— Да… Это было трудно, — снова улыбнулся Малфой, — но я понял. Только не могу другого понять… Зачем тебе это надо… Но это твои тараканы. И будь мы не здесь, я бы, наверное, сказал, что меня они не касаются. Но, учитывая ситуацию, это прозвучит ещё глупее, чем твои попытки высказаться.
— Раз ты такой умный, может, сам попробуешь её открыть?
— Зачем, если ты пытался? Лабиринт либо ещё достраивается, либо… Ты ещё не допёр до того, что это за испытание…
— Малфой. Я всё-таки настаиваю.
Он изящно поднялся и подошёл к резному полотну. Надавил на ручку, потянул и толкнул, потом попробовал магию. А потом просто вернулся на своё место.
— Откуда в тебе, Поттер, эти слова? О том, что сила внутри меня? Я никогда не думал, что услышу от тебя подобное. А услышав… Удивился.
Поттер подозревал, что у Малфоя на уме было что-то иное. Но лезть не стал.
— Ты себя просто в бою не видел. Там ты не Малфой. Не бывший Пожиратель. Не сын Люциуса. И даже не аврор. Там ты… Вихрь. Молния. Бомба. Там ты… Итан Хант и Дункан Маклауд. И Бонд. И кто угодно ещё. В бою ты… Сила. Вот. А про Маклауда фильм я тебе покажу. Это нечто…
Теперь Поттер читал лицо Малфоя. И это было тоже приятно. Потому что они друзья. Потому что Малфой бросился ему на помощь. Потому что он был тоже сломанным и изувеченным, но жить пытался. И у него получалось. Малфой был потрясающим, и почему-то сейчас Гарри казалось, что для него нет ничего невозможного. Что слово «верность» для него не пустой звук. Что он настоящий человек. И для многих самый настоящий герой. Для Ронни и его отца, например. И для Поттера он тоже стал героем.
Угол комнаты поглощал много света, но пока Поттер был занят попытками открыть дверь, он этого не замечал. Зато теперь, когда в центре внимания был Малфой и камин, это стало очевидно. Гарри приблизился к этому месту и рассмеялся. Он всё время стучал в закрытую дверь. Буквально. Когда она и не нужна была вовсе, потому что в углу комнаты был проход, ведущий куда-то ещё. Неширокий, но достаточный для того, чтобы спокойно перейти в другую комнату. Теперь аллегория «биться в закрытую дверь» заиграла для Старшего Аврора новыми красками. Он так долго смотрел только на очевидное и буквальное, что не видел шире.
— Малфой. Пойдём, — он протянул руку, и рядовой подошёл к нему, чтобы понять: куда, зачем. И только дойдя до самой руки, правда, так и не прикоснувшись к ней, он увидел другой выход.
— Всё ещё подозреваешь, что всё это ради меня?
— Важно другое, Малфой. Было ли это испытанием в принципе, или Путник ещё изучает нас?
— Думаю, скоро узнаем.
Всего несколько шагов по узкому коридору привели их в начало пути. Нет, не в комнату с камином. В темноту. И на этот раз светлее не становилось.
— Малфой, ты видишь хоть что-нибудь?
— Нет.
— И что дальше? Ждать?
— Поттер, ждать можно не так тесно…
— Ну, не то, чтобы я был сильно против, но это твои руки у меня на бёдрах, а не наоборот.
— Поттер, это шутка?!
— Конечно, шутка, я как-то не думал о том, чтобы ты…
— Поттер, я тебя не трогаю.
— Блядь!
— Не то… Пиздец.
— А мама знает, что ты такие слова говоришь?
— Мы с мамой уже лет пять не разговариваем, если тебе так уж интересно. Хотя мне интереснее, кто меня пытается поиметь…
— Т-ты… это серьёзно сейчас?
— Куда уж серьёзнее, что-то сейчас у меня в штанах…
Звуков здесь не было, только их голоса. Но даже шаги не были слышны.
— Ты можешь двигаться?
— В пределах трёх шагов. И я ума не приложу, что вообще происходит.
— Где ты чувствуешь прикосновения, Малфой?
— Поттер, ебать, ну к чему эти…
— Малфой?!
— На заднице, на задней поверхности бедра. Под коленом. И на предплечье правой руки. На боку. На шее. Почти на всём теле, в общем-то.
— Но они не носят тот самый характер, да? Я думаю, это места, где мы были ранены. Лоб, затылок, грудь, живот, правая нога вообще будто со всех сторон… Ты не думаешь, что это нас… типа лечит…
— Скорее сканирует… Чужую магию считывает… Но только не Метку! Поттер, гениальная догадка…
— Меня сейчас больше шокирует то, сколько ранений было у тебя… Всё тело?
— Я три года работал в Европе, Поттер, и ещё два у тебя. Ты же не думаешь, что я за столом сидел…
— Не понимаю, зачем это всё. У меня уже горит от этих касаний. Малфой… Малфой?!
Тишина Поттера просто убивала. Но Малфой не отзывался, а потом он и сам понял, почему. Он оказался в глубинах своей памяти. И сейчас переживал каждое своё ранение заново. В странной хронологии. Наверное, по степени ущерба, хотя логика Путника была странной. Сначала лёгкие. В основном школа Аврората, перо Амбридж, мелочи в Хогвартсе. Потом более серьёзные. И самым удивительным было то, что самое первое своё ранение — когда Волдеморт едва не убил его, оно было не самым серьёзным, что ли… И только потом до него дошло. Это не было связано с тем, насколько близко они подошли к смерти… Это было о том, что на него с Малфоем повлияло сильнее всего эмоционально.
— Что ты видел последним? — дрожащим голосом спросил Малфой, когда Гарри смог справиться с дыханием.
— Шею. Волчьи зубы… Сумасшедший маггл, который разводил диких зверей, как домашних питомцев на границе Хрустального леса. Я тогда…
Это было слишком глубокое. Слишком личное. Куда более личное, чем уход Джинни и его глобальное игнорирование друзей. Это было о самой его сути. Он тогда понял, что может убить любого в борьбе за свою жизнь. Понял, что это для него самая большая ценность. Он станет грудью за напарника, но в борьбе, в схватке… Он — монстр. Он — животное.
— Я тогда убил голыми руками. Чувствовал, как моя кровь толчками вытекает из горла, но всё равно сжимал чужую шею… А ты?
— А я последнее, Поттер. Последнее…
— Что это было за заклинание? Ну, серебро…
— Фамильное. Опасное. Но я почти отключался уже. А эту тварь нужно было добить…
— Научишь?
— Поттер, я могу научить заклинанию, но ты его никогда не сможешь использовать.
— Потому что я не чистокровный?
— По мнению некоторых учёных, ты чистокровный в первом поколении, потому что оба твоих родителя — маги. Это первое. Но ответ на твой вопрос в другом. Ты не Малфой. Вот и всё…
— Так, почему последнее ранение для тебя самое важное?
— Эмоционально оно отразилось сильнее всего. Как и твоё.
— Что ты видел последним, какой момент?
— Твоё Протего. Полупрозрачный щит и твоё лицо боковым зрением. А потом темнота. А ты?
— Мёртвые глаза. Малфой, ты понимаешь, зачем это всё?
— Хочу сказать, что да. Но что-то мешает. Значит, не совсем.
— Может, нужно что-то сделать? Сказать? Я ведь правильно понимаю, что нас отсюда никто не достанет, кроме нас самих? Этот Путник действует мне на нервы… И я есть хочу…
— А я пить. Но вряд ли мы с тобой сможем сделать что-то…
— Попросить?
— Кого, Мерлина?!
— Ты чувствуешь прикосновение?
— Да, Поттер. Твоё. К моей левой руке.
— А как ты отличил их?
— Отличил.
— Ты стал теплее… Это что-то значит?
— Увидим. Ты такой же горячий, каким и был. Обжигающий… Ты таким был с самого первого курса для меня. Реальным. Настоящим. И всегда очень горячим. Я тогда думал, что это потому, что в моих венах течёт другая кровь. И не понимал, в чём логика — если моя чистокровная холоднее, чем твоя… Ведь магии должно быть больше, а магия — это тепло… До самого конца не понимал…
— А сейчас?
— А сейчас знаю, что это был детский лепет. Поттер… Ты понял, почему твоё воспоминание именно то? Принял это переживание?
Гарри молчал.
— Поттер, это было не об ошибках, и не о недостатках. Посланник смотрел наши реакции, на боль и на то, какие мы в реальном мире. Но не только.
— Не о недостатках? Оно мне показало, что я монстр! Я ещё тогда это осознал, на холодной листве в лесу!
— Потому что выжил? — Поттеру показалось, что он точно знает, видит внутри своей головы, с каким выражением лица Малфой это спросил.
