Поправив деловой костюм, толстяк скользнул взглядом по часам. Надо заметить часам дорогим, тех, где корпус был выполнен из чистого золота, а стрелки, как поговаривали, делали из метеорита, что требовало особой точности и мастерства при изготовлении. Естественно, что всякий раз, когда его спрашивали о происхождении наручных часов, мужчина предпочитал отмалчиваться, но всем было понятно без слов, что часы на руках толстяка вышли из самой настоящей гномьей мастерской.

– Вот и еще один день долой, а как вас осталось мало, – запричитал он и вздохнул полной грудью.

Ловким движением руки старик зажег огниво, запыхтел трубкой и с наслаждением втянул ароматный дымок, тут же протяжно закашлявшись. Свободная рука нащупала на столе кружку успевшего остыть чая. Старик отпил, отрыгнул и довольно причмокнул. Сложный денек выдался, ничего не скажешь, давненько таких дней не выпадало. Давненько-давнеханько, как говорил его покойный отец. Заявлений непочатый край, а мест нема. Тут тебе и взятку пытаются совать, дабы сорванца какого получше пристроить. А ты что? Ты то и ничего – мест фигушки. Остается воротить нос и разводить руками. Мол денег ваших мне не надо, мы как никак организация серьезная, государственная, да, не ахти какая, а с собственной печатью для заверения, в префектуре полученной. Он присвистнул от собственной важности. Впрочем, работа была, есть и будет, хотя прием детишек был закончен еще вчера. Он самодовольно фыркнул. Будет перебор, но всем все равно не угодишь. Так что, остальным придется подождать до следующего года. Не зря весь сегодняшний день он полностью посвятил всяческим рабочим моментам, проработав с полсотни отказов, транзитов и переводов.

– А там еще целая кипа таких бумаг, – он натужно застонал, жалея самого себя.

Ужасно не хотелось работать, а времени до пяти осталось совсем чуть-чуть. Каких-то пятнадцать минут. Конечно с хвостиком, но совсем с небольшим… В конце концов двадцать три минуты не полчаса. Старик устало отмахнулся. Руки потянулись к бумагам, и вся куча оказалась в ящике стола с короткой надписью «Работа». Где-то не хватало печати, где-то подписи, а где-то и полновесного мотивированного объяснения в письменной форме о причине отказа, заверенной той самой печатью, которой так гордился старик.

– Надо бы не забыть про Хопса и Энорье, – вдруг припомнив, сказал он вслух.

      Старик отложил два дела в сторону и вытащил из кармана ручку.

– Хопса мы поместим… – он задумался. – На флот, а Энорье пойдет…

Старик посмотрел на лист, где в аккуратно очерченной рамочке хранились названия учебных заведений.

– У механиков перебор, в Дрогне своих хватает. Ага, вот. – Указательный палец остановился на разделе купцов и кузнецов. – Быть ему торговцем, чего нет то?

Старик подписал документы и поставил печать. Рука руку моет, как говориться, теперь перед мистером Акраном его душа чиста, а карман золотыми полон.

– Готово, – он начиная раздражаться просмотрел другие папки. – Это отказы, завтра разберусь, – буркнул он.

Беглым взглядом, прочесав пол, старик похлопал себя по карманам и собрался было подняться из-за стола, но во время спохватился, заметив, что не снял значок на груди. Он бережно отстегнул значок и положил его на стол. «Комиссар-распределитель» гласили буквы, красиво вышитые рукой мастера.

– Ну вот теперь точно все, – подытожил старик.

Он застегнул пуговицы кофты, боясь простудиться на прохладном осеннем ветерке и принялся насвистывать знакомую мелодию. Покончив с пуговицами, поправил значок – Комиссар-распределитель, хихикнул. В уголке покоилась ничем не приметная надпись «РДПС», нанесенная серебром. Пятьдесят лет работы в агентстве.

– Я это заслужил, – он бережно смахнул пыль с таблички.

Далекие тридцатые, работа на побегушках долгие годы. Затем повышение до должности комиссара, успешная карьера и плодотворная работа. А теперь.

– Теперь я владелец этой компании, – прошептал старик и даже хлопнул в ладоши, не сдержавшись. Он одернул воротник. – Любое дело надо делать и за любое браться.

Тетс был стар… болезнь, смерть. Чего только не бывает? Мистер сделал многое для РДПС. Старик пожал плечами и нагнулся за чемоданом, удивляясь, почему вдруг мысли о старике Тетсе полезли ему в голову. признаться последнее время ему все чаще в голову лезла всякая чепуха, о которой не стоило вспоминать.

«На все есть воля свыше, просто так ничего не…».

Внезапно он осекся и медленно выпрямился. В груди засело странное чувство, которое скорее можно было назвать отвратительным. Он почувствовал чужое присутствие и уставился в дверной проем. Старик не ошибся, потому что в дверях действительно стоял человек.

– Здравствуйте, господин Фарел, – поприветствовал его гость.

Фарел вздрогнул и стиснул зубы, чуть было не прикусив язык. Голос…

– Стучаться надо, засранец, – прошипел он сквозь зубы так чтобы мужчина стоявший в проходе его не услышал.

Понадобилось время, чтобы старик пришел в себя. Признаться честно, незнакомец своим неожиданным появлением несколько напугал старого Фарела, крайне негативно относящегося к подобного рода сюрпризам. То ли дело молодые годы, когда ты с грудью на голо мчишься вперед…

– Мы закрыты, – слова получились несколько вялыми.

Незнакомец был окутан в черный плащ, местами затертый до дыр. Лицо пряталось за капюшоном. Он был сутул и возможно, поэтому казался маленьким, ростом чуть ли не с самого комиссара. Фарел уловил странный едкий запах со слащавым привкусом и поморщился.

– Я сказал, мы закрыты, – повторил он с раздражением, наконец взяв себя в руки. – Зайдете завтра.

Незваный гость, похоже, не собирался уходить. На секунду показалось, что под черным капюшоном скользнула улыбка, что вызвало беспокойство Фарела, который был убежден, что не видит лица незнакомца. Комиссар уже было решил, что почудилось, так нет – невидимое лицо расплылось в улыбке, и Фарел невольно отступил, сделав шаг назад.

– Мы работаем с восьми, – старик с трудом отвел от незнакомца взгляд. – Мы будем рады вам завтра! – ударение пришлось на последнее слово, и Фарел, стряхнув пепел в пепельницу, спрятал трубку в карман, всем видом показывая, что собирается уходить. Но гость застыл в проеме – неподвижный, маленький, сутулый и крайне неприятный человек.

Фарел приподнял бровь, с любопытством окинув взглядом незнакомца, затем взял чемоданы и всем своим видом обозначил, что собирается уходить.

– Давайте, давайте, прием закончен, не знаю кто вы, организация ли, физическое лицо, но мой рабочий день подошел к концу, – он жестом указал гостю на дверь.

Но мужчина не собирался уходить. Казалось, невидимые глаза следили за каждым движением старика. Позже, Фарел был готов поручиться, что незнакомец в этот момент смеялся над ним склизким беззвучным смехом. Фарел поерзал на стуле, чувствуя как вспотела спина и как неприятно прилипла к коже рубашка. Может быть этот человек был пьян, раз позволял себе такое? Фарел почувствовал, что начинает вскипать и даже бросил взгляд на нижний ящичек стола, где был припрятан арбалет, но вовремя одернул себя. В голову порой лезли самые дурацки мысли. Будь старик немного моложе своих семидесяти двух, будь ему сейчас на вскидку двадцать, и у этого наглеца давно торчал бы болт размером со спелую сливу между бровей, но благо опыт прожитых дней немного поумерил пыл Фарела. А цена нашего опыта как известно ошибки. Следовало повременить.

– Вам что-то не ясно? –искренне возмутился толстяк. – Мы закрыты. За-кры-ты, – повторил он теперь уже по слогам для пущей убедительности, едва справляясь с раздражением.

Он поднялся, поправил одежду и похлопал себя по карманам, проверяя не забыл ли чего на столе. На самом деле Фарел тянул время, как ему казалось не без основания пологая, что у незнакомца наконец взыграет здравый смысл и он уберется восвояси. Ожидание затянулось и старик направился к двери, ведущей на лестницу. В голове неожиданно заиграл куплет песенки «Старый гоблин» и он нарочито непринужденно принялся насвистывать знакомую мелодию. Но гость будто врос в пол. Тогда Фарел, остановившись в нескольких футах от него, присвистнул и разгладил кофту, чувствуя как вспотели ладони от волнения.