В нём росла паранойя, убеждение, что это всё дело рук других – что они каким-то образом контролируют его разум; заставляют его видеть то, чего он не хочет видеть; то, чего на самом деле не существует.
Иногда ему снилось, что Сириус умер. После этого, когда этот сон выворачивал его во всех оттенках ужаса, ему снилось, как умирают все его друзья, один за другим. Их призраки навещали его, они рыдали, они были в ярости. Когда он просыпался, он всегда чувствовал, что они до сих пор здесь.
Иногда Римус гадал, может, на самом деле это он умер, и это просто был очень оригинальный и специфический ад.
К концу первой недели он потерял любое чувство стыда. Он рыдал, он выл, он скулил. Он маниакально смеялся или же сворачивался в клубок в углу и шептался сам с собой. Он пытался вести разговоры в своей голове, но это было совсем не так, как раньше. Успокаивающий голос Гранта трансформировался в Ливию, Сириус в Кастора, и у Римуса совершенно не осталось никакого выхода.
В моменты здравомыслия он пытался призвать к себе магию, но это было бесконечно трудно, и он был бесконечно слаб.
Иногда он думал, что может сделать это. Кто-нибудь из остальных мог наложить чары (всегда без использования палочки; они никогда не пользовались магией способами волшебников), чтобы призвать что-нибудь или осветить помещение – и Римус чувствовал эту старую просыпающуюся силу. Но она никогда не длилась достаточно долго.
В конце концов, Римусу явились его родители – в его голове, но также в его клетке. Хоуп плакала – она до сих пор была больна, даже в смерти, ее лицо было исхудавшим и измученным. Она была укутана белым саваном, в ее светлых волосах запутались комки земли – несмотря на то, что Римус знал, что ее кремировали.
Но Лайелл был ещё хуже; возможно, потому что у Римуса не было никаких реальных воспоминаний о нём кроме пары бездушных фотографий. Этот Лайелл, которого выдумало его воспалённое воображение, был бессердечно жесток, у него был аристократический акцент людей высшего класса и холодные голубые глаза.
– Позволил этому животному уничтожить мою палочку, не так ли? – шептал тощий призрак ему на ухо. – Нужно было избавить тебя от мучений много лет назад.
Пока другие призраки стыдили его, заставляли его чувствовать себя маленьким и виноватым, Лайелл лишь злил Римуса. Он бесился как чокнутый на своего отца, бросался на стены своей клетки.
– Успокойся, брат, – Кастор возник у решётки после того, как Римус занимался этим уже какое-то время. – Это неверный путь.
– Отъебись! – зарычал Римус, хватаясь за голову руками и пытаясь вернуться в реальность.
Кастор отступил назад. Римус продолжил страдать. Он свернулся на полу и прикрыл голову словно раненый пёс. Это заставило его подумать о Сириусе.
В его голове возникли глупые мысли по типу – где сейчас живёт Сириус? У Поттеров? В их квартире? Римусу не нравилось думать, что Сириус сейчас совсем один. Ест ли он как следует? Курит ли он слишком много? Упал ли он уже со своего идиотского мотоцикла и свернул себе шею?!
Кто-нибудь хотя бы ищет Римуса?
Он закрыл глаза и попытался притвориться, что он в другом месте. Дома, в своей крошечной квартирке в Лондоне, читает газету. Или в своей старой кровати в Хогвартсе с закрытыми занавесками вокруг.
По ночам Римус слышал в склепе остальных членов стаи, как они дышат, храпят, ворочаются. Некоторые из них плакали, может, когда они думали, что все остальные уже спят. Большинство кашляли, что было результатом такой сырости. Через неделю Римус тоже простыл и чувствовал себя как никогда ослабевшим.
Он никогда не был громоздким, так сказать – он всегда был очень худым, даже после семи лет питания в Хогвартсе. Но теперь Римус едва ли узнавал своё собственное тело – кости на его бёдрах заострились, его джинсы постоянно соскальзывали с его талии, рёбра выступали словно ветви деревьев, его кожа высохла и загрубела, потрескавшись в некоторых местах.
Эта физическая слабость лишь усугублялась отчаянием Римуса – кем он себя возомнил, присоединяться к идиотской повстанческой армии сразу после школы? Разве ни одна из сотен прочитанных им книг не вбила в него хоть немного здравого смысла?!
Естественно, он не мог пойти против Сивого – сама идея была смехотворной. Такой смехотворной, на самом деле, что Сивый даже не собирался убивать его. Римус просто не стоил усилий. Он просто истощится до пустоты в этой клетке, и никто даже ничего не узнает.
– Ты не пытаешься, – сказал Кастор, возвращаясь, чтобы посмотреть на него.
Может, прошло лишь несколько часов с первого раза, как он пытался достучаться до Римуса. Может, прошло несколько дней.
Наверное, сейчас был день, потому что в склепе больше никого не было.
– Выпусти меня! – пробормотал Римус, вцепившись в прутья решётки. – Пожалуйста!
– Выпусти себя сам, – холодно ответил Кастор.
– У меня нет палочки!
Кастор цокнул на это. Он вытянул открытую ладонь, и над ней появилось кроваво-красное пламя. Оно отбрасывало мягое привлекательное свечение на черты его лица, размывая острые края шрамов и снова делая его красивым.
– Нам не нужны палочки, Римус, мы не берём магию как простые люди.
– У меня ее недостаточно, – простонал Римус, повесив плечи.
– Идиот, – сказал Кастор, закрывая пламя второй рукой и сжимая его в кулак. – Ты переполнен магией, она разрывает тебя. Ты до сих пор думаешь как человек. Как ты считаешь, зачем он посадил тебя сюда?
– Чтобы посмотреть, как я умираю.
– Идиот, – повторил Кастор, с раздражением качая головой.
– Тогда зачем?! – прорычал Римус.
Кастор скрытно оглянулся по сторонам, чтобы убедиться, что они находятся одни. Он подошёл ближе. Его запах стал ещё сильнее, когда он встал прямо рядом с прутьями решётки, и Римус почувствовал невольную тягу притяжения к нему. Кастор понизил голос.
– Тебя проверяют, ты, идиот. Ты всего лишь четвёртый ребёнок Сивого, который вернулся к нему – ты хоть понимаешь, в какое положение это тебя ставит?! Какую власть это тебе даёт?! Ты видел Ливию и Гая, ты знаешь, на что ты способен.
– Но почему…
– Ты напал на Гая. Прошлым летом. Теперь Сивый беспокоится за тебя – он не говорит этого, но это так. Никто не пытается пойти против этих двоих, никто.
– Я не хотел ни против кого идти, он первым напал на меня, и я…
– Ты повёл себя как волк, – победно сказал Кастор, его мягкие губы приподнялись в уголках. – Именно это ты и должен сделать сейчас.
– Зачем ты говоришь мне это? – с подозрением оглядел его Римус. Потому что теперь это казалось по-странному логичным, как будто Кастор его разбудил.
– Потому что в этой клетке ты не принесёшь мне пользы, – сказал Кастор, прожигая его своими тёмными глазами. – Год назад Римус Люпин говорил мне об изменениях. О лучшей жизни. Я не забыл это.
– Я, кажется, помню, как ты посмеялся мне в лицо, – горько ответил Римус. – ‘Стая – это всё’, разве не это ты мне сказал?
– Стая и есть всё, – с чувством сказал Кастор. – Это не изменилось. Но изменилось кое-что другое. У тебя здесь есть союзники.
– Если тебе так сильно нужна моя помощь, то тогда сам вытащи меня отсюда, – сказал Римус.
Кастор выгнул бровь и окинул Римуса долгим оценивающим взглядом.
– Будет лучше, если ты сделаешь это сам. Остальные должны увидеть, как ты одерживаешь успех.
Римус собирался задать ещё один вопрос, когда атмосфера вокруг изменилась – Ливия приближалась. Кастор быстро отошёл назад и больше ничего не сказал. Римус наблюдал за ним с расстояния, его мозг наконец начал работать.
***
Ему нужна была магия. Ему нужна была сила, и ему нужна была хорошая сильная эмоция, чтобы заставить всё это работать. К счастью, сильных эмоций у Римуса всегда было в изобилии. Сильных эмоций и терпения.
Воодушевлённый интригующим предложением Кастора, Римус вдруг осознал, что концентрироваться ему стало гораздо легче, а ещё оставаться спокойным. Теперь, когда он знал, что он не совсем один, игнорировать его призрачные видения стало куда проще.
