борис Борисович, периодически чертыхаясь, щелкал пальцами по клавиатуре и рассказывал мне о Джульетте и последнем деле Романа Владимировича Нестерова.
– У нас мужики места себе не находят. Винят себя, что с пацанами его оставили. И расстались в тот день очень натянуто. Мне-то, вроде как, легче должно быть – Роман меня сам после обеда отпустил. Дочь беременна, знаете, первый раз, и что-то тяжело так ходит – надо было ее в поликлинику проводить. А у них – шесть выездов за день. Это, конечно, не десять, но все равно утомительно. А тут еще курсанты из Новгорода путаются под ногами, не дают посидеть спокойно, расслабиться – все расспрашивают: а как там, а что там, а когда нас посмотреть возьмут? Приказ начальства: по возможности всех свозить на место преступления, познакомить с методикой и основными мероприятиями, а нам и без детского сада забот хватает. Мужики с последнего выезда вернулись в начале шестого, уже и начальник уехал, и курсанты почти все разбежались, осталось только четверо – самых занудных. Ну, кажется, все, достаточно – чайку попить, дежурство сдать и по домам. Только сели – и снова вызов. Кто-то позвонил по «02», сообщил о выстреле в соседней квартире. Участковый ходил – дверь открыта, в комнате труп. Все – убойный отдел, будьте любезны! И главное, дом этот – вечная заноза! Пограничный – на стыке двух участков стоит. Естественно, что мы его пытаемся соседям спихнуть, а соседи – нам. Договорились с ними: кому диспетчер с центральной позвонит, тому и ехать на вызов. А в тот день футбол в восемь часов показывали – отборочный матч. Ну, соседушки и сделали ход конем. Перезвонили диспетчеру: извините, не наш участок. Звоните туда-то и туда-то.
– Соседи везде одинаковые, – согласился я.
– Так ведь нечестно же! Ведь договорились! В общем, мужики зароптали, завозмущались, а Роман говорит: надо ехать. Тут Ленька Семенов – он у нас самый ярый болельщик, сгоряча выступил. Роману, мол, и вдвоем с Джульеттой хорошо, а Леньку дома молодая жена ждет. Дурак, мальчишка, сейчас локти себе грызет. Роман конфликтовать не стал, тем более, разговоры про этот футбол с самого утра: успеем – не успеем. Предложил всем отправляться по домам, а он сам с Джульеткой и с курсантами – на выезд. Парни, конечно, обрадовались, немного поломались для виду, да и вообще, неудобно как-то, хотя все знали, что Роман, действительно, домой обычно не торопится… Хм… Ну, это к делу не относится… Вот ведь зараза – западает клавиша, хоть ты тресни! Что же мне теперь, всю доску раскручивать?