Свечи уже догорели, скоро погаснут и лампы – темнота накроет усталый, сгорбленный замок. Следствие погружается в сон; занимается раннее утро.

Йакиак робко берет из шкатулки пару алмазов.

– Мало, дружище! Не стесняйся, бери больше! Ты заслужил. – Дункан протягивает смущенному Йакиаку целую горсть сапфиров и бриллиантов, призывно переливающихся в лучах тусклого, дрожащего света. – Я верю: мы на верном пути. Преступник будет разоблачен и наказан – этого требуют закон и справедливость.

А теперь – ступай! И не забудь свои вещи, не то кто-нибудь их непременно присвоит. Шинель, меч, бриллианты – прячь скорее: воров в Следствии предостаточно. Больше, чем на улицах Города… К тому же у нас воруют по-крупному! – Дункан саркастически усмехается. – Хотя… Дружище, постой! Один, последний вопрос: нет ли новостей среди служащих? Может быть, слухов, сплетен, каких пересудов? Нужно быть в курсе того, чем живут подчиненные…

Йакиак, остановившись на полпути к двери и замерев в почтительном поклоне, обескураженно опускает глаза к полу.

– Ваше Благородие, к сожалению, сейчас не припомню… Простите-с. Я ведь ни с кем не общаюсь – все меня чураются и избегают. Знаю только, что пару десятилетий назад в Следствии появилась новая, умопомрачительно красивая девушка. Недавно поступила на службу. Зовут, вроде, Иненна… Или Инанна… А может, Ишанна, Иштари. Говорят, работает «на полях» – на голой земле, так сказать: криминалистика, следственные эксперименты, составление протоколов. Внешне просто неотразима! В общем, рекомендую познакомиться. А больше, господин Дункан, у меня никаких сведений нет… Все остальное неизменно много столетий.

Начальник следствия понимающе улыбается.

– Дорогой друг, спасибо! Благодаря тебе я сохраняю связь с окружающим миром, хотя он меня, признаться, все меньше волнует. Сижу тут, как в заточении… – Глубоко вздохнув, он поднимается с кресла. – Что ж, на том и закончим. Иди, Йакиак! Иди и неси мое слово – слово о несравненных успехах Великого следствия – по городам и весям бескрайнего мира. Пусть все услышат, что преступление будет раскрыто. Обязательно, всенепременно! Никто не должен знать, что дела наши плохи.

Дункан обнимает Йакиака за плечи, жмет его маленькую, тонкую руку и, подойдя к двери, задумчиво смотрит, как Малыш растворяется в сумраке тускло освещенных залов Великого следствия.

Одиночество подступает со всех сторон; шепот огня в пыльных керосиновых лампах не нарушает тишины и покоя. Под столом припрятана бутылочка виски – сейчас она как нельзя кстати. Пальцы, похоже, согрелись – теперь пора согреть озябшую душу.

Семисоттридцатитрехлетняя выдержка… Сомелье наверняка оценили бы вкус, купаж и аромат этого пойла… Идиоты! Разве есть разница, чем именно напиваться? Главное – опьянение, результат, эйфория. Помутнение ищущего отдохновение разума.

Гурманы, ценители, дегустаторы – как бы все они сейчас взбеленились, увидев, что я смешиваю этот виски с дешевым, приторно сладким ликером… Конечно, ведь они так ценят изящество, аристократизм, утонченность… Принадлежность к высшим слоям общества – вот главное в жизни неудачника и скомороха! А хотите знать мое мнение? Время аристократии прошло – а значит, пора раз и навсегда выбросить ее на свалку истории. Пусть гниет там, разлагаясь под клювами грифов.

Вкус у виски, конечно, отвратный… Впрочем, эффект есть – я чувствую себя лучше: тепло растекается по телу, мысли перестают путаться в голове.

А теперь – самое время подумать. Итак, что мы имеем? У каждого преступления должен быть мотив – это бесспорно и несомненно, как ничто в нашем мире. Кроме того, необходимо наличие связи между убийцей и жертвой – связи прочной, недвусмысленной и очевидной, если, конечно, речь идет не о серийном маньяке. Однако откуда ж в нашем Городе взяться маньяку? Здесь их по определению быть не может; они обитают ниже, куда ниже, где-то под нами – в каких-нибудь подземельях, куда доступа у нас, к счастью, нет никакого. Да и сексуального подтекста в преступлении я не усматриваю…

Мотива нет ни у одного из подозреваемых – ни у больного, ни у его доктора. Но еще хуже отсутствие видимой связи между подозреваемыми и жертвой. Вроде есть некий намек на сговор Настоата с Энлиллем, но, судя по всему, он произошел уже после совершения преступления. Спасибо доблестному Йакиаку – свел двух подозреваемых вместе… Хотя я и сам идиот – позволил доктору навестить пациента до официального допроса и снятия показаний. Но кто ж знал, что Энлилль может иметь отношение к делу? Короче, мы все облажались… Вот так и работает Великое следствие!

А теперь главный вопрос: что делать дальше? Закрывать Настоата? Не уверен, что он и есть наш убийца… Сомневаюсь… С другой стороны, он ловко провел Йакиака – значит, манипулировать может. Тогда что мешает предположить, что и я сам стал жертвой манипуляции? Настоат хитер, очень хитер – плохо, что я понял это так поздно… Но опять же: манипулятор – не значит убийца! Сколько подводных камней, рифов и акул в этом деле. Еще и собака… А поначалу ведь думал, что все будет так просто! Как сильно я ошибался…

Странные мысли лезут мне в голову. Я – человек, и, словно в пещере, заперт в клетке собственной субъективности, вырваться из которой мне не под силу. Взглянуть бы на себя сверху, с точки зрения вечности; абстрагироваться от идей, навязанных окружением, от всего внешнего, наносного – и, я уверен, дело было б раскрыто! Но я замурован внутри маленького, душного мирка, опутан навязанными мне представлениями, которые по ошибке полагаю своими. Это наш крест; все мы такие – неполные, неполноценные, слишком зависимые от обстоятельств. Слишком подверженные влиянию прочих. Это и есть первородный грех человека…

Кажется, я заблудился, заплутал в мыслях – надо подлить еще виски! Вот, теперь лучше. Идем дальше! Теоретически из трех жертв – двух мертвых и одного полуживого – каждый может оказаться убийцей. Возможно, Настоат обезвредил преступника; более вероятно, что он и был тем самым преступником. А может, замешан кто-то четвертый – например, доктор… или собака, как говорит Йакиак. Но это уж совсем ни в какие ворота!

И вообще – в этом деле нет ничего: ни мотива, ни орудия, ни даже тела еще одной жертвы. Куда оно подевалось? Неужто и правда разорвано на кусочки? Да и Настоат еще путается в показаниях – одни нестыковки! Что это: амнезия, волнение, незнание всех обстоятельств? Или, напротив, гениальный способ обмана – мол, посмотрите-ка, господин Дункан, подумайте сами: разве могу я столь бездарно и безрассудно путаться в фактах? Ведь я слишком умен, чтобы допустить такую оплошность. А значит – я невиновен!

Да, может, и так – но, пожалуй, я слишком все усложняю. Наверное, начинаю пьянеть – в голову лезут всякие мысли…

Тьфу, ну и виски! Вкус, как у помоев… Осталось еще два-три бокала – непременно надо допить (точно, на подсознательном уровне знаю: надо)! Лучше бы я вином напивался… В подвалах дворца хранится пара бутылок, да и кладовщица там – просто конфетка… Обязательно наведаюсь завтра!

Но все это после, а сейчас – дело! Есть у меня мысль – насчет орудия преступления. Если задуматься, всем трем жертвам были нанесены совершенно разные повреждения. Настоат получил черепно-мозговую травму от удара тяжелым предметом. Почти не сомневаюсь, что это был камень – какой-нибудь булыжник или кусок облицовки. Орудие пролетариата… Хотя сейчас уже ничего не докажешь – потоки воды наверняка смыли все следы крови.

Что касается девушки… Эээх, последний стаканчик! Трудно идет… Да, относительно девушки… У нее две колото-резаных раны; нанесены, наверное, тесаком. Или крупным ножом. Точно не шпагой! Может быть, мечом или алебардой… Короче, тут более или менее ясно.

А вот третий мужик – с ним беда… Если прав Йакиак, и его действительно растерзали, то уж точно не ножом и не камнем. И что же тогда получается? Три разных орудия преступления. О чем это говорит? Ну, ну, думай – ответ совсем рядом! Он очевиден… Точно! Точно… Это значит – как минимум двое убийц. Банда? Не похоже… Но как же тогда? А черт его знает!