«Даже не вериться, что где-то так хорошо…» – сказал он себе, и его лицо на минуту омрачилось.

«Подбросить, дружище?» – пророкотал мощный бас монаха в черном кожаном плаще, что сидел на повозке, понукая «непокорную скотину». По татуировке собачьей головы на запястье левой руки, парень понял, что служитель из монастыря «Пут Санатакия». Этот духовный центр уже в течение двадцати последних лет являлся культовым местом для сторонников Отступника, также известного как Отринувший Судьбу.

– Спасибо, я и сам дойду. Пешком – приятнее. Столько красоты вокруг!

Монах пожал плечами, но обгонять не стал, парень сразу признал в нем болтуна.

– Как хочешь. Сам-то кто будешь?

– Менестрель.

Монах с интересом посмотрел на парня.

– Ишь – ты! Песенки, штоль, сочинять можешь? Ловко! Ваш брат нигде не пропадет! В Шленхау направляешься? Там скоро у нас грядут большие перемены. Столько господ приедет – никогда такого не было прежде! Со всего королевства слетятся, как мухи на… на мед. Будут государя нам выбирать. Так что можешь подзаработать, дружок, если вовремя виршей кому-нибудь задницу вылижешь! Или песенку сочинишь!

Парень усмехнулся:

– Зря вы так. Я все больше про любовь. Вдохновение найдет, я и…

Хохот из широкого, полного крепких лошадиных зубов монашеского рта потряс повозку так, что кобыла укоризненно повернула голову на возницу.

– Вдохновение! Ох, мать такая! Вдохно… ой, не могу! Обделаться можно! Ну, уморил, чудак. Да откуда ты такой взялся-то?

– Из Чартица.

– ЧТО?

У монаха вытянулось лицо и задергалось веко правого глаза. Он механическим движением вдруг стал отряхивать свою одежду, и, дико взглянув на парня, так наддал хворостиной по спине каурой, что та, заржав, подняла хвост и рванула повозку со всей мочи. Скоро «черного брата» и след простыл.

Парень остановился, проводил его грустным взглядом, вздохнул и пошел дальше.

Монахи Утренней Звезды – было необыкновенное и очень молодое движение. В отличие от поклонников стихийных богов, некогда царствовавших в Треснувших Королевствах, сторонники Отступника не стремились заслужить уважение у своего повелителя праведной жизнью. Основной целью нового учения (верой называть Утреннюю звезду было бы неправильно), захлестнувшего королевства почти полвека назад было не поклонение новому богу, а желание сравняться с ним и превзойти. Восторжествовала человеческая индивидуальность, эгоизм и личные амбиции. Поэтому в монастырях Утренней звезды их жители находились по доброй воле и до определенного момента, когда монах начинал осознавать, что он готов для больших дел на большой земле. В монастыре люди учились искать в себе способности, превосходящие умения остальных людей, учились, как достигать выгоду для себя из ошибок других, учились в полной мере наслаждаться жизнью. Утренняя Звезда отвергала само понятие Веры и Судьбы, говоря об уникальности человеческой личности, и многим нравилось это новое, столь чуждое религии Стихийных богов, учение. В монастырях люди были предоставлены сами себе, строгих обрядов было немного, потому что весьма приветствовалось, если адепт сам создавал обряд, который помогал ему в постижении истин или общении с демонами – мудрыми существами, пришедшими вслед за Темным Пророком и одно время даже появлявшимися среди людей. Все человеческие чувства были поставлены на службу одному – совершенствованию духа и тела. Новое учение не ругало человеческих слабостей, считая их главным отличием человека от животного, делающего все лишь по необходимости. Но и не потакало им. Фактически, человек ничего не терял, приходя в черные монастыри, он просто изменялся. Монастыри были смешанные, мужчины и женщины свободно общались друг с другом и могли позволить себе большее. Вся разница между жизнью за стеной и снаружи стены была в том, что снаружи человек приходил к истине методом проб и ошибок, а в монастыре он постигал ее в общении с единомышленниками и существами более высокого порядка. С ними неофит связывался при помощи сугубо индивидуальных или общепринятых магических ритуалов, открывавших в человеке новые способности.

Встреться бродячему менестрелю настоящий монах Утренней Звезды, а не один из многих жизнелюбцев, растящих свои пороки за монастырский счет, он никогда бы не посоветовал молодому музыканту «вылизывать зад виршей», а, напротив, рекомендовал бы «продрать этих зажравшихся дворян хорошей, правдивой песней», или что-нибудь в том же духе.

* * *

С юго-запада город Шленхау окружен высокой стеной из гранитных камней общей протяженностью примерно около пяти миль. Через каждую милю имеются мощные двойные ворота, в которые вливаются торговые дороги со всех окрестных владений знати Треснувших Королевств. После длительных междоусобных войн страна так и не оправилась и король, чьей резиденцией в течение последних пятидесяти лет служил хорошо укрепленный Юрбург, не мог даже высморкнуться, не спросив разрешения своих многочисленных вассалов. Гендин фон Клауре, двоюродный брат короля, герцог Гетервиндский, граф Вайдерренский и прочая и прочая и прочая… был жестокий, но умелый правитель, сумевший поднять Юрбург, Варстин Дар, Торко и Шленхау с окрестностями в буквальном смысле из грязи. Слава городов, развивавшихся под чутким руководством герцога, заставила призадуматься дворянство всего Треснувшего Королевства. После скоропостижной смерти от апоплексического удара старика сюзерена знать стала близка к решению о коронации герцога; необработанный алмаз – огромная страна с собственными выходами к морю грозила превратиться в набор жалких провинций. Тем более что алмазные прииски, богатейшие леса и морские ресурсы давно мозолили глаз как крепкой, но небогатой империи Снежных Утесов, так и живущей за счет пиратства и захвата территорий отсталых народов торговой державе Рыжих островов. Так что стена, построенная на единственном доступном для штурма участке подхода к Шленхау, который защищен морем с запада, а с северо-востока рекой Бран, была своевременна по сей день.

На стене, по дорожке между гранитными зубцами прохаживается народ, приезжие, желающие осмотреть город с высокой точки. В двух башнях, с северной стороны и с южной соответственно находятся помещения стражей – Часовых. Эта одна из старейших каст, сложившихся в Страже Шленхау, за мирное время не утратила боевой выправки и подвергает проверке грузы торговцев, курирует поступления в казну Шленхау из окрестных деревень и, естественно, охраняет город. Конечно, эта, казалось бы, основная задача Часовых не имеет приоритета над остальными, более приятными обязанностями. Часовые не бедствуют, поэтому в Страже Шленхау каждый солдат после сорока мечтает доработать последние годы Часовым, чтобы жить до выслуги безбедно и спокойно. Другое дело, что в Страже не всем удается дожить до сорока… Поэтому среди Часовых – мало достойных «уличных» ветеранов. Скорее, это бывшие работники пера и пергамента, не совавшие носа дальше своих каморок и не принимавшие участия в подавлении уличных бунтов, охране важных персон и важных церемоний, раскрытии преступлений и поимке преступников разных мастей.

Именно поэтому бумага сверху, с которой несся, расшвыривая изумленных прохожих, Блай Свистун, наделала такого переполоху в рядах Часовых, что Свон Лютер Хельсе – командир гарнизона крепостной стены и сторожевых башен, прочитав приказ, подписанный САМИМ Клеменсом Вейсом, Клеменсом «Палашом», пришел в уныние.

Собрав всех подчиненных ему стражей, кроме тех, кто стоял на воротах, Хельсе дребезжащим голосом поведал братьям по оружию содержание бумаги.

Не просто гробовое, а замогильное молчание охватило широкую залу на втором ярусе южной башни, когда тридцать солдат выслушали своего начальника. Стражи опускали головы, кое-кто в волнении кусал губы.

– Что, так вот всех? Убивать, если приблизятся на полет стрелы? Безумие какое-то… У меня в Чартице родня, я не стану стрелять в своих…

– Ма-алчать! – взорвался Хельсе. Приказы Палаша обсуждать не нам. Если придется, я… Да! – зловеще повернулся он к упрямому стражнику – Ты, Брендок, видел когда-нибудь больного Чумой?