Мало кто знает, что у меня был родной брат младше на год. Ему было четыре. Именно было… То страшное событие отпечаталось чёрным цветом. Я хорошо помню тот сентябрьский день, сухой и тёплый. Если бы не пожелтевшая трава с опавшими листьями, осенним его не назовёшь.

Я не очень-то ладил с братом. Мы были совсем маленькими, но уже тогда все замечали, насколько мы разные. Решительности, в отличии от меня, брату было не занимать. Порой были случаи, когда он вступался за меня, понимая, что я не смогу дать отпор обидчику, даже если тот слабее меня.

В тот роковой день мама пошла к бабушке помочь по хозяйству, прихватив с собой и нас. Осень – время подводить итоги, пожинать плоды, чем взрослые и занялись, перебирая фрукты и овощи в погребе.

Что меня потом удивляло, так это то, что сама бабушка ушла куда-то по своим делам, явно не по самым важным. Наверное, это обычное дело – озадачить работой молодую дочь, имеющую двух маленьких детей. А то окружающие могут осудить. Мол, молодые должны помочь старикам в первую очередь, а дети всё равно что щенки, далеко не убегут, будут возиться рядом.

Мне с братом заняться было нечем, какое-то время мы играли вместе, потом незаметно разошлись в разные стороны, всё дальше и дальше… В итоге я оказался в песочнице у соседнего дома. Времени, по моим меркам, прошло прилично, пока с бешеными глазами не прибежала мать с вопросами – почему я ушёл так далеко без спроса и где брат? На первый вопрос я ещё что-то смог ответить невнятное, а на второй – где брат, ответить не мог. Заигравшись, сам не заметил его отсутствия. К тому времени, когда мы вернулись в бабушкин дом, брата нашли… после того, как он всплыл в ближайшем пожарном колодце, о котором все знали. Знали и то, что он глубокий даже для взрослого человека. Там и в помине не было забора или малейшей преграды. Размер невелик примерно два на два метра.

Когда его вытащили, я стоял в стороне и наблюдал за происходящим. Вокруг царила паника, мать кричала, как сумасшедшая, отец примчался на рабочей машине прямо к месту, сам чуть не разбился по дороге. Народ скапливался всё больше и больше… И я почему-то вспомнил, как недавно наткнулся на дворового кота. Моё внимание привлёк совсем не он, а стая чёрных птиц. Они кружили на одном месте, наводили суету и панику. Присмотревшись, я увидел виновника. Это был кот, в зубах он держал птенца. Хищник не был похож на домашнего питомца. Скорее, на маленького тигра, не оставляющего шанса добычи. Кот не пугался докучающих его птиц. Он прекрасно знал – ему ничего не грозит. Птицам оставалось лишь смотреть и громко кричать.

Я не понимал, от чего переполох. То ли от страха перед смертью себе подобных, то ли от потери своего дитя.

Соседи и сбежавшиеся прохожие, окружившие маму с братом, мало чем отличались от тех птиц. Разве что искажённые от случившегося лица людей наводили друг на друга ужас, как будто этим можно помочь.

Чем дольше я стоял там, тем сильнее ощущал, как отдаляюсь от этого мира. Всё показалось таким чужим… Вселенная сузилась до размеров маленькой комнаты. Солнце светило непривычно жёлтым светом, освещая наше горе. До этой трагедии я считал его добрым. Я представлял, как оно молча смотрело на умирающего человека, не скрывая своего лица. Оно, вероятно, радо этому. На одного меньше… не будет того, кто забирает его тепло. От этого мне казалось, что не хватает воздуха. Тяжелее всего было осознавать своё одиночество. Не потому что рядом не было брата, а от того, что про меня забыли. Все забыли, что я ещё жив. Если бы я потихоньку пошёл куда глаза глядят, думаю, никто бы этого не заметил. Что странно, так это фраза, которая чьим-то голосом прозвучала в моей голове – «ну вот… теперь одного из вас нет». Я опешил от услышанного и от голоса, который прозвучал из ниоткуда. Уже тогда я понял смысл этих слов – «имей в виду, ты следующий».

Прошло много лет. Горе того времени окостенело бесчувственной болью. Только холодная гранитная плита с нестареющим лицом напоминает о прошлом.

Ещё сложнее было время после похорон брата.

Нескончаемые слёзы и крики мамы, граничащие с безумием. Ощущение холода не покидало меня ни на минуту. В перерывах между стонами тишина обретала невидимую плоть, терзая оставшихся в живых. Порой я не знал, что лучше – тишина или слёзы. По обычаю, все зеркала и телевизор накрыли тканью, видимо, чтобы умерший не заглянул с той стороны. Мне же это виделось вдвойне устрашающим, словно всеми имеющимися тряпками хотят задобрить смерть в доме, где зеркала открыли двери в загробную жизнь. Вокруг царило подчинение тёмному миру, ему поклонялись, показывая свою слабость и беспомощность. Лишь я, маленький человек, в меру своего возраста не хотел подчиняться этой женщине без лица, тем самым обрекая себя на одинокое страдание.

Я отвергал её своим существованием. Что-то внутри меня сопротивлялось ей. Не осознавая, я чувствовал себя маленьким рыцарем без оружия, без доспехов, карт и соратников. Я один… и это было страшнее, чем сама смерть.

Много необъяснимого происходило в нашем доме. Отмечу лишь самые важное на мой взгляд.

Когда папа и мама начали приходить в себя, они стали заниматься гаданием. Не знаю, что они искали, но параллельно с этим меня начали спрашивать, не я ли толкнул брата в колодец. Первый раз, когда я это услышал, мне стало страшно. От растерянности я даже не нашёлся, что ответить. Вероятно, моё молчание лишь усилило их подозрения. Я осознал – мне не доверяют самые родные люди, мои папа и мама. Я даже стал думать, не жалеют ли родители, что именно я остался в живых… Ведь я в самом деле никого не толкал и не сделал бы ничего такого, что могло подвергнуть опасности жизнь не только брата, но и любого другого человека. В чём моя вина?! Категоричный ответ – нет. Я этого не делал. Казалось, родителей такой ответ не устраивал. Возможно, я глубоко заблуждаюсь в этом… может, и так. Хотелось в это верить. Я пишу, как чувствовал… и только.

С тех самых пор я, и без того робкий и застенчивый ребёнок, стал бояться темноты. Не мог спать с закрытыми дверями, с занавешенными наглухо окнами. Засыпал, уткнувшись лицом в подушку, ещё и одеялом накроюсь с головой. Мама переживала, как бы я не задохнулся. С наступлением ночи мне казалось, стоит только всем заснуть, как за мной придут из тьмы и сделают что-то невообразимое. Я боялся и, скорее, чувствовал, как смерть расправится со мной как с неверным, пока все спят. Я был слаб, но сдаваться не собирался.

Мама стала замечать мой страх – всерьёз обеспокоилась. Со мной начали проводить успокаивающие беседы о том, что в темноте нет ничего страшного, всё это лишь мои детские фантазии. Пользы от этого не было никакой. Как я могу доверять этим разговорам, когда лично видел, как их самих подчинил страх, лишив сил и рассудка на долгое время. Дошло до того, что меня повели к некой знахарке. Этот визит врезался в мою память отчётливо, в особенности её вопрос:

– Чего ты боишься, сынок?

– Темноты, – ответил я.

– Не надо, – возразила старуха. – Можешь закрыть глаза и сказать, что видишь?

– Могу, – робко ответил я.

За закрытыми глазами я увидел кухню отчего дома, чёрного цвета вперемешку с серыми тенями. В углу стояло мусорное ведро, в котором что-то копошилось как центр моей паники, и что примечательно, потолок был усыпан мелкой разноцветной мозаикой. Сам не понимаю, почему такое привиделось, но было именно так. Выслушав меня, старуха безоговорочно поставила диагноз – страх в сердце ребёнка. После чего налила бутылку подслащённой воды и приказала некоторое время пить. И страхи уйдут. Не знаю, поверили родители ей или нет, но я был уверен – ничего она не выяснила и ничего не пройдёт. Мне в каком-то смысле стало даже легче от этого. Я сам для себя решил – никто, кроме меня, в этом деле не разберётся. Отложил этот вопрос в потайное место своего «я» с последующим решением. И стал переживать больше не за страх перед тьмой и что за ним скрывается, а за сохранность ключей от двери, где всё это хранится. Как говорится – «нет ничего более постоянного, чем временное».