Вся площадь окуталась пеленой неразборчивого галдежа. Кто-то смеялся и шутил, кто-то просто разговаривал, очевидно, обсуждая последние новости, кто-то молчал, а озорные мальчишки, освоившие крыши домов играли в кости, будь то не центральная площадь столицы, а кабак на окраине. Все сливалось в единый шум. Могло показаться, что сегодня в Балуме проходила ежегодная ярмарка развлечений. Сцена, гудящая разношерстная толпа,…

Но были здесь и те, кто разительно выбивался из общей массы. Некоторые женщины, завернувшись с головой в платки, прятали свои лица, пытаясь скрыть слезы, будто предчувствуя беду. Некоторые мужчины склонив голову на грудь.

Когда на деревянный, помост вбежал глашатай, все затихли, желая послушать, что объявит звучный голос. Глашатай, дождавшись полной тишины, вскричал, высоко задрав подбородок.

– Славный народ могучего Эвереста, мы…

Глашатай принялся зачитывать выученный текст, в то время как на площадь въехала конница. Кованные железом копыта размеренно и в такт стучали по вымощенной плиткой земле, а могучие жеребцы ничуть не смущались веса наездников в полном обмундировании и с огромными пиками в руках. Животные, повинуясь воли своих наездников, располагались плотным кольцом вокруг площади и нетерпеливо фыркали, задирая морды с серебристыми гривами. Грозные пики всадников смотрели вниз.

На крыши домов искусно взобрались лучники, особо не церемонясь, разогнав детей и бродяг, которые, подбадриваясь звучными подзатыльниками охраны и крепким словцом, прыгали вниз, порой бросая на крыше кости. Стрелки замерли, готовые в любой момент пронзить безжалостной стрелой наглеца.

– Сегодняшнее собрание на центральной улице города… – продолжал глашатай заранее подготовленную речь.

Первыми на помосте появились инквизиторы. На сцену ложились вязанки дров и хвороста, тут же формируясь в кучку для костра. Сюда же доставлялись каменные блоки для ограждения будущего пепелища. Народ с нетерпением ждал, пропуская кусками предложения речи глашатая. Все осматривались по сторонам, нетерпеливо маясь ожиданием. В толпе пошел шепот: «Казнь».

Глашатай сделал паузу, заставляя людей притихнуть. Он неторопливо свернул свиток с речью и, выведя народ на нужную кондицию, заорал.

– Славный народ Эвереста! Встречайте своего короля!

Толпа охнула, и единый выдох подхватили звуки фанфар, вновь ожившего оркестра. И стар и млад – весь народ хлопал стоя на ногах. В воздух взметнулись шапки, когда на площадь потянулись офицеры королевской охраны. Капитан, перекинувшись фразами с главой городских сил, разместился на сцене, окинув взглядом толпу. По его сигналу сцену окружили офицеры. К площади вел живой коридор, окрашенный блеском металла доспех и оружия. На стальных кирасах офицеров королевского полка играли солнечные зайчики. Капитан городской стражи подал оркестру сигнал, и музыка оборвалась так же неожиданно, как и заиграла. Народ опустился на колено. Кто-то, нарушая принятый обычай, искоса посматривал на королевскую аллею, откуда должен был появиться владыка.

Над площадью зависла тишина…

Цок-цок-цок-цок. Стук копыт эхом разнесся по главной площади. С секунду все прислушивались. Взгляды людей вопреки обычаям впились в аллею и когда на вымощенной искусно обработанным камнем полоске земли появились три великолепных жеребца…

– Ур-а-а-а-а-а! – взревел народ.

Толпа приветствовала повелителя. Многие из присутствующих видели владыку впервые и поэтому с трудом сдерживали свое волнение. Некоторые люди в толпе рабочих и бедняков, пустились в пляс. Юноши, засунув пальцы в рот, оглушительно свистели, за что впрочем, сразу получали крепкого тумака от стражи. Люди, расположившиеся под навесами, сдержанно хлопали, дабы соответствовать своему положению в общественных кругах.

Король ехал на черном породистом скакуне. Могучие плечи укрывала шелковистая мантия, расшитая золотом, свисавшая до самой земли. Мантия была также черной – символ скорби и траура. Голову поверх шлема украшала корона, покрытая драгоценными камнями. По левое плечо владыки на отличном скакуне скакал герцог – брат короля, также облаченный в черную траурную мантию, но с пурпурной полосой через плечо. Третьим наездником на шикарном белом жеребце был военный советник императора – Толен, чье суровое лицо, изрезанное шрамами украшали живые глаза. Но сегодня взгляд Толена был потуплен, глаза полные грусти смотрели вниз…. Возможно эмоции на лицах его спутников скрывали шлемы с опущенными забралами, но таков закон. Народ не должен видеть лицо своего владыки. Все трое были одеты в великолепные мифрильные доспехи работы лучших гномьих мастеров.

Под бурные овации толпы, троица пришпорила коней. Пара молодцев из королевской стражи, подскочив, тут же отвели животных в сторону. Король с братом последовали на сцену, а Толен взобрался на помост, проводив взглядом владык. Сзади, с обратной стороны сцены на помост поднялись двенадцать человек, обступив трон императора. Из двенадцати вперед вышел старец. Он был одет в наряд, напоминающий монашескую рясу. Взгляд уверенный и гордый смотрел вперед, будто бы охватывая всех и каждого из собравшихся на площади. Старец поднял руку, прося толпу успокоиться. Народ замер. По площади прошелся шепот:

«Будет говорить совет».

Дождавшись тишины, старик опустил руку.

– В первую очередь я от лица «Совета двенадцати» хочу выразить признание нашему повелителю королю Халифу Второму и его августейшему высочеству герцогу Туреку, – по традиции старец поклонился королю, а затем герцогу.

Народ в ответ взревел овациями, но старец поднял руку вверх, прося внимания, и когда над площадью вновь повисла тишина, он продолжил.

– Уважаемые жители великого королевства Эверест, я как председатель «Совета двенадцати», как глава нашей любимой церкви и член совета белых магов, решился взять на себя ответственность и сообщить вам страшную весть, – старик благоговейно прикоснулся ко лбу указательным пальцем. – Королевского отпрыска пометили, – выдохнул он.

По площади пронесся вздох ужаса…

… Красно-синее, неистово бушующее пламя щекотало язычками воздух. Дым огромными черными клубами струился вверх. Впереди предстоял жуткий детоубийственный ритуал. Навзрыд рыдали женщины, угрюмо украдкой вытирали слезы мужчины, а языки пламени лизали воздух. Герцог слышал смех из-под забрала короля. На его лице, скрытом шлемом сияла улыбка.

***

– Вот так вот все и было, – Фарел развел руками, закончив рассказ.

Хелс задумчиво разглядывал пузырьки пива, покачивая головой.

– Ничего не скажешь, – сдавленно прошептал он.

Фарел тяжело дышал и краем глаза посматривал за спину друга, на затянутое шторой окно.

– Очень интересно.

– Что? Хелс, я не понимаю, что происходит! – голос толстяка дрожал.

Хелс одним махом осушил остатки пива и отставил стакан в сторону, протяжно отрыгнул.

– Знаешь, друг, наверное, ты прав, стоит предостеречься, – Хелс поднялся из-за стола и подошел к висящей на стене картине. На холсте синей краской умелой рукой мастера был изображен океан и в нем могучий, поглощенный бушующей стихией кораблик. Хелс отодвинул картину, обнажив встроенный в стену сейф. – Кто предупрежден, тот вооружен, у нас ведь так заведено?

Из сейфа появился пузырек. Он осторожно раскупорил пробирку.

– Смотри.

Хелс извлек из своей шляпы перо и немедля опустил его в пузырек с жидкостью. Что-то зашипело, и через секунду Хелс достал перо обратно. Фарел присвистнул. Перо, точнее та его половина, что побывала в пробирке, осыпалась прахом в руках Хелса. Он разжал руку и сдул с ладони пепел.

– С такой штукой ходят на драконов, старик, – сказал он. – А если это действительно они…. – Хелс сделал паузу, улыбнувшись, – то им придется несладко.

***

«Фарел-Фарел-Фарел».

Рокочущий голос заставил комиссара проснуться.