Уставшие глаза вынудили отложить рукопись. За окном стемнело и заметно похолодало, я обратил на это внимание только сейчас. Налил себе кофе и, усевшись обратно в кресло, укрылся пледом. Стал обдумывать прочитанное… Кто он? Знаю ли я его? Нет ли какой ошибки? Пока ничего не ясно. К тому же про детство в столь раннем возрасте не то что мало говорят, едва ли вообще помнят. Разве только отрывками, да и то не разберёшь, реальность ли это или искажённые воспоминания давно чего-то неважного.
Подойдя с остывшим кофе к окну, я попытался вспомнить своё детство. Как ни старался – вспомнить нечего. Детство как детство – шорты, шлёпки, машинка на верёвке со сломанным колесом. Дома ждёт мама, вкусный обед и мягкая постель, заправленная заботливыми, тёплыми руками. Наверное, это всё, что могу вспомнить. И вообще, у меня принцип – жить здесь и сейчас. Чего ворошить прошлое? Плакать о себе? Жалеть о лучших временах? Винить кого-то? Жив-здоров. Дыши и радуйся.
Конечно, любопытно, как живут другие люди, интересно узнать об их страхах, слабостях и тайнах… Но записи незнакомого человека наводят тоску и печаль. Я стараюсь ограждать себя от подобного настроения, даже с друзьями не пойду пропустить по стаканчику, если кто-то из них не в духе. Не люблю это. Скорее бы уже отпуск…
Не уверен, захочу ли продолжать чтение. Хотя я немного заинтригован, к чему всё это…
Неделя выдалась паршивая. В пятничный вечер, по пути домой, попал в самый час пик. Как будто все решили уехать за город. Движение было таким суетливым и плотным, что в этом хаосе я не заметил мотоциклиста, крадущегося между машинами, который, как назло, притёрся именно ко мне. Как итог – две двери под покраску, а мотоциклисту хоть бы что. У него по бокам хромированные ограничители, которые едва поцарапались. Я был вне себя, услышав протяжный скрежет в салоне автомобиля. Мне захотелось выскочить и избить виновника. Еле сдержался. В век тотального наблюдения за всем и каждым любой неосторожный шаг может привести к большим проблемам. Пришлось некоторое время простоять на аварийке по центру дороги в ожидании дорожного комиссара.
Домой добрался на автопилоте поздно вечером. Единственное, что помогло вернуть меня в привычное состояние, так это горячая ванна, большой стакан виски со льдом и любимая музыка. По мере того, как алкоголь разбавлял мою кровь, тело незаметно расслабилось, а мысли сами собой начали вращаться вокруг воспоминаний о тетради, которую я не читал больше недели.
Вспомнив содержание последних страниц, я осознал, что моя проблема абсолютно мелочна по сравнению с тем, что происходило с тем мальчиком… Я посочувствовал ему. Хотелось чем-то помочь… Да что со мной? Вот поэтому не люблю такое настроение. Ощущаю себя слабым. Это не так! Это всё алкоголь. Да. Отыскав оправдание несвойственному мне поведению, я не поленился и взял рукопись. И продолжил чтение в компании вредных привычек. Благо, завтра выходной.
В детский сад я ходил всего год, перед школой, там и проходило знакомство с будущими одноклассниками. Знакомством назвать это было сложно. Я постоянно стеснялся, комплексовал по любому поводу. Если мне хотелось с кем-то дружить – сам я никогда не проявлял инициативы. Надеялся, что кто-то из детей подойдёт знакомиться, что бывало редко. Большинство из них были на своей волне, со своими потребностями и взглядами. Разделять чужие мнение и желания никто не собирался, если они шли вразрез с их интересами. Сейчас, если вспомнить, детский сад был скорее похож на зверинец, где почти всё подчинено животным инстинктам. Именно в этих местах дети приспосабливаются жить, а некоторые даже выживать. Я совсем не имею в виду учиться говорить, считать, писать… Нет, вовсе не это. Уже в дошкольном возрасте сильных и слабых видно сразу – кто и как будет жить, какими средствами будет добиваться той или иной цели. С первых дней понятно, кто лидер, а кто пресмыкается. Есть и другие… Я их называю одиночками. Не знаю почему, но эти одиночки редко когда с кем-то находят общий язык и никогда не создают своих компаний. Я относился к категории одиночек. Сильные теснят таких как мы, поддевают, выводят на конфликт. Одиночки уже в раннем возрасте никому не дают покоя. Видимо, тех, у кого развито стадное чувство, больше всего задевает, как человек может быть сам по себе. Если с лидером понятно, что он хочет, то вот от тихони не знаешь, чего ожидать. Страх – материя особая, сколько ни растягивай – не порвётся.
В детском саду у меня появилась своя некая картотека с личным делом на каждого. Так как родился я в небольшом провинциальном городке, где все друг друга знали, сбор информации вёлся непрерывно. Поначалу мне просто хотелось отомстить обидчикам в подходящий момент и припомнить все злодеяния. Позже это переросло в привычку. Запоминалось не только плохое, но и хорошее. Любые слухи о человеке, необдуманные поступки, неосторожные действия – всё откладывалось в мои ящики. Меня это нисколько не обременяло. Всё шло само собой, и мне это нравилось. Я решил, когда настанет время, буду иметь полное право судить виновника. Перед собой, конечно. Наверно, это ненормально. Возможно, мне нужна была помощь психолога или просто близкая беседа с родителями. События, произошедшие в моей семье, несомненно, лежали страхом на груди. Страх не был чем-то неодушевленным, скорее, живым и рос вместе со мной. Может быть, это он собирал информацию о других, чтобы в будущем оправдать нас перед содеянным…
Я часто болел… То грипп, то ангина, чаще с осложнениями. Приходилось ложиться в больницу. До десяти лет я был частым гостем подобных мест. Впечатления не самые лучшие. В стране, где протекал экономический кризис, никому не было дела до медицины. Несложно представить, какими методами лечат. И кормят ли? О добропорядочности врачей лучше не вспоминать. Я заметил, если сад или больница были отвратительными во всех смыслах, то они имели и соответствующий запах. Обычно это запах мочи, протухшего белья и, обязательно, хлорки. В будущем, если я чувствовал хоть малейший намёк на такой дух, – обходил такие места стороной, заведомо представляя, что там происходит…
Одна из болезней запомнилась мне больше всего. Точнее её странные последствия…
Произошло это в детском саду во время дневной прогулки. Все дети из моей группы разбежались по территории сада. Каждый занимался чем-то своим. Я как обычно старался держаться подальше от всех. Поглядывал за ограждение – хотел, чтобы меня поскорее забрали отсюда. Неожиданно подул порывистый ветер. Он был такой силы, что казалось, сломает не только деревья, но и снесёт всё на своём пути… кроме меня. Забор трясся так, будто кто-то пытался его вырвать. Я восхитился его мощью. Смотрел, надеясь, что он свернёт ограждающий меня забор и я смогу уйти домой. Вместо этого разразился гром, и дождь встал белой стеной. Я замер. От неожиданности и ощущения безграничной силы, проходящей через меня, я забыл, где нахожусь.
Когда дождь и ветер стихли, на территории уже никого не было. Первое, что пришло в голову – уйти, пока никто не видит. Стоило мне подумать об этом, прибежала воспитатель и увела меня в сад. На следующий день я заболел так, что пришлось лечь в больницу. Через две недели я вернулся, но уже другим. Я больше не боялся заборов и одиночества, мне словно кто-то дал понять – ты не один, и заборы не для тебя. Они не вечны. Не знаю, что именно повлияло на меня – болезнь или дождь.
В первый день в саду после болезни я сидел на ковре и возился с игрушками, подошли три пацана вместе с главным задирой группы и спросили меня:
