«Фарел-Фарел-Фарел».

Фарелу казалось, что голос доносился снаружи.

Рука толстяка скользнула по кровати, нащупывая арбалет. Голос звучал постепенно стихая. Фарел прислушался. Тик-тик-тик-тик – на стене стучали часы. Начало третьего – стрелки остановились. За окном светила луна, слышался шелест листьев.

«Фарел-Фарел-Фарел».

Старик всматривался сонными глазами в комнату. Голос приближался и теперь уже доносился из-за входной двери. Фарел поднял арбалет. Наконечник стрелы сплава твердого адамантина был смазан вязкой, вонючей жидкостью, смесью того самого раствора, что дал ему Хелс.

– Кто там? – грубо спросил он.

Никто не ответил. Исчез и голос. С минуту Фарел вслушивался в тишину, тщетно стараясь услышать любой шорох.

– Кто там? – повторил он.

Молчание. Фарел осторожно поднялся с кровати, выдвинул перед собой арбалет и двинулся к двери. Пол предательски скрипел, заставляя сердце Фарела биться чаще. Он остановился напротив входа и облокотился о шифоньер.

– Кто там? – прошипел комиссар сквозь зубы.

В горле пересохло, страстно хотелось курить. Фарел вспомнил, что забыл купить табак. Он несколько раз повторил вопрос, однако за дверью повисла тишина. Постояв с минуту, Фарел двинулся к дверному проему.

Что…

Нет показалось.

«Не может быть никакого запаха», – подумал, успокаивая сам себя Фарел.

Неохотно опустив арбалет, он примкнул к глазку на двери и от удивления чуть было не выронил арбалет из рук. На пороге стояла женщина из дома напротив.

– Это вы, миссис Дорати? – спросил толстяк взволнованно.

Дама молчала.

«Может, случилось что?», – закралась шальная мысль.

Старик, не отрывая от глазка взгляд, нащупал замок. Дважды провернутый в замке ключ оставил дверь на цепочке толщиной в палец. Такую не сорвешь просто так, вот только сейчас цепочка казалось хлипкой и ненадежной.

Дверь скрипнула, натянулась цепочка.

– Негоже женщи… – шутка, которую хотел отпустить Фарел, застряла в горле, и он захлопнул дверь, навалившись на нее спиной. К груди подкатила тошнота, липкий противный комок перекрыл горло. Неестественно вытаращив глаза, Фарел зажал нос рукой – запах серы, снаружи исходил этот мерзкий запах вперемешку с еще каким-то незнакомым запахом жутко напоминающим раздавленные гнилые помидоры.

– Мистер Фарел, это ваша соседка, – сказали из-за двери. – Мне нужна ваша помощь.

«Это другой голос», – холодно подумал Фарел.

Женщина говорила другим голосом, который не принадлежал старухи из дома напротив. Уж кто-кто, а Фарел, который несколько раз заглядывал в гости к Элис Дорати, когда она еще была мисс и ходила в девках, хорошо знал ее голос и не мог ошибиться! По спине скатились первые капли холодного пота. Пижама взмокла и неприятно прилипла к коже.

– Фарел, вы там?

Старик замер, затаив дыхание. Рука, нащупав замок, закрыла дверь.

– Фарел? – за дверью что-то чмокнуло, захлюпало. – Откройте немедленно дверь, подлец!

– Зайдите позже, миссис Дорати, – толстяк услышал где-то вдалеке свой голос, ответ которому было молчание.

Он на цыпочках отошел от двери и пятился до тех пор, пока не уткнулся на камин, еще теплый, не успевший остыть со вчерашнего вечера. С трудом преодолевая маячившую грань истерики, старик вытянул арбалет перед собой. Конец стрелы, пропитанный черной жидкостью, из-за волнения очерчивал на двери неровные окружности.

«Убирайся, убирайся…», – пронеслось в голове.

Из-за двери донесся удаляющийся шум. Он прислушался. Ушла? Или нет? Фарел опустил арбалет и подкрался к двери, собираясь посмотреть в глазок. Ноги не слушались, превратившись в ватные, во рту осел неприятный привкус тухлых помидоров, над левым глазом возник нервный тик. Он приблизился к двери, но не успел старик прильнуть к глазку, как дверное полотно сотряс сильный точечный удар. Фарел, перепугавшись до смерти, застыл на месте. Дверное полотно треснуло и затрещало, а с потолка и стен посыпалась штукатурка. Удар повторился и Фарел не в силах сдержать охвативший его ужас заверещал.

– Вон! Убирайся вон! – кричал он так громко, если бы от крика зависела его жизнь.

Следующий удар смел замок. Дверь повисла на одной цепочке…

… На душе стало паршиво. Невероятно высоко забравшаяся луна слепила глаза. Хелс лежал, озираясь по сторонам. Что-то посереди ночи заставило его проснуться. Старое, до боли знакомое чувство. Чувство чужого взгляда. Ни страшно, ни интересно… чувство казалось выжидающим.

«Неужто все начинается с начала», – подумал он, оглядываясь.

Стены с полками, угрюмый книжный шкаф, стол и кресла…. Нет, он был не один в комнате, он знал это. Тиканье часов из соседней комнаты пугало тишину. На улице посвистывал ветер.

«Неужели я забыл закрыть окно?».

Хелс прокрутил в голове события вечера, но, не вспомнив, лениво сбросил одеяло. Чувство усилилось. Хелс нащупал ногами тапочки, поднялся с кровати и побрел к окну.

– Джейк, у твоего старика мания преследования, – сказал он своему псу, лежащему у ножки кровати. Пес, услышав свое имя, поднял морду и навострил уши. – Или старческий маразм.

Хелс плотно закрыл окно и повернул ручку, кутаясь в пижаму от свежего сквозняка.

– Джейк, твой хозяин не помнит, закрывал ли он окно на ночь. – Хелс погладил собаку. – Или Ты открыл, а, Джейк, старина? – пес забил кончиком хвоста о пол.

Хелс вздохнул и хотел, было прилечь обратно на кровать, чтобы как следует выспаться перед завтрашним днем и оставить позади все мысли так настойчиво лезущие в голову, как заметил на тумбочке рядом с кроватью какую-то записку. Он сдвинул брови и поднял ее, тут же развернув. Руки Хелса задрожали. На белой как снег бумаге чьей-то рукой кровью были написаны следующие строки.

«Сквозь туман и сквозь печали,

Оставьте дома боль и страх,

Явитесь вы, мечтая,

О жизни, а не о грехах.

Когда часы покажут восемь,

А на кукушке будет семь,

Должны собраться вы и тихо,

Явиться в общий мавзолей.

Все лишнее оставьте дома,

А то спугнете лишь себя,

А если нет, задумайтесь,

И вспомнив, тихо скажите про себя,

Когда берем мы в долг, то надо помнить,

Что есть только один исход,

Отдать или смыть долг кровью,

А время ждет, время идет».

… Цепочка на двери стонала. Фарел поднял арбалет и нерешительно прицелился.

– Я не буду повторять. Еще один удар и я спущу курок, – прокричал он. – Прострелю голову.

Цепочка почти слетела. Медлить было нельзя. Подскочив к двери, Фарел всем весом навалился на дерево и выставил босые ноги, согнутые в коленях вперед. Глубоко дыша, он нащупал щеколду для цепочки и отстегнул ее, убрав тот последний барьер, что разделял его и то, что находилось снаружи. Цепочка со звоном упала на пол.

Дождавшись очередного удара, он отскочил в сторону, открывая за собой дверь. Спина ударилась о стену, а ручка угодила в пах. Фарел скривился. Что-то заползало в дом. Фарел слышал противные чавкающие звуки. Старик замер и затаил дыхание. Чавкающие звуки удалялись вглубь дома, ближе к спальне. Фарел посмотрел в скважину, где когда-то висел замок. Ничего не было видно. Стараясь не шуметь, опершись о стену спиной, Фарел как кошка бесшумно двинулся к спальне. Штукатурка больно обдирала спину. Дорогой ковер как губка пропитался кровью, шлейфом идущей от двери. С того места, где стоял старик, виднелся лишь кусок комнаты и половина кровати.

Никого.

Глубоко вздохнув, пытаясь успокоиться, Фарел двинулся дальше. Ступни на босых ногах окрасились кровью. Неприятная холодная, чужая, она просачивалась между пальцами и стекала обратно на ковер, но Фарел не замечал этого. Палец правой руки побелел от напряжения, зажимая спусковой крючок. По лбу катились крупные капли пота. Приклад арбалета уперся в плечо. Его глаза уплыли в пустоту, в душе вскипала ярость.

– Миссис Дорати, – прошипел он.