— Миссис Харрис, — жёстко начал он, — вы когда-нибудь изменяли своему мужу? Обратите внимание, как сжались жевательные мышцы моей помощницы на этом семинаре? Видите, как напряглись скулы? Это говорит о том, что объект испытывает сильную эмоцию. Это не стыд, но и не праведный гнев, а скорее неприятие темы, которой вы коснулись в допросе. И это может означать как то, что вы на верном пути, так и то, что эмоционально объект не стабилен, но пытается сотрудничать. В нашем случае мы предполагаем, что допрашиваем невиновную свидетельницу преступления, но ведём классический аврорский горячий след. Учитываем эту реакцию и задаём следующий вопрос: — Ваш муж обладал некоторым влиянием при жизни. Наблюдали ли вы когда-нибудь его агрессивные действия сексуального характера? Вот, видите, это уже растерянность и некоторая вина. Не связанная с самим преступлением, иначе она была бы очевидна с самого начала допроса. Появление новой эмоции всегда говорит о связи с временным промежутком, о которым идёт речь… Продолжаем. Миссис Харрис, делал ли ваш муж скабрезные предложения нижеподчинённым ему коллегам или людям, от мнения вашего мужа о которых могла измениться их карьера или положение в обществе? Это может быть не физическая агрессия, а намёки, моральное давление, домогательства?.. Господа, мы видим, что объект закрылся и испытывает некоторый страх. В реальном деле и реальных обстоятельствах я мог бы сделать вывод о том, что объект сам мог быть жертвой таких действий, если бы не некоторые тонкости — а именно сдерживаемая ярость. Румянец на щеках, чуть прищуренные глаза, плотно сомкнутые губы — миссис Харрис явно не нравится то, что здесь происходит. А если к этому добавить чуть порозовевшие уши, то я бы в отношении настоящего подозреваемого или свидетеля сделал вывод, что стыд, злость и страх, испытываемые ею на допросе, говорят о её личном участии в подобных действиях. Миссис Харрис, благодарю за помощь. Итак!
А дальше он описал подробнее всё, что видел, и все, каждый, даже бабуля-сквиб поняли, что Аманда Харрис — сексуальная хищница, которая не только намёками, но и действиями доминирует над мужчинами. Включая мужа, раз уж Малфой упомянул, что такое поведение всегда распространяется из домашнего уклада. И если дома могут быть ограничения в виде детей или других членов семьи, то вне стен родного гнезда эти черты проявляются куда сильнее. В данном случае компенсация недостатка доминирования над мужем или женой не имеет смысла, потому что власть такого абъюзивного человека дома проявляется сильнее всего.
Он никак больше не говорил о женщине, не приводил в пример её. Только лекция, без практической демонстрации. Зато его фразы, типа «резкий поворот головы к допрашивающему, свидетельствует о том, что… а вот поворот в обратную сторону, о том, что…» говорили за него. И естественно слушатели делали выводы о том, как вела себя уважаемый наблюдатель министерства. А Поттер готов был аплодировать стоя, вытирая слёзы истерического смеха, вместе с этим понимая, что этот выверт может стоить Малфою места работы.
— Ты отстоял мою честь, Малфой… Это так мило…
— Мне требовалось хоть какое-то удовлетворение от этого цирка.
Этот ответ задел Поттера. Заставил нервничать, заставил думать о том, что происходит, с каким-то странным предчувствием, что он всё ещё слепой котёнок, что не видит важного прямо перед собой. Потому что мысленно Малфой готовился произнести фразу «Ничего личного, Поттер…» Но потом что-то случилось, изменилось, будто заболело или запуталось в его голове, и он не произнёс её в слух. Гарри тут же почувствовал себя так, будто подслушал, некрасиво влез в чужую душу и подсмотрел что-то, что ему видеть было нельзя. Он снял заклинание. А когда Малфой понял, что оно действовало всё это время, что он так глупо упустил настолько важный момент… После этого он превратился в чужого Малфоя. Оставив Поттера с миллионом мыслей, сомнений и тотальным непониманием ситуации.
— Томас, хвостатая горгулья тебе в тёщи, ты куда руки тянешь?! Тоже хочешь со шпагой потанцевать?! — вопль Линга раздался эхом из-за угла.
— Это же цветочки, — пробасил мужчина, — красивые…
— Это не цветочки, — подал голос Малфой, — это половые органы деревьев, по которым ты идёшь, дубина!
Земля, и правда, была бугристая и немного скользкая, несмотря на сухую погоду. И Томас подпрыгнул так высоко от понимания, что только что чуть не взялся за член дерева, что все ребята заржали совершенно неприлично. Атмосфера была жуткая, чем дальше они отходили от ворот, тем темнее становилось, хотя до заката ещё было полдня. Смех сработал как защитная реакция, и авроры немного расслабились.
Поттер же наоборот оглянулся. Ему показалось, что он спустился вниз на одну ступеньку, хотя дорога к дому была абсолютно прямой. Он присмотрелся к подложке на земле, и снова у него возникло ощущение, что мир вокруг поднялся выше. Он интуитивно поднял голову, пытаясь проследить, где именно это ощущение появилось, напрягая зрение и стараясь найти горизонт, и в этот момент Малфой сильно толкнул Макгаррета вперёд, а сам накрыл их с Поттером каким-то куполом. Секундой позже всё померкло.
— Блядь, Поттер. Ну почему ты такой идиот… Ну неужели, если ты что-то почувствовал, нельзя было сразу мне сказать? Надо было самому всё пытаться решить?
— Да я споткнулся просто, уже потом понял, что что-то не так… А что я, по-твоему, пытался решить? — спросил Поттер в полной темноте. Они стояли, не двигались никуда, будто и не сходили с того места, где были только что, однако Старший Аврор был уверен, что они оказались под землёй.
— Ты увидел вход, и не смог пройти мимо! Как всегда!
— Малфой, ебучая ива тебе в зад, какого хрена?! Какой вход? Куда я вошёл по-твоему, если стоял на месте?! И как ты оказался рядом? Кстати, охуенно, что ты снова со мной разговариваешь! Только давай в следующий раз не будем ждать… А чего мы сейчас дождались?
Он попытался использовать Люмос, но ничего не вышло.
— Подожди, Поттер. Просто подожди. Сейчас мы всё увидим. Этому месту нужно какое-то время, чтобы нас прочитать.
— Малфой! Ебать-копать! Что! За! Место?!
Эхо неожиданно долбануло по ушам. Это было новым.
— Это, Поттер, Лабиринт.
— Опять? Я свой прошлый ещё в кошмарах вижу…
— Нет, Поттер, этот другой. Его создал не волшебник. Его создал родовой камень. Магия сама, если тебе так понятнее.
— Я не полный идиот, Малфой. А в мэноре тоже такой есть?
— Будет, когда род прервётся… Спустя несколько веков. Это Лабиринт Посланника. Я надеюсь, мой отчёт попал к Гермионе после нашего осмотра?
Тишина была разрывающей барабанные перепонки.
— Поттер?
— Я не знаю. Не знаю, где тот твой отчёт… Надеюсь, что да, он у Гермионы…
— Ладушки. Прекрасно. Отлично. Блядь.
— Ты больше ничего не скажешь? Стоило всё-таки взять у меня курс матерного языка, по дружбе я бы бесплатно провёл пару уроков…
— Очень смешно. Юморок у тебя под стать этому месту.
Стало немного светлее. Всё равно ничего разглядеть было нельзя. Только очертания стен и Малфоя рядом. Он стоял лицом к Гарри, и когда тот протянул руку, чтобы понять, из чего стены сделаны, получил по ладони резкий шлепок.
— Не трогай ничего. Нужно просто ждать.
— Долго?
— Не знаю. Я впервые в таком месте.
Стены словно разошлись вдаль, стало немного просторнее. Малфой вытянул руку вперёд, будто пытаясь дотронуться до лица Поттера, но его ладонь неожиданно засветилась.
— Ясно. Ладно. Дай мне подумать.
По лицу Малфоя было понятно, что он очень напряжён. Страха не было. Было много мыслей и какая-то жуткая, тянущая, убивающая тоска. Он уселся на пол, положил рядом палочку и прикрыл глаза. Сколько он так просидел, пока у Поттера не закончилось терпение, никто из них не отметил. Но Старший Аврор в конце концов тоже опустился на каменный узор, чем-то смутно знакомый, и уставился на лицо рядового. Оно было уставшим. Тяжёлым. Поттер таким Малфоя не видел никогда. А ещё молчание будто сматывалось в металлическую катушку, и казалось, что ещё немного, и по ней начнёт бегать электрический разряд в попытке хоть как-то выразить скопившееся напряжение.
