Стилински сорвался в настоящую истерику, но реакция Хейла словно по щелчку пальцев вернула его в момент.
— Странно. Из всего, что ты назвал, я не услышал заключение доктора Диттона. А так, всё, вроде, верно.
— И чего я не назвал? — Стайлз будто только что вошёл в комнату, будто случайно оказался здесь, и подхватил беседу с того момента, как услышал последний комментарий…
— Того, что у меня ошибочные представления о том, что значит быть счастливым. Он назвал меня несчастным человеком, если коротко. Только вот, — Хейл поднял взгляд, и он прожигал своим холодом и сомнением, — какого хера тебе есть до этого дело? И откуда ты всё это знаешь?
— Талант у меня — людей насквозь видеть, — дерзко вздёрнув нос, ответил Стилински, а потом допил залпом остатки виски и поднялся с дивана. — Не нажрись сегодня, завтра Питер после обеда будет ждать твоего отчёта. Я тебя не смогу прикрыть в очередной раз. Иначе он найдёт подтверждение своим подозрениям. Спасибо за угощение.
Он салютовал пустым бокалом, а через минуту в комнате с кинотеатром послышался переливистый звон лифта. Стайлз сбежал.
========== Случайные откровения ==========
Комментарий к Случайные откровения
И ещё одна мелодия: “Lovefool. Twocollors”
https://www.youtube.com/watch?v=hcI0FfW0MXU&ab_channel=twocolorsVEVO
Дерек поёжился от очередного порыва ветра. Он стоял недалеко от входа в клуб, где скрылся его помощник уже с полчаса назад. Непонятное желание проследить за Стилински сейчас казалось диким.
— Ты знаешь, что я не могу. Ты всё всегда знал. Что эти отношения только на время…
Голос из-за угла был низким, грубым, но Хейл слышал и печаль. Кто бы ни говорил это, он явно был расстроен.
— Я знал. Ты прав, я знал. Но не представлял даже, что ты можешь так к себе относиться. Ты не вещь. Он тобой не владеет…
— О, нет. Он просто меня имеет каждую ночь. И даже чаще! — вот это было уже отчаяние.
— Вот зачем ты так… То, что он имеет доступ к твоему телу, не говорит о том, что он владеет твоей душой. Я люблю тебя. Да, я люблю тебя, и мне плевать, что ты запретил мне говорить об этом! У меня нет таких денег. Нет тех связей, что у него. Но мы бы справились, если бы ты дал нам шанс. Я могу продать дом, Джес всё равно не претендует на него после развода. Ты знаешь, на что я готов ради тебя. Но ты… Ты просто трус. И дело не в том, что ты снизу. А в том, что ты никогда не осмелишься мечтать! Никогда не захочешь выбраться из этого дна! Но настанет момент, когда ему понравится кто-то другой. Или когда он сломает тебя настолько, что ему станет не интересно. И тогда ты потеряешь всё! — тяжёлый вздох на секунду показался всхлипом, но следующая фраза дала понять, что это не так. — Я знаю, что ты никогда не ответишь мне. Но я люблю тебя. И, наверное, лучшее, что я могу для тебя сделать — это оставить. Смотреть, как ты унижаешься, как с каждым днём потухает твой взгляд… Ты позволил нам несколько ночей, и я даже не уверен, подарок это или проклятие. Я видел, как ты таешь со мной, как ты живёшь, как ты дышишь со мной. И я думал… Надеялся… Но… Ты прав. Это всё.
Послышались шаги, потом звуки словно поглотил вакуум, а дальше Дерек уже не мог ошибиться — мужчина, который всё ещё стоял за углом, заплакал. О да. Классика «Горбатой горы». Хотя Хейл не смотрел этот фильм.
Однако его удивили. Прошло долгие десять вздохов, пока Дерек решал, войти ему вслед за своим помощником в клуб, чтобы всё же проследить за ним как следует, или поехать домой, потому что всё это казалось ему всё более ненормальным, когда из-за угла вышел тот самый мужчина, оказавшийся выше Хейла и шире в плечах, и едва не вписался в притаившегося «детектива». Хотя сейчас Дерек скорее чувствовал себя придурком. Флёр подозрительности и сомнений рассеялся, и стало совсем бессмысленно что-то воображать из себя. Что мог узнать он из этой слежки? И так ли это странно — что к нему проявил внимание и участие хороший по сути человек… Из всего, что Дерек узнал о Просто Эм, выходило, что он добрый, отзывчивый и честный парень. А он…
— Эй, ты меня слышишь? — в своих размышлениях Хейл немного увяз. Оказалось, что к нему обратились, но он этого совсем не слышал.
— Что, простите?
— Говорю, актив или пассив?
Выражение ужаса на лице Дерека было таким глубоким и искренним, что мужчина рассмеялся.
— Да шучу я… Выпить хочешь? Мне не помешает… Или брезгуешь сюда заходить?
— Сюда? — глупо переспросил Дерек, указывая на вход в клуб.
— Сюда… Тут больше некуда.
— А пойдём… Мне тоже… Не помешает…
Так он и оказался в гей-клубе с неочевидным названием, куда поехал Стилински сразу после того, как минут десять сидел на парапете недалеко от входа в дом Дерека. Парня он так и не увидел пока, но через какое-то время это стало не важно. Беседа поглотила его.
А началась она странно.
Они с новым знакомым, имени которого Дерек так и не спросил, сели за барную стойку. Вообще-то внутри клуб оказался вполне обычным на первый взгляд. Только общество было сугубо мужское. Однако раздетых пидоров, разукрашенных и одетых в розовые рубашки недомужиков здесь не было. В основном все общались или выпивали вполне культурно.
— Он со мной, — буркнул мужчина, когда к Хейлу попробовал подойти один из гостей.
— Что?!
— Да расслабься. Я — выпить. Ты — тоже. А это, чтоб не отвлекали.
Ещё минут десять они сидели молча.
— Джок.
— Дерек.
— Мг.
Ещё пара бокалов прошла в тишине. Относительной. Музыка стала громче, но никого из них это не беспокоило.
— Я пидорас.
— Это каминг-аут? — с сарказмом спросил Хейл.
— Нет, это статус по жизни. Проебал я того, кто дорог… Проебал и буквально, и образно. А самое паршивое, что знаю, что сделал правильно, а как дальше быть… Не знаю. Как вернуться, не знаю.
— К нему?
— Нет. Туда, где должен спать. Если через два часа не соображу как, будет мне пиздец. А сил, чтобы снова эту рожу увидеть, просто нет.
— Так зачем возвращаться? Если нет достаточной причины?
— Причина есть. Сил нет.
После этой недоисповеди ещё полчаса прошли в тишине. А потом Джока понесло. И за всё время его рассказа Дерек ни разу не задумался о том, что этот человек говорит о своей гомосексуальной жизни. Он говорил о больном и печальном. О циничном и прозаичном. И такое произойти могло с кем угодно. Невзирая на половую принадлежность.
Ещё со времён практики в университете на него положил глаз один богатый джентльмен. Однако пять лет после выпуска парню удавалось избегать этого внимания. А потом заболела мать. Сильно. Под гнетом долгов и болезни жены скончался отец. И вопрос заработка стал крайне актуален. Тогда-то и получил Джок предложение, от которого не смог отказаться. Он продался тому толстосуму за шанс выжить для своей матери. И жить с ним в качестве постельной игрушки, даже несмотря на постоянные унижения, и физические, и моральные, было вполне выносимо. А потом он влюбился. В обычного парня. С хорошей должностью, хорошей жизнью, семьёй. И ничего не было. Долго. Почти год они просто смотрели, просто аккуратно общались. Оба понимали, кто Джок для этого богатого джентльмена, — он показательно выводил свою игрушку в свет, и смотреть на это было противно почти всем, кто понимал подоплёку. А потом… Его любимый человек сказал, что разводится. Сказал, что не может обманывать хорошую женщину. Ещё какое-то время они ходили вокруг да около, но в конце концов Джок сдался. Так хотелось почувствовать себя человеком, нормальным, обычным. Они виделись по работе часто, его мужчина работал с партнёрами того богача, и в какой-то момент…
Однако, познав ощущение простого человеческого счастья, возвращаться в свою ненормальную жизнь стало совсем невозможно. А ещё и любимый подливал масло в огонь. Но операция матери, очередная, и, скорее всего, не последняя, приближалась, и цена её жизни была определена. Джок не мог больше. Не мог, но решающим стало не это. Его невозможная любовь стала бы могилой для того, кто был дорог. Прежде всего потому, что он не был открытым геем, и его карьера могла сильно пошатнуться, если откроется этот факт в связи с Джоком. Да и семья от него отвернётся. Жена приняла этот факт, не сразу, но приняла и даже поддержала. А вот родители и братья… Они бы не поняли. Но тот готов был пойти на эти риски. Готов был поставить по удар и карьеру, и отношения с семьёй. Джок не был. Не был готов рисковать его жизнью. И жизнью своей мамы тоже. А о своей жизни он не особенно задумывался. Без него этой жизни словно и не было совсем.