– Так-так, и что же? Заинтриговал!
– Подождите секунду, господин Клаваретт! Прежде чем перейти к следующей части – позвольте уладить еще один вопрос относительно жертвы. Сегодня у вас есть возможность осмотреть тело убитой, пока его не предали земле. Кто знает, вдруг это что-нибудь даст? «Вчера было рано, завтра будет поздно» – планируется погребение тела.
Начальник следствия морщится.
– Йакиак, это, наверное, ужасное зрелище! Скажи, а ты лично осматривал тело?
– Ваше благородие, никак нет… Этого и не требовалось – протокол составлен лучшим патологоанатомом и криминалистом Ландграфства – Ганнибалом Бокассой. У меня нет ни единого сомнения в его компетентности! И тем не менее – я настоятельно рекомендовал бы вам посетить морг: как член властной Триады, вы зрите дальше, острее и глубже всех нас… Быть может, мы что-нибудь упустили.
Дункан вздыхает. На мгновение прикрывает глаза. Нерешительность склизкой змеей вползает ему в сердце.
Надо, надо осмотреть тело! Чувствую, это необходимо… Но одна мысль о смердящем, гнилом трупе заставляет меня содрогаться… Что со мной стало? Было столько военных кампаний – я видел сотни оторванных рук, ног, голов; видел людей, пробитых ядрами и затоптанных лошадями; видел несчастных, молящих об избавлении, и счастливых, обретших, наконец, успокоение перед смертью. Горы, целые горы трупов, припорошенных первым снегом…
Тогда эти ужасы меня не пугали… Да, противно; да, мерзко – но душа моя была к такому готова. Война – что тут поделать? Принимал все как данность. А столь сильного отвращения, я бы даже сказал животного страха, как при мысли об осмотре тела убитой, я отродясь не припомню.
Но не идти в морг нельзя – могу упустить что-нибудь важное… В конце концов, это мои прямые служебные обязанности, упомянутые в Инструкции Начальника следствия. Впрочем, сей аргумент, признаемся честно, для меня мало что значит. Инструкции, приказы, постановления пишутся идиотами и для идиотов – они нужны лишь тем, кто не способен мыслить самостоятельно; кто не может или не хочет брать ответственность на себя и, подобно собаке на привязи, отказывается прислушиваться к голосу разума.
Как неспокойно внутри! Интуиция говорит, что надо решаться…
Стоп! Есть идея! Поручу осмотр толпе моих тупых и бездарных помощников. Пусть эти крысы займутся наконец делом, а не слежкой за мной и сочинением кляуз. Пойдут все, кроме Йакиака, – негоже ему тереться с этим отребьем. Да и зрелище полуразложившегося трупа – не из приятных; поберегу Малыша для более чистой работы… Решено, так и поступим! Отлично!
– Йакиак, не беспокойся – я все организую. Сам пойти не могу, слишком много бумаг накопилось… Однако ничто не ускользнет от внимания Великого следствия! И да упокоится красавица с миром – завтра приступайте к захоронению.
Дункан задумчиво смотрит в одну точку. Руки, протянутые к керосиновой лампе, не хотят согреваться; от сквозняков давно нет спасенья. Холодная, промозглая осень держит Город в цепких объятиях; от нее не укрыться – ни внутри, ни снаружи. Наверное, так будет всегда.
Вздохнув, Начальник следствия продолжает:
– Ладно, что у нас дальше? Кажется, ты хотел рассказать о чем-то исключительно важном.
Радостная улыбка озаряет маленькое лицо Йакиака.
– Да, да, конечно… Я помню! Совершенно секретная информация – ради нее мы, собственно, и собрались. Итак? Готовы? Поверьте, это чудовищно!
– Ну, не томи! Говори скорее, дружище!
– Видите ли, ваше светлейшество, я имею честь сообщить, что все наши подозрения блистательно подтвердились!
– Какие подозрения?
Йакиак, пригладив несколько непокорных седых волосинок, окаймляющих блестящую лысину, проворно спрыгивает с кресла и, глядя Дункану прямо в глаза, загадочно и многозначительно шепчет:
– Подозрения насчет второй жертвы: она и правда была! – Малыш торопливо обегает стол и наклоняется к самому уху Начальника следствия. – На месте преступления мы обнаружили много, до безумия много крови… И бо́льшая ее часть, как вы знаете, не принадлежит ни жертве, ни Настоату. Группа крови не та – 33.22 по классификации Солмса. К сожалению, очень распространенная группа – например, у меня самого точно такая. И у половины моих родственников… Так что здесь копать дальше бессмысленно. Однако есть другая зацепка: группа 33.22 абсолютно не характерна для женщин! Получается, что второй убитый – мужчина; в этом практически не остается сомнений.
– Практически? Или не остается? Выражайся яснее!
– Кхм… Ваше превосходительство… Не остается! Криминалисты совершенно уверены, что второй жертвой был, несомненно, мужчина. Вероятность – 146 %!
А вообще, скажу честно, в этих медицинских классификациях сам черт ногу сломит… Я порой думаю: и зачем нам такое разнообразие групп крови? 616 подвидов! Неужто не хватило бы, например, четырех – ну и в придачу двух резус-факторов, а не восемнадцати, как сейчас? Эта странная, творческая идея природы – мне она непонятна. Многообразие, дивергенция, эволюция… К чему нам все это? Сколь проще жилось бы роду людскому, коль наше общество подобно было бы улью, или муравейнику, или, на худой конец, бактериальной колонии. Все одинаковы, единообразны и равны меж собой – а значит, устремлены к общей цели. Индивидуальность – синоним упадка, декаданса, порождение деструктивных тенденций.
Представьте, как воссияло бы наше Ландграфство, если бы каждый из нас – жителей, его населяющих, – в своей созидательной силе уподобился муравью, лишенному желаний и эгоистических устремлений! Говорят, древний философ Э́йдженто Смит некогда сетовал, что человечество – это вирус: плодясь и размножаясь, оно захватывает всё новые миры и пространства… Ах, какая несусветная чушь! Если бы оно было так! Но нет: человечество не есть вирус. Напротив, оно само поражено вирусом индивидуализма: оно разношерстно, разобщено, множественно, противоречиво – а потому слабо и ничтожно; и никогда – вы слышите, никогда! – не достигнет той степени совершенства, что простейший улей иль муравейник. Вирус как монолит и единство – вот священная цель и идеал социального строя, земля обетованная всего нашего рода. Вирус и есть наша мечта о сверхчеловеке…
– Хватит, Йакиак! Довольно! Давай обсудим это в свободное время – а сейчас вернемся к расследованию. Согласен?
Малыш смиренно кивает.
– Вот и прекрасно! Скажи, есть ли информация относительно обстоятельств смерти второй жертвы?
Йакиак улыбается.
– Ваше светлейшество, информация есть – и еще какая! Обстоятельства сии настолько ужасны, что попросту превосходят пределы человеческого разумения. Дело в том, что крови на месте преступления целое море – тогда как само тело куда-то исчезло. И где искать его – непонятно. Ни единой улики, ни даже догадки… И это тем более странно, что тело первой жертвы – девушки – было найдено именно там, где и произошло нападение. Получается, modus operandi[23] двух преступлений совершенно различен. Как такое возможно?
Поначалу я полагал, что вторая жертва могла пережить покушение – однако последние данные о критических объемах кровопотери напрочь исключают такую возможность. Но и это не самое страшное. Видите ли, проблема в характере повреждений… Девушка умерла от глубоких колото-резаных ран – это вы уже прочитали. У Настоата – тяжелая черепно-мозговая травма. А вот у мужчины – второй жертвы убийства – все совсем плохо: мы нашли разрозненные фрагменты кожи, мышц и даже – представьте себе! – костной ткани. Обилие как венозной, так и артериальной крови; следы зверской борьбы и – самое отвратительное – отпечатки ногтей на асфальте. Это… просто немыслимо. Такое ощущение, что его растерзали живьем или порвали на части – оттого и нет тела. То есть, вы понимаете, его физически нет оно разорвано на кусочки! Конечно, негоже так говорить, но на фоне этого ужаса смерть девушки и тем более мытарства Настоата выглядят возлежанием на розах, благодатной негой в кущах Итемского сада…
