– Просто идеально, – выдохнул Римус.

Комментарий к 1987 год

Песня в начале – ‘It’s a Sin’ группы The Petshop Boys.

========== 1989 год ==========

Got on a lucky one

Came in eighteen to one

I’ve got a feeling

This year’s for me and you

So happy Christmas

I love you baby!

I can see a better time

When all our dreams come true.

Мне повезло,

Восемнадцать к одному,

У меня такое чувство,

Что этот год создан для нас с тобой,

Так что счастливого рождества,

Я люблю тебя, детка!

Я вижу лучшие времена,

Где сбываются все наши мечты.

В 1989-м году Римус всё-таки пошёл на Оксфорд-Стрит за покупками к рождеству по убеждениям Гранта.

– Ты никогда там не был?! – уронил он челюсть, распахнув глаза. – Ты не видел эти гирлянды?!

– Я думал, что настоящие лондонцы не связываются со всей этой чепухой, – возмущённо ответил Римус.

– Настоящие лондонцы иногда выходят из дома, – сказал Грант. – И покупают подарки своим друзьям.

– У меня нет друзей, – сказал Римус – и после этого почувствовал себя ужасно. Потому что, конечно, у него есть Грант.

– Что насчёт твоей птички Мэри? Она постоянно шлёт тебе письма.

– О да. Наверное, можно ей что-нибудь купить.

– Вот это настрой, Эбенизер.

Римус пожал плечами на поддразнивания Гранта, потому что он знал, что Грант любит рождество – да и любую возможность устроить праздник, вообще-то – и у Гранта выдался очень тяжёлый год.

После того, как он так упорно работал, чтобы получить диплом об окончании школы, выжимал из себя все соки по пути к получению различных сертификатов и дипломов специального образования, всё для того, чтобы у него была возможность получить работу своей мечты, которая заключалась в помощи другим, Грант наконец столкнулся с непреодолимым препятствием на пути к своей цели. Государство – а точнее, Закон о Местном Самоуправлении.

В 1988-м году была принята Статья 28, и Грант больше не мог быть уверен в сохранении своего рабочего места. Сначала Римус не мог по-настоящему понять этого или, по крайней мере, не понимал, почему Гранту следует переживать из-за этого.

– Но ты же не работаешь на муниципальный совет, – нахмурился он, листая буклеты, которые Грант и его друзья распечатывали, чтобы повышать осведомлённость.

– Нет, работаю, – ответил Грант. – Местное управление включает в себя школы и колонии для несовершеннолетних – и в этом всё и дело, вообще-то. Они не хотят, чтобы мы развращали детей.

– Это идиотизм, – сказал Римус.

– Я знаю.

Римус прочитал текст ещё раз.

Местным органам власти не допускается содействовать в распространении гомосексуальности или материалов с целью её поощрения, а также запрещено допускать в процессе обучения в школах материалов о приемлемости гомосексуальности.

– Приемлемости?! – Римус покачал головой.

– Я знаю, – вздохнул Грант.

– Но что это значит? ‘Поощрение’ гомосексуальности? Как ее можно поощрять?

– Ну, именно поэтому эти ублюдки и умные, не так ли? – фыркнул Грант. – Это ничего не значит на самом деле. Это значит лишь то, что если ты захочешь оспорить это, то блядские консерваторы могут обвинить тебя в желании ‘поощрить’ нетрадиционную ориентацию или ещё в какой-нибудь херне.

– Но ведь это…

– Совершенно ебануто? Плохо? Аморально? Ну да. Мой друг, Гей Боб, ему уже пришлось распустить группу по поддержке гей-молодёжи, которая открылась только в прошлом году. И наша школа тоже не исключение, комитет уже требует список книг, которые мы используем, чтобы проверить, что они не слишком гейские.

– Но они не могут… они же не уволят тебя?

– Я не знаю, дорогой. Я уже и так пытаюсь не высовываться из-за всей этой истории со СПИДом.

Римус почувствовал себя ещё хуже. Весь персонал в центре, в котором работал Грант, однажды созвали на собрание и сказали самым понятным языком, что если кто-нибудь из них будет контактировать с ВИЧ-заражённым, то их уволят без предварительного уведомления – и уведомят об этом полицию. Уже одно это приводило в ужас.

Последние полтора года Грант безустанно работал со своими друзьями и различными группами, чтобы обжаловать Статью 28, и дела шли довольно плохо. Его почти что арестовали на одном из протестов, а на другом один из анти-протестантов поставил ему фингал.

– Это война, – с яростью сказал он, когда вернулся домой, и Римус заставил его сесть неподвижно, чтобы он смог залечить синяк. – Есть мы, и есть они, и если они хотят по-плохому, то это мы им и устроим.

Римус не знал, что сказать. Он не хотел никакой войны, он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Но он никогда этого не говорил, потому что глубоко внутри он безумно гордился открытым отказом Гранта сдаваться или уступать хотя бы на полшага. Он всегда восхищался храбростью больше всего остального.

Поэтому в конце декабря Римус и Грант упаковались в шерстяные шапки, перчатки и шарфы и прошли по ветряному серому городу до знаменитого перекрёстка Оксфорд-Сиркус. Грант был прав – мудак – гирлянды были великолепны. Они украшали широкие улицы как огромные дикие лианы, и большие золотые лампочки освещали праздничные красные двухэтажные автобусы, яркие чёрные такси, роскошные серебряные и зелёные витрины.

Это было правдой, Римус избегал рождества и всех его ловушек, прямо как он избегал дней рождения. Он боялся, что они затянут его назад – в Хогвартс, в поместье Поттеров, во все воспоминания, которые отдавали сладкой горечью. В это время года было очень сложно жить без его друзей.

Но было что-то очень очищающее в хаосе шоппинга на Оксфорд-Стрит. Шум и гам и все эти запахи обеспечивали то, что он не мог хандрить слишком долго, и энтузиазм Гранта к этому сезону делал всё остальное.

– Ладно, давай сначала поищем подарок для Мэри, окей? – он улыбнулся Римусу, перекатываясь с пятки на носок. – Пойдём в House of Fraser? Или она больше девушка Selfridges?

– Наверное, то, что помоднее… – сказал Римус. – О чём ты думаешь?

– Боже, ни малейшего понятия. Какая-нибудь хренотень для ванной?

– Да, – кивнул Римус. – Хренотень для ванной. Или духи?

– Ооо, духи, а? – Грант пихнул его локтем в бок. – Это личное. Мне уже стоит переживать?

– Насчёт Мэри? – фыркнул Римус. – Ты слишком опоздал.

Они побродили по парфюмерным отделам в трёх или четырёх больших торговых центрах. К тому времени Римус уже немного жалел о своём выборе – из-за его гиперчувствительного обоняния у него раскалывалась голова уже после первого магазина.

В итоге, он выбрал что-то цветочное в розово-золотом флаконе, потому что он был красивым и стильным, а Мэри была красивой и стильной. Он даже попросил празднично упаковать коробку в золотую бумагу с красной атласной лентой. Гриффиндорские цвета, улыбнулся он сам себе.

– Ладно, теперь можешь купить мне подарок, – ухмыльнулся Грант, дёргая его за рукав. – Я хочу новые носки, у меня уже не осталось без дыр.

Римус с облегчением сделал большой глоток холодного свежего воздуха, когда они вышли на улицу.

– Я хочу подарить тебе что-нибудь получше носков, – сказал он.

– Ну, ещё мне не помешают новые трусы, – подмигнул Грант, и Римус покраснел, опустив взгляд. Он купит ему что-нибудь хорошее попозже, когда Грант не будет смотреть. Он ещё не решил, что именно, и у него было немного денег – но, может, новое пальто не слишком затянет его пояс? Грант остро нуждался в пальто, его подержанная ветровка едва ли спасала его от холода.

– А ты что хочешь? – спросил Грант, глядя на витрину, украшенную в стиле северного полюса с большими белыми подушками, которые выглядели как иглу, и гигантскими плюшевыми пингвинами.

– Шоколад, – пожал плечами Римус.

– Но я всегда дарю тебе шоколад…

– Это всё, чего я хочу, теперь, когда бросил курить.

Грант покачал головой, цокнув на сдержанность Римуса.

И вдруг Римус почувствовал волну магии. На один момент он задумался, может, его органы чувств просто сломались из-за всего этого парфюма, но нет, этот запах был очевидным. Он с любопытством оглядел улицу по обе стороны. И затем он увидел его, стоящего рядом с витриной магазина Marks & Spenser’s.