Это был один из самых холодных моих дней. Всю дорогу я задавал себе один и тот же вопрос: почему она не пришла? Я не мог позвонить ей и узнать. Когда я перестал спрашивать себя, на меня напало чувство тоски. Поначалу я решил, что приболел. Обычных симптомов для этого не наблюдалось. Хандра меня не покидала. Одно угнетающее чувство сменялось другим. Потом всё заново, по кругу. Снова и снова. Я не осознавал происходящего.
Есть некто, кто всё знает. Этот некто даёт ценные советы без объяснений и подтверждений. Его никто не видел в лицо, не знает имени. Этот кто-то в лице мудрецов. Он бессмертен, Он среди нас. Он как голос народа, проживший не одно поколение. И почему-то я должен верить в эти целительные высказывания. Ведь Он тоже человек, не лишённый пороков. Например… Говорят – время лечит. В этот раз Он оказался прав. Прошло не так много времени прежде, чем меланхолия постепенно сошла на нет, оставляя после себя фантомное воспоминание. Через некоторое время я окончательно восстановился.
Как-то во время телефонного разговора моих родителей и тети, меня подозвали поговорить с сестрой, и я не удержался:
– Так почему же Ольга не пришла?
– Просто не смогла. Кстати, передавала тебе привет!
Мне, конечно, было приятно от переданного приветствия. Было ли оно на самом деле? Это не имело никакого значения. Оказывается, время не только лечит, а вырабатывает своего рода иммунитет.
Время шло, эмоции утихли после пережитых праздников. Что-то стало даже забываться. Такие впечатления всегда откладывались в отдельную комнату внутреннего «Я». В нём было подобие дома с множеством комнат, в которых могло храниться что угодно. От самой ничтожной мелочи до знаменательных событий, и стоят они дороже любого драгоценного металла. Там для каждого есть свое место. Всё это моё! Меня не удивляло такое построение внутреннего мира. Я не знал, каким он должен быть. Мой мир складывается под воздействием внешних обстоятельств – как положительных, так и отрицательных. Это живое пространство. Моя внутренняя природа. Повсюду множество дверей без надписей и нумераций. Они одинаковы и в то же время абсолютно разные. Я один знаю, что находится за каждой из них. Открыть, так же как и закрыть, могу только я. За исключением единственного помещения, в которое, как бы ни старался, не могу войти. Не знаю, что именно за этой дверью. Возможно, я ещё не готов увидеть, что там…

Войдя в одну из таких дверей, можно увидеть пейзаж значимого для меня места в реальную величину. Живого, с движущимися облаками, пролетающими птицами, запахом воздуха и ароматом цветущих растений. Даже одежду, прилегающую к моему телу, я буду ощущать в точности, как тогда, едва переступая порог. Это как отрезок фильма, сохраненный навсегда, с продолжительностью от нескольких секунд до нескольких часов, вращающийся по кругу. Это дорого.
Кого бы я ни спросил, каждый расскажет о своём уникальном внутреннем мире, богаче которого не сыскать. Наверно, так и есть. Правда, на просьбу описать его, человек смотрит озадаченным взглядом, как это? От неожиданного вопроса некоторые всё же пытаются что-то описать, начиная со слов:
– Понимаешь… он такой сложный. В общем, это непростая тема, не могу объяснить.
Согласен. Невозможно описать то, чего не видел, не знаешь, не ощущаешь. Я никого не хотел и не хочу обидеть. Я никогда не ставлю себя превыше других, чаще всего, происходит наоборот. Мне не нужно детальное описание или что-то личное. Я хочу слышать только правду. Есть ли на самом деле нечто большее? То значимое, что потрогать мы не можем, но что так важно для каждого из нас. Мне хотелось знать, нормально ли то, что происходит со мной. Есть ли в моём окружении те, у кого происходит так же, как у меня? Может, со мной что-то не так…?
Ясного ответа я не получал. Ни от сверстников, ни от людей постарше. Даже родители ничего об этом не говорили. С их стороны не было даже малейшего намека на существование внутреннего мира. В какой-то момент я подумал, а что если одноклассникам задавать эти вопросы слишком рано, а поколению постарше слишком поздно? Может, я живу не в первый раз? Или у меня окончательно «съезжает крыша»?! Что, если я постоянно возвращаюсь в одну и ту же точку и начинаю всё заново? Очевидно я этого не знаю, но я чувствую, что это повторяется не первый раз. И те повседневные вещи, которые происходят с другими, кажутся очень сложными и непонятными – для меня же просты и очевидны. Но взрослый человек мне скорее рассмеётся в лицо, чем поверит в правдивость моих слов. Ведь я намного младше, чем это принято.
Это меня беспокоит постоянно, независимо от возраста. Каждый раз сталкиваясь с размытыми ответами на эту тему, я так и не смог представить модель мира ни одного человека. Ни сейчас, ни потом. Я решил оставить всё как есть.
Когда мне исполнилось четырнадцать лет, появилась сестра. Рассуждать хорошо это или плохо – я не мог. Мама нейтрально отнеслась к пополнению, словно, так оно и должно быть. Возможно, навалившиеся заботы не давали свободного времени думать о себе. Отец, конечно, был рад. Помню, как он говорил о своём желании родить дочку. Как будет любить её. Обещал с её рождением бросить пить. Что её приход в этот мир сможет заглушить боль утраты моего брата, и всё наладится.
Я никогда не считал своего отца алкоголиком, но раз-другой он приходил домой сильно пьяный. Иногда он был в беспамятстве. Бывало, идти не мог так, что его друзья по застолью помогали добраться до дома. Зрелище не из приятных. Хорошо, если сразу ложился спать. Чаще всего начиналась грубая лекция для каждого из членов семьи. Провокационные вопросы с жутким матом. Были и такие недовольства, в которых кроме мата ничего не было. Я слышал это часто. Почему-то мне доставалось больше всего. Самый распространенный случай, когда я и мама смотрели телевизор, папа мог сказать следующее:
– Ну что? Сидите? – протяжным голосом, поплёвывая на пол, спрашивал он.
– Передачу смотрим… – равнодушно отвечала мама.
– Ну сидите… сидите… Смотрите мой телевизор. А я вот, пьяная скотина, пришёл… Никто не накормит. Не разденет, – продолжая плеваться на пол, говорил отец. – Я вас кормлю, одеваю. Твари неблагодарные!
– Успокойся и ложись спать! – на повышенных тонах отвечала мама.
– Ты вообще замолчи. Мать свою учи… Вон из моей квартиры!
– Эта наша общая квартира.
– Обойдётесь! А ты что? Скотина ушастая, сидишь тут? Помощничек. Думаешь, как бы к своим друзьям-ублюдкам побыстрее сбежать, – процеживал сквозь зубы отец. – Всем на меня наплевать! Я всё для вас, а вы…
Меня до сих пор интересует, что он имел виду под словом «всё»? И почему он всегда выражался «я вам не пьянь, не рвань»? Разве этого достаточно, чтобы быть отцом и примером? Для меня даже в таком раннем возрасте считалось это само собой полагающим. На кого я должен равняться, если то, что ты делаешь, в корне неправильно и это понятно даже ребёнку?
Это ещё далеко не самое обидное, что он мог позволить сказать нам. В этом состоянии он выражался как вздумается, без ограничений. Для меня это всегда было пыткой. Я никому ничего плохого не делал. В особенности родителям. За что такое отношение? Такое ощущение, что в этом состоянии он забывал притворяться и становился тем, кем являлся на самом деле. Страшно было не от унижений, а от понимания, с каким чудовищем я живу. Мне оставалось только молчать от страха и обиды в горле. Я с трудом сдерживал слёзы, за которые мне было почему-то стыдно… Меня в прямом смысле потряхивало от всего этого. Если я срывался и плакал – становилось легче. После этого ощущаешь себя безразличным, сломанным человеком. Чувствуешь себя полным дерьмом, бесполезным, отработанным. Возникал только один вопрос – зачем вы меня родили? Зачем я нужен? Я не понимал и уже не пойму. Но я точно знаю, что хладнокровно убивают самые близкие, мы всех их знаем в лицо.