— Ты не хуже меня знаешь, кто такие шаманы!

— Вот именно. А ты не хуже меня знаешь, что не все они плохие, — с нажимом отозвался Нацу, и Люси почувствовала, что они оба уже давно говорят о чем-то своем. О чем-то, во что ее посвящать никто не собирается.

— За что они хотели убить меня? — хрипло перебила она. Слушать их препирания и дальше не было никаких сил. Она просто спрятала лицо в коленях и приготовилась слушать.

— Да потому что они психи! А ведь я вас предупреждал, но нет же! — продолжал злиться Грей, но Люси рассудила, что сейчас он имеет на это полное право. — Слышали, что они несли? Бог ночи, тьмы и бла-бла-бла. А Светочи их не трогают и снова бла-бла-бла. А теперь я переведу вам все это на «несумасшедшенский». Они думают, что Светочи — дети божества, и скармливают им незадачливых путников или просто своих же, негодных, чтобы Светочи были сытыми и довольными, и не трогали остальных. Я уже встречал такие поселения. Только это оказалось покрупнее.

— А Люси-то тут при чем? — не понял Нацу. А сама Люси уже поняла, поэтому и молчала, пытаясь справиться со сковавшим ее вмиг ознобом. Какая же она наивная дура.

— А при том, что нельзя трепаться каждому встречному о том, что она была спящей и проснулась. Потому что это не нормально! А для тех сумасшедших Спящий, победивший сон, в который его ввели сами божества — это проклятие для деревни! Это разгневанные боги и прочая чушь. Вот они и решили, что обязаны восстановить равновесие, или деревне конец. Ну, или что-то в этом духе.

— И в чем-то они оказались правы, — хмуро заметила Люси, выпутываясь из рук Нацу и поднимаясь на ноги.

— Серьезно, куколка? — Грей раздраженно передернул плечами и оттолкнулся от дерева, делая к ней шаг. — Только не говори, что тебе их жалко, муки совести и все дела. А иначе меня точно стошнит.

— Да, — Люси повернула голову и с непривычной легкостью заглянула в его темные от гнева глаза. За сегодня она испытала так много эмоций. И теперь чувствовала себя абсолютно пустой, будто все внутри выжгло. Так что теперь она не могла даже бояться его. — Мне очень жаль, что так случилось.

— Пожалуйста, отойди за дерево, когда начнешь блевать, — закатил глаза Нацу. Но Грей не обратил на него внимания, делая еще один тяжелый шаг к Люси.

— Куколка, ты вообще меня слушаешь? — странно, но из его голоса вдруг исчез весь гнев и раздражение. Теперь она видела в нем искреннее недоумение и полнейшее разочарование. — Они к твоей палатке с ножами подкрадывались. Чтобы убить тебя прямо во сне. Они весь вечер улыбались тебе в лицо, а сами уже придумали, с какой стороны им перерезать твою шею и куда потом бросить тело, чтобы диких волков не привлечь! И тебе их… жаль?

Когда он подошел к ней почти вплотную, Люси сдалась и прикрыла глаза. Он был прав. Ее внутренний голос был прав. Нацу был прав.

И где она в итоге? Где правда?

— Я уже и сама не знаю, что чувствую, — тихо призналась она, полностью обнажая свою слабость перед парнями. Больше не было сил притворяться сильной. — Давайте просто уйдем отсюда. Я хочу домой.

— Домой еще рано, куколка, — вдруг без какой-либо злости, тихо сказал Грей и развернулся, первым прокладывая путь сквозь высокие заросли и колючий можжевельник под ногами.

— Пока наш нервный не слышит, скажу — он прав, — поравнявшись с ней и кивнув в сторону Грея, мягко улыбнулся Нацу, отодвигая перед ней острую ветку. — Они не стоят твоих слез, Люси. Они поступили подло и напали первыми… И прости, что дал обмануть себя. Надо было быть внимательнее.

— Ничего, — Люси улыбнулась ему в ответ. — Если бы ты осторожничал так же, как Грей, то и меня бы здесь не было.

— И то верно, — Нацу заулыбался еще шире. Сквозь кроны деревьев блеснул рассвет, и она смогла рассмотреть глубокие ямочки на его щеках. Оранжевые пятна осветили ей и ссадины на его лице. А в его глазах сияло что-то странное и теплое, чего она пока не до конца понимала, но эмоции отзывались непроизвольным трепетом на этот взгляд.

Она улыбалась ему, щурясь от солнца, но внутри у нее в этот момент что-то ломалось. Все, что она знала, все, во что верила, все, о чем думала — медленно разрушалось. Это происходило каждый раз, когда случалось подобное — то, чего она никак не могла предугадать в силу своей неопытности. Все, во что ей так отчаянно хотелось бы верить, в итоге оборачивалось для нее в черном цвете, и было все сложнее видеть вокруг свет, когда за твоей спиной сгущались сумерки.

Слова Грея обретали для нее все больший смысл. А идеи Нацу в такие моменты казались утопическими. Но она все еще верила, внутри еще теплился свет надежды, что этот мир куда лучше, чем пытался казаться ей.

Ей хотелось верить, что когда-нибудь люди смогут улыбаться друг другу при встрече, не сжимая за спиной нож, не опасаясь и ожидая подвоха. Просто потому, что все они люди. Просто потому, что им и без того есть против чего сражаться.

Наверное, завтра, переспав с этой мыслью, она снова начнет верить в лучшее. Но не сегодня. Сегодня ее пытались убить просто за то, что ее тяга к жизни была настолько огромной, что она пробила к ней дорогу даже сквозь вечный сон.

Интересно, сколько еще усмешек от этого мира она должна выдержать, чтобы разочароваться в нем окончательно?

И как Нацу удается всегда оставаться таким жизнерадостным? Даже сейчас он пробирался сквозь колючие заросли, весь исцарапанный и замученный, но сетовал лишь на то, что потерял свой любимый пояс с кобурой, которую выиграл в карты у самого Макарова. И только его бормотание разрывало тишину этого мрачного утра.

Вскоре, когда они ушли на достаточно безопасное расстояние от лагеря шаманов, им пришлось остановиться. У маленького — шириной с две ладони — ручья им удалось пополнить запасы воды и умыться от копоти, пота и крови. Когда маленькая струйка окрасилась в алый, Люси снова захотелось кричать от отчаяния, но она заперла все глубоко внутри и молча перешагнула через ручей.

Говорить не хотелось, как бы настойчиво Нацу не пытался отвлечь ее всякими глупостями. Но уже через пару часов, когда солнце заняло свое место на ярко-голубом небе, ее немного отпустило и она сама поравнялась с ним, попросив рассказать ей хоть что-то. Что угодно, лишь бы не тягостное молчание.

Как и всегда, она даже и заметить не успела, как начала хохотать вместе с ним над Греем, который, конечно, делал вид, что ничего не слышит и вообще он в лесу один.

На самом деле, она хотела сказать Грею спасибо. Но не могла придумать, как бы подойти к нему так, чтобы он снова не начал вредничать и огрызаться. Грей — он такой. С ним нужно подгадать правильный момент. А иначе все впустую.

— Здесь даже не пахнет Эфирионом, — ближе к вечеру начал канючить Нацу, закинув руки за голову.

— Разве он как-то пахнет? — удивилась Люси, на что Нацу снисходительно закатил глаза.

— Да нет же, выражение такое.

— Если вы еще и ныть будете, я точно вздернусь, — буркнул Грей, все это время шагающий впереди.

— А ты все обещаешь, — протянул Нацу, расплывшись в шкодливой улыбке, когда Грей обернулся к нему и предупреждающе округлил глаза.

— Подраться хочешь?

— Хоть что-то веселое, — пожал плечами Нацу.

— Напоминаю, что мой рюкзак с аптечкой мы потеряли. Так что драться будем дома, — строго оборвала их Люси, обгоняя Грея, который поравнялся с Нацу.

Перед ней выросла очередная живая стена. С тяжелым вздохом, она нырнула в зеленую гущу, ожидая, что пробираться сквозь нее ей придется долго. Но нога вдруг нащупала что-то твердое.

Когда она преодолела последнее препятствие, сначала не поверила собственным глазам.

Когда несколько дней подряд видишь только стволы деревьев и листья, вдруг наткнуться на какое-то каменное сооружение кажется чем-то нереальным. И в первое мгновение кажется, что твой разум помутился или все-таки начались галлюцинации от долгого недоедания и недосыпа.

Но нет. Остановившиеся рядом с ней Грей и Нацу смотрели туда же, куда и она с явным ошеломлением.