- Ты сейчас в Хогвартсе?
- Да, - кивнул он. - Последний год.
- Он был бы так рад. Лайелл. Твой отец.
Снова тишина. Римус не хотел смотреть на неё слишком долго. Она выглядела такой грустной, такой слабой и больной.
- Ты хочешь у меня что-нибудь спросить?
Римус пожал плечами. Это было ещё более кошмарно, чем он мог себе представить. Она тихо засмеялась.
- Знаешь, ты меня не обидишь. Это может быть твой единственный шанс.
Она сглотнула, когда он всё равно не заговорил.
- Ну, тогда ладно, я просто скажу тебе. Прости меня за то, что я сделала. Я не горжусь этим. Я любила твоего отца больше, чем… ну, я любила его всем своим сердцем. Он был всем для меня, жаль, что ты не знал его. Когда ты пострадал, а он умер… я просто не знала, что делать. Я была так молода, так одинока. Свою семью я не видела уже несколько лет, и я даже не знала соседей, потому что Лайелл говорил, что мы должны держать всё в секрете.
Она была из Уэльса, теперь он слышал ее акцент. То, как она произносила имя его отца двумя краткими слогами - Лай-елл. Он чувствовал себя идиотом, что не осознал этого раньше, учитывая, что сейчас они были в Кардиффе, но всё же. Никто раньше не говорил ему, что она была из Уэльса. Видимо, для всех, кроме него, это была незначительная информация.
- Слушай, - сказал он, - всё нормально, тебе не нужно объяснять.
- Я думала о тебе, - отчаянно сказала она. - Каждый день. О моём мальчике, о моём бедном маленьком мальчике.
- Не надо, - сказал он, чувствуя себя некомфортно - даже напуганно. - Всё нормально, пожалуйста, не надо…
Он опустился на твёрдый больничный стул рядом с ее кроватью. Он не протянул ей руки, не взял ее ладонь, это было бы слишком.
- Я думала, так будет лучше, - плакала она, и ее слёзы скатывались на подушку, на которой она лежала. - Я не смогла бы позаботиться о тебе, ты был таким сильным, даже когда был совсем маленьким. Мне приходилось запирать тебя, ты так боялся, и ты звал меня, но я не могла зайти…
Ему казалось, что у него в животе образовался тяжёлый кусок льда. Он хотел, чтобы она перестала говорить, он не хотел это слушать.
- Ты поступила правильно, - сказал он. - Правильно. Ты сделала всё, что могла, я никогда не винил тебя.
Это было правдой. Он винил своего отца снова и снова в своей голове, яростно ненавидел его годами. Но почему-то он сочувствовал своей матери, магглу, которая оказалась точно в такой же ситуации после смерти Лайелла, что и он.
- Это… до сих пор происходит? - спросила она, глядя на него большими глазами. Они были такими же каре-зелёными, что и его. Он кивнул.
- Всё не так плохо, - соврал он. - У меня есть помощь. Там безопасней.
Это, казалось, стало для неё облегчением, что порадовало его.
- А школа? Я уверена, что ты такой же умный, как твой отец!
- Мне нравится школа, - сказал он. - Я довольно хорошо справляюсь, - он не знал, что ещё сказать про Хогвартс. - У меня, эм… у меня его палочка. Лайелла.
Она улыбнулась, ее бледные тонкие губы растянулись на ее мраморном лице.
- А у тебя… есть кто-нибудь? В твоей жизни, кто присматривает за тобой?
- Я… - он подумал о Лили и Джеймсе, о Питере и Гранте, о Мадам Помфри, о Мэри и Марлин, даже о Профессоре Макгонагалл. И о Сириусе. - Да, есть. У меня есть друзья.
Он бросил взгляд на граммофон на ее прикроватном столике и небольшую стопку пластинок на стуле. Группы The Beatles, Cliff Richard, The Kinks.
- Это твои пластинки? - впервые спросил он с искренним любопытством.
- О, да, - кивнула она. - Я люблю немного потанцевать, люблю. Лайелл любил книги, но я больше всего люблю хорошую поп музыку. Он всегда подшучивал надо мной.
Ее акцент был милым, красивым и дружелюбным вдоль и поперёк. Он был рад, что она не была пафосной; он надеялся, что он не звучал слишком просто для неё.
- Я тоже люблю музыку, - тихо сказал он. Он не мог заставить себя повысить голос, но она не возражала. - Больше всего Дэвида Боуи.
- Видимо, этим ты пошёл в меня, - сонно сказала она, до сих пор улыбаясь. - Мой неугомонный малыш. Раньше я садила тебя на одеяло, пока занималась домашними делами, и включала свои пластинки. Тогда ты начинал прыгать и махать руками, будто ты танцевал. По радио играла Love Me Do, когда ты сделал свои первые шаги.
Она снова прослезилась, говоря это, голос сорвался.
- Мне кажется, я это помню, - поспешно сказал он - это было ложью, но это обрадует ее. Он не хотел, чтобы она грустила, не из-за него. Не думая, он наклонился и аккуратно взял ее за руку, будто она могла разбиться. У неё была очень маленькая ладонь - она вообще была очень маленькой женщиной. - Я люблю Beatles, - сказал он. - Всегда любил.
Она расплылась в улыбке. Даже с этими впалыми щеками и тёмными глазами от ее болезни, ее улыбка была прекрасна. Хоуп сжала руку своего сына и улыбнулась ему, и им было комфортно в таком положении довольно долгое время. Римус почувствовал, как что-то в нём начинает тянуться к ней - что-то тёплое, старое и знакомое.
В итоге, он предложил поставить для неё какую-нибудь музыку.
- О, граммофон сломан, - ответила она.
- Серьёзно? Давай посмотрю… - Римус достал из кармана палочку и прикоснулся ею к чёрной деревянной коробке. Он сделал это, не отпуская ее руки, и она издала тихий гордый звук радости, увидев, что он использует магию.
Пластинка начала крутиться, и ее звук был чистым и приятным. Это была пластинка группы Fairport Convention; раньше Римус никогда особо не слушал их; для него это было слишком хиппи. Но она улыбнулась, когда звонкий голос Сэнди Денни разлился по комнате. Так что он начал слушать.
Across the evening sky, all the birds are leaving
But how can they know it’s time for them to go?
Before the winter fire, I will still be dreaming.
I have no thought of time.
For who knows where the time goes?
Who knows where the time goes?
По вечернему небу улетают птицы,
Но откуда они знают, что им пора уходить?
Перед пожаром зимы я всё ещё буду мечтать.
У меня нет ни единой мысли о времени.
Ведь кто знает, куда идёт время?
Кто знает, куда идёт время?
Они оба сидели и тихо слушали музыку, и Римус заметил, что, похоже, часть своей застенчивости он перенял от неё. Она не могла удержать зрительного контакта слишком надолго и ни разу не надавила на него, чтобы он заговорил. У Римуса было ощущение, что они могут сидеть в такой уютной тишине часами и понимать друг друга так же хорошо, как если бы они только и делали, что болтали.
Через какое-то время вернулась медсестра. Она сказала, что время для посещения уже прошло, и скоро придёт заведующая медсестра. Римус не хотел уходить, и Хоуп не хотела отпускать его.
- Ты вернёшься? - спросила она просящим тоном, снова прослезившись.
- Вернусь, - пообещал он. - Как только смогу, я вернусь.
Она притянула его руку к своим губам. Она была очень слаба, но он позволил ей. Она поцеловала его костяшки, покрытые шрамами.
- Я люблю тебя, мой дорогой.
Что-то внутри него сломалось, когда он осознал, что не может сказать этих слов в ответ. Он не знал, как сказать их и действительно иметь это в виду.
- Скоро увидимся, - снова пообещал он, надеясь, что она не против.
Он покинул палату в каком-то тумане, и это было просто чудом, что он вообще сумел найти выход из больницы. Должно быть, на это у него ушло вдвое больше времени, чем путь вперёд.
На улице уже стемнело. Лили сидела на скамейке, и рядом с ней сидел большой чёрный пёс. Она поднялась, уличный фонарь за ее спиной осветил ее волосы и, казалось, зажёг их огнём; галогенный нимб.
- Всё нормально, Лунатик? - спросила она, глядя на него серьёзными глазами.
Он безмолвно пожал плечами. Лили сразу же шагнула вперёд и обвила его руками за пояс, положила голову ему на грудь и крепко обняла. Он с благодарностью обнял ее в ответ и склонил голову, чтобы вдохнуть прекрасный яблочный аромат ее волос. У него бежали слёзы, и Сириус тоже был здесь, но ему было плевать, он просто позволил Лили сжать его. Ему казалось, будто только она не давала ему рассыпаться на кусочки. Он слышал, как Бродяга скулит и ёрзает на месте. Наконец, он отстранился от неё и потёр глаза.
